"Народ мой" №12 (209) 30.06.1999
ДАВИД ГОЛОЩЕКИН. СКРИПКА. ДЖАЗ...
Удивительное сочетание еврейского имени и русской фамилии, музыкального инструмента и вида музыкального искусства, которому этот древний классический инструмент никак вроде бы не соответствует. Но все перечисленные несоответствия - кажущиеся, потому что скрипач-джазист Давид Голощекин успешно опровергает их всей своей жизнью.
В общем и целом опровергает успешно, но в частностях - с немалыми препятствиями. Особенно много их набиралось в былые времена. “Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь!”. Эти крылатые слова хорошо знакомы каждому советскому человеку в возрасте за сорок. Сейчас Давид Голощекин - художественный руководитель С.-Петербургской джазовой филармонии (кстати, единственного в мире музыкального заведения такого рода). Но и тридцать, и двадцать, и даже десять лет назад он считался диссидентом от музыки, нарушителем спокойствия и благостности, царящих в советской музыкальной культуре. Он играл на скрипке и еще на десятке традиционно джазовых и неджазовых инструментов в полутемных клубах по окраинам северной столицы, на полулегальных студенческих сходках, в других аналогичных, малоприспособленных для музыки местах. Однако благодарней той аудитории, которая на перекладных, часами трясясь в трамваях и раздрызганных окраинных автобусах по ночному Ленинграду, собиралась на его концертах, трудно отыскать. Залы до предела заполняла исключительно интеллигентная, понимающая публика, для нее концерты Голощекина во многих смыслах были тем самым глотком свободы, о котором писал Булат Окуджава. Для Голощекина Питер - органичная “среда обитания”. На его сказочном облике с поднимающимися и опускающимися мостами, с фантастическими белыми ночами, с огромной массой воды, входящей в жизнь города как определяющий элемент пейзажа и быта, лежит отчетливый импрессионистский отпечаток. Здесь работает чувство, впечатление, лежащие в основе импровизации. В том числе импровизации джазовой, составляющей основу этого вида музыкального искусства.
Коренной питерец Голощекин родился в Москве, потому что шел тогда 1944 год, и родители будущего музыканта жили в столице - родном городе матери. Блокаду сняли, Давид в возрасте шести месяцев был привезен в Ленинград, где и живет по сей день.
Музыкантов в семье Голощекиных не было. Отец работал на “Ленфильме” директором картин. Мать по профессии балерина, но из-за травмы ноги почти не выходила на сцену, сидела дома и воспитывала сына. Когда Давиду исполнилось шесть лет, она отвела его в музыкальную школу при консерватории на экзамен. Мальчик хорошо пел, очень точно повторяя все, что слышал по радио - из черной тарелки на сцене. В ту пору это был практически единственный источник музыкальной информации. Но, несмотря на вокальные таланты, Давида определили в класс скрипки. “И я стал скрипеть на ней, действуя на нервы окружающим”.
По воскресеньям Давид всегда ходил с папой в гости к бабушке и тете, которые жили вместе. У тети был патефон и большая коллекция пластинок - естественно с музыкой советских композиторов. Пока папа пил чай со своей мамой и сестрой, Давид страшно скучал и слонялся по квартире, потому что в чужой двор его не выпускали из-за “плохих мальчишек”. И наступил день, когда он вдруг обнаружил патефон. Тетя обрадовалась и поставила пластинку, чтобы племянник дал взрослым посидеть спокойно.
Старая патефонная пластинка стала для Давида откровением. Как только запел Утесов в сопровождении своего “Диксиленда”, Давид понял: вот оно, то, что ему хотелось бы играть. Наклеенные на пластинки белые бумажки с надписями типа “Солнце зашло за угол”, исп. орк. на англ. яз.” завораживали. Это были какие-то знаки, послания из нереального, прекрасного мира мечты, где все красиво, где люди счастливы безмерно. Кружилась пластинка, кружились волшебные слова на круглой наклейке. “Эта музыка сводила меня с ума”. И когда со второго класса Давид начал заниматься на фортепиано, он повторял на нем все, что слышал на теткиных пластинках. В итоге патефон вместе с пластинками, конечно, перекочевал домой к Давиду, и он стал рьяно пополнять коллекцию.
“Такая музыка тогда называлась эстрадной, хотя на самом деле она была нашпигована джазовыми элементами. Джаз едва-едва проникал в нашу страну, и я старался играть все, что слышал. От родителей и преподавателей свое пристрастие я скрывал, так как само слово “джаз” было как бы запретным. Во всяком случае, обозначало оно нечто нехорошее, почти преступное”.
Но джаз сам настойчиво входил в жизнь Давида Голощекина. Первым живым оркестром, который он вообще услышал и увидел в жизни, был оркестр под управлением Олега Лундстрема. Как-то мама взяла его с собой на концерт. Правда, из джазовых вещей Лундстрем играл только Гленна Миллера. Но и этого было достаточно для того, чтобы очаровать мальчика окончательно.
