Да едят бедные и насыщаются.
Пс. 21:27
МИЛОСЕРДНЫЕ ДЕТИ МИЛОСЕРДНЫХ ОТЦОВ
Так именовали себя евреи еще в древности. Милосердие вменялось
им в обязанность религиозным законом, передавалось по наследству от милосердных
отцов. Благотворительность, общественная и индивидуальная, была повсеместной
и поголовной. И богатые и бедные принимали в ней участие, каждый - по мере
сил. Отдавали не только деньги, а и силы, время, душевное тепло. Окончательно
упраздненная в 1930-е годы легальная благотворительность стала подпольной
и почти исключительно индивидуальной. Мы мало знаем о хранителях традиций
милосердия в советские десятилетия. Трудно найти свидетелей, потенциальных
рассказчиков. “Иных уж нет, а те - далече”.
Я расспрашивала многих, все называли имя Гедалье Печерского,
и по крупицам удалось собрать сведения о том, чем ленинградская община
обязана этому человеку, который был габэ (старостой общины) в самое тяжелое
и опасное время. Он организовал вывоз и захоронение штабелей (!) трупов,
скопившихся во дворе и вестибюле синагоги зимой 1941 - 1942 г., в 1950-е
годы на свои деньги осуществил ремонт синагоги. Он материально помогал
женам евреев, репрессированных в конце 1940-х - начале 1950-х г., он участвовал
в “проекте” снабжения стариков-евреев, соблюдающих кашрут, продуктовыми
подарками к праздникам. Как это делалось, я расскажу ниже. И еще мне удалось
познакомиться с Менделем Ильичом Б., который считает, что обязан Печерскому
самой жизнью своей. От него же я получила фотографию семьи Печерских.
Гедалье (Геннадий Рувимович) Печерский родился в 1901 году
в Белоруссии, в м. Бабиновичи Могилевской губернии. Семья перебралась в
Ленинград на рубеже 1920 - 1930-х годов. Сперва поселились в Малой Вишере.
Г.Печерский работал первое время в Облпотребсоюзе, позже закончил школу
зубных техников-протезизстов. Его братья тоже стали протезистами. Г.Печерский
работал в стоматологической поликлинике у Ланской, в своей квартире на
Разъезжей улице, д.9 тоже принимал клиентов. Он был очень хорошим специалистом,
прекрасно зарабатывал и много тратил на благотворительность. По общему
мнению он был глубоко порядочным, добрым, честным и принципиальным человеком.
Рассказывает М.И.Б, который родился в 1929 г. В Ленинграде. Незадолго до
этого его родители приехали из Невеля. М.И. был первенцем, к началу войны
в семье уже было четверо детей. В ноябре 1941 г. Родилась еще девочка.
Отец погиб осенью 1941 г., и пришлось мальчику Менделю в неполные 12 лет
взять на себя обязанности главы семьи. Ноша была непосильной, и он скоро
свалился. Буквально не мог держаться на ногах - вставал с постели и сразу
же падал. Вот тут Печерский и вмешался в ситуацию. Менделя и его брата
Абу он определил в больницу рядом с синагогой. Помог матери с младшими
детьми пережить зиму. Аба вскоре поправился и вернулся домой, а Мендель
с тяжелой формой дистрофии провел в больнице несколько месяцев. Печерский
его регулярно навещал и подкармливал - без этого Мендель бы не выжил. В
начале апреля мальчика эвакуировали с детским домом в Краснодарский край.
Детей привезли в станицу Лабинская в начале мая 1942 г., а в июне Северный
Кавказ был оккупирован немецкой армией. Зная, что ждет евреев, Мендель,
взяв с собой 10-летнего Хаима, ушел ночью из Лабинской. Об опасных скитаниях
двух еврейских мальчиков по Кубани, Чечне, Ставрополью можно рассказывать
долго. Они придумали себе новые имена и “легенды”. С приходом Красной Армии
Мендель получил метрику, а впоследствии и паспорт с выдуманными им данными.
Он так и остался на Северном Кавказе - на письма в Ленинград и Самарканд,
куда эвакуировалась мать с младшими детьми, никто не отвечал. В 1951 г.,
ненадолго попав в Ленинград, Мендель разыскал дядю и узнал, что его семья
по подложным документам польских евреев выбралась на Запад.
Только в 1955 г., после армии, Мендель вернулся в Ленинград
окончательно. Первым, кого увидел, прибежав в день приезда в синагогу,
был Печерский. Они обрадовались друг другу, и Печерский немедленно потащил
юношу к себе домой, устроил его жить к вдове своего брата, и вскоре нашел
ему невесту, дочь шойхета из Бобруйска. В 1956 г. Поставили хупу, в 1957
г. Печерский был у него сандеком (посаженным отцом) на обрезании сына.
Мендель считает, что Печерскому он обязан всем - своим счастьем и самой
жизнью.
С болью Мендель Ильич вспоминает о тяжелой обстановке в синагоге
в послевоенное десятилетие, о давлении, которое оказывали на Печерского
“органы”. У него было много врагов - он не выносил людей нечистых на руку,
стукачей, не хотел выполнять инструкций Уполномоченного по делам религий.
Кроме того, Гедалье Печерский принимал у себя дома работников израильского
посольства. Видимо все разговоры подслушивались. Печерского арестовали
и судили в 1961 г. в Городском суде на Фонтанке. В вину ему вменялись сионистские
пристрастия и еврейский национализм. Печерский на суде держался, по рассказам
тех, кто был допущен в зал, очень достойно. Говорил, что всегда ощущал
себя защитником евреев и в этом видел свое предназначение. Приговор был
суровым - 12 лет заключения. Из них он отсидел 7 лет. В 1968 г. Уже участвовал
в хлопотах о предоставлении общине, в связи с закрытием Еврейского кладбища,
участка для захоронений на соседнем кладбище “Памяти жертв 9 января”. Он
успел похоронить на Еврейском кладбище в самом конце 1968 г., “под занавес”,
несколько ортодоксальных евреев, среди них Исаака Иоселевича. Добился (ездил
в Москву) снятия тогдашнего Ленинградского Уполномоченного по делам религий.
Не хотел заискивать перед негодяем, исполнять его инструкции.
В самом начале 1970-х годов семья Печерских уехала в Израиль:
Гедалье с женой Полиной и семья их дочери Ривки. К этому времени Ривка
уже была замужем. А Мишенька, которого мы видим на фотографии 1945 г.,
умер ребенком и похоронен у стены кладбищенской синагоги. Лет 8 - 9 назад
Ривка приезжала в Ленинград - Мендель Ильич встретил ее в Большой хоральной
синагоге. Родителей ее, конечно, нет в живых, дочь замужем. В Израиле Гедалье
Печерского чтут - его именем названа одна из улиц Тель-Авива. А здесь даже
его имя помнят уже немногие.
Еще одну историю, связанную с Печерским, мне рассказал М.С.Беллер. Но сперва несколько слов о семействе Беллеров. Дед М.С., р. Лейб Беллер владел в Житковичах (Белоруссия) небольшой брючной мастерской. В канун праздника или Субботы реб Лейб садился в собственную бричку, объезжал дальние хутора и деревни, куда судьба забрасывала евреев-одиночек, вез их к себе домой и сажал за праздничный стол. Отец М.С., р. Шимон Беллер, владел небольшим дегтярным заводиком. Позже, потеряв его, он приехал с семьей в Ленинград и поступил в Облпотребсоюз. Здесь он и познакомился с Гедалье Печерским. Михаил Семенович плохо помнит предвоенные годы. Когда мать с детьми вернулась из эвакуации в Ленинград, он возобновил учебу в школе. В 1945 г. Закончил 10 классов и поступил в ЛИИЖТ. А отец, как и до войны, был заготовителем кож, дубильных веществ и пр., т.е. продолжал работать в Облпотребсоюзе. Поэтому он хорошо знал деревни Ленинградской области и стал главным исполнителем “проекта”, задуманного им совместно с Печерским. По меньшей мере, трижды в год - на Хануку, Песах и осенние праздники - р. Шимон Беллер привозил из окрестных деревень живых кур, шойхет делал свое дело, а затем за работу брались женщины: жена р. Шимона, ее сестра, иногда приходилось приглашать помощницу. Они ощипывали кур, вытапливали жир, готовили запеканку из картофеля с куриным мясом. При том, что кур было штук 25 - 30, работа эта была не маленькая и делалась в кухне коммунальной квартиры, где жили Беллеры. На бутылки с куриным жиром рабби Лубанов ставил печать “Кашер”. Мать варила компот из чернослива. Его разливали по банкам. И тут наступала очередь молодых людей. Студент Миша Беллер, двое его приятелей - сокурсников, наверно, и другие (неизвестные им) молодые люди - получали по 3 - 4 адреса каждый и развозили бутылки с жиром, запеканку и компот по этим адресам. Там жили обычно одинокие старики, и М.Беллер помнит до сих пор убогую обстановку их комнат.