После окончания музыкальной школы Давид сразу стал работать. У него обнаружилась уникальная способность играть на разных инструментах, и его пригласили в знаменитый в то время оркестр Иосифа Вайнштейна в качестве пианиста. “Оркестр Вайнштейна был моей джазовой консерваторией. В нем работали великолепные музыканты, энтузиасты, одареннейшие люди, имена которых вошли в историю отечественного джаза, такие, как, например, Геннадий Гольштейн и Константин Носов”.
В 1968 году Голощекин основал собственный оркестр. В нем играли 5 - 6 человек. Недавно оркестру исполнилось 30 лет...
Как только Давид Голощекин легализовал свою полную и бесповоротную принадлежность к искусству джаза, у него начались проблемы с советской властью. Ей не нравилось, что он исполняет музыку “загнивающего капитализма”. Времена Утесова давно прошли. Давида таскали в парткомы и горкомы, с ним вели бесконечные душеспасительные беседы “миссионеры” из КГБ. “Ну ладно, играйте джаз, если вам так уж хочется, - великодушно разрешали они. - Но хотя бы советский, а не американский!”.
Искусствоведы в штатском знали, что делали. Они не выпускали Голощекина за границу, где он рано стал известен. Давид с его оркестром был своеобразной достопримечательностью Ленинграда, поэтому приезжавших изредка в город на Неве иностранцев-интеллектуалов знакомые водили на его джазовые концерты. Голощекина приглашали в США, в Финляндию, во Францию - на самые престижные фестивали. Но музыканта не только не выпускали за пределы страны, а еще и всячески преследовали - за то, что им кто-то на Западе интересовался. “Моя карьера сегодня могла бы сложиться гораздо лучше, чем сложилась, если бы не было этих идиотских запретов... Боялись, что я убегу. Они так “берегли” меня всю жизнь, что я должен быть польщен”.
Со временем джаз, однако, завоевывал мировое пространство, и железный занавес дрогнул под его неудержимым натиском. Некоторые советские джазовые ансамбли даже получили официальный статус.
Кое-что кое-где стало можно играть и ансамблю Голощекина. Но это “кое-где” представляло собой, в основном, провинциальные города и городишки. Монополию на концертную деятельность держал столичный монстр под названием “Госконцерт”. Он и распределял гастроли. Музыканты выполняли свою “норму”, получая жалкие гроши за выступления. “Я работал, где только мог, чтобы не умереть с голоду: в ресторанах, кафе, по приглашению частных лиц”.
На телевидение Голощекина самого по себе почти не выпускали. Изредка мелькнет в какой-то общей музыкальной передаче - и все. Но даже этих редких кадров было достаточно, чтобы понять и ощутить уровень блистательного джазмена. Он появлялся со своей скрипкой и извлекал из нее такие виртуозные джазовые пассажи, что дух захватывало от восхищения и изумления.
В последние десять лет все изменилось. Советская власть кончилась, джаз перестал восприниматься как идеологическое явление и стал просто видом музыкального искусства, причем - классическим. Перестал быть “персона нон-грата” и Давид Голощекин. Он добился открытия в Петербурге государственной джазовой филармонии. Теперь в бывшем помещении кинотеатра с двумя залами шесть раз в неделю проходят концерты. Участвуют в них музыканты из разных стран и городов бывшего СССР. В одном лишь Петербурге сегодня работают 15 профессиональных джазовых ансамблей, много молодых талантливых джазменов. Давид опекает их, предоставляет им возможность проявить себя, выступая в залах филармонии.
На организованный пять лет назад Голощекиным и сразу же ставший одним из самых престижных в Европе международный летний джазовый фестиваль “Свинг “Белые ночи” ежегодно съезжаются звезды мирового джаза. Несколько ночей подряд плавает по Неве музыкальный корабль, на котором происходит традиционный “джем-сейшн” - бесконечная джазовая импровизация с участием всех присутствующих музыкантов. Нынешний губернатор Питера Владимир Яковлев гордится этим.
Запрет на выезд за границу Голощекин вспоминает с содроганием, как страшный, нелепый сон. Семь раз он выступал в Америке. Несчетно - в Европе. В Израиле побывал впервые - на проходившем недавно в Ашдоде ежегодном международном фестивале “Джаз зимой” по приглашению его организатора, известного израильского джазиста Леонида Пташки.
Десять лет просидели за одной партой в музыкальной школе Давид Голощекин и Владимир Спиваков, дружили, играть на скрипке учились у одних преподавателей. Оба стали выдающимися музыкантами - но такими разными! Полушутя-полувсерьез несколько раз они пытались сыграть вдвоем один концерт. Не получилось. “Как ты это делаешь?!” - недоумевал Спиваков. - Моя скрипка джаз не хочет играть!”.
В общем-то скрипачей в джазе раз-два и обчелся. Француз Жак-Люк Понти, поляк Михаэль Урбанек, датчанин Свен Асмуссен, россиянин Давид Голощекин. Он был и остается россиянином, хотя его с распростертыми объятиями в любую минуту готовы принять ценители джазового искусства многих стран. Принять, обласкать, предоставить большие возможности. Но минута эта может наступить лишь в одном случае. “Я - питерец, мое место здесь. Но если вернутся коммунисты - придется уезжать. Повторения того, что было раньше, мне не пережить. Я уже привык к свободе”.
Римма ШАМИССайт создан в системе uCoz