Каждой такой операции предшествовала подготовительная стадия. Заранее, за 2 месяца до очередного праздника, на деньги, полученные от Печерского, А.Р.Лубанова, и на свои “капиталы” (в семье было четверо детей) р. Шимон Беллер закупал корм для кур и вез его к заранее намеченным, хорошо знакомым ему крестьянам. Оставлял им аванс, а окончательный расчет происходил, когда он забирал кур. Иногда кур было больше обычного, приходилось брать с собой помощника. В 1949 г. Миша Беллер закончил институт и на много лет уехал из Ленинграда: его специальностью было строительство мостов и тоннелей. Кто-то вместо него развозил праздничные подарки. Все это делалось в обстановке глубокой секретности. Ни разу юноши не получали повторно те же адреса - каждый раз они попадали в новые места, а старые адреса надо было выбросить из памяти. Такой строгой была конспирация, как будто они везли не бутылки с куриным жиром и запеканку, а оружие. Адреса Печерский сообщал отцу, а отец - уже им. Так же, тайком, собирались тогда евреи на праздничный пасхальный седер, конспиративно ставились хупы, делался брис. Это объяснялось страхом, что в институтах, где учились дети, или на работе у старших узнают о религиозной стороне их жизни, что могло повлиять на учебу, на карьеру. Меры предосторожности не были лишними. Приезжая в отпуска домой, М.С. узнавал о новых увольнениях, арестах, процессах. Узнал и о суде над Печерским.
От милосердных отцов своих М.С.Беллер унаследовал желание и потребность помогать тем, кто в этом нуждается. Выйдя на пенсию, он обнаружил вокруг себя много таких людей. Вокруг него составился целый кружок пожилых евреев, которых он опекает. Их около двадцати человек. К одним он приходит, чтобы отвлечь от тяжелых дум, почитать газету, что-то рассказать, другим помогает добраться до синагоги, третьих навещает в больнице. Он стал волонтером Хэсэда - проводит там два дня в неделю в незаметных, но важных делах: списки, телефонные звонки и пр., не оставляя “опеки” над своими стариками. У него беспокойное сердце - он все время обдумывает, как уменьшить непроизводительные затраты времени и денег, как улучшить положение волонтеров (он считает их труд недооцененным). Он теребит руководителей Хэсэда, недоволен, что его предложения, его критика не встречают должного отклика. Он болеет душой за дело благотворительности, за нуждающихся в помощи людей, как в свое время болели душой его отец, Гедалье Печерский и многие достойные члены ленинградской еврейской общины. Я хочу присоединиться е предложению М.С.Беллера: давайте установим в вестибюле синагоги мраморную доску с именами самых достойных членов общины, ее организаторов и благотворителей, и среди них пусть будет имя Гедалье Печерского. А от себя хочу попросить тех, кто может что-то рассказать о Печерском, имеет его фотографии, связаться со мной через редакцию.
Е. Шейнман