Взгляд с двух сторон

    Иногда книгоиздатели преподносят нам сюрпризы - не предусмотренные, по-видимому, ими самими. Книгу Виктора Клемперера “LTI. Язык Третьего рейха” я купил два месяца назад (она вышла в 1998 году). Очень интересная книга и, конечно, стоило бы рассказать о ней читателям нашей газеты, но все как-то не доходили руки. И тут: Виктор Клемперер “Свидетельствовать до конца. Из дневников 1933 - 1945”. Первые же два десятка страниц и - по контрасту с первой книгой - потрясение. Но давайте по порядку.
    Автор - филолог, профессор, уроженец... впрочем, это ли важно? А важно то, что он был еврей, имел жену-арийку, благодаря этому не погиб в нацистской Германии. Отец его был проповедником в еврейской реформистской      общине, сам он в 1912 году принял протестантизм. Это не избавило его от желтой звезды, а моральных терзаний только прибавило. В начале дневника он многократно пишет: “Я - немец”. Но, кажется, немцам до некоторой степени удалось повлиять на его решимость. В 1940 году, на пороге нищеты, он пишет: “Если я стану нищим, то... буду иметь право на общественную помощь, то есть на помощь от еврейской общины”. Не правда ли, поучительно? Он надеется на помощь от общины, которую сам же покинул.
    Параллельно он весьма скептически отзывается о сионизме. В 1939 году он пишет: “Мне представляется безумием... если станут создавать специфические, чисто еврейские государства”.
    Действительно, должен же был как-то обосновывать свои действия очень неглупый человек - еврей, остающийся в Германии. Но уже в 1942 году ему это дается с трудом и он пишет: “Я должен придерживаться убеждения: я - немец... я должен придерживаться убеждения: сионизм для меня был бы комедией, мое крещение не было комедией”.
    Конечно, можно указать на несколько факторов, которые способствовали “неотъезду”. Например - это, кстати, прекрасно видно из дневников - плавное ухудшение обстановки. В час по чайной ложке - но каждый час. То нельзя ездить в трамваях, то нельзя держать домашних животных, то нельзя работать, то нельзя покупать продукты, то нельзя пользоваться библиотеками - понемногу, понемногу, но все время. А в конце списка - эшелон в Аушвиц. Нет, профессору повезло - жена-арийка. Кстати, именно из-за нее он и не уехал. Или все-таки из-за себя? История действительно не знает сослагательного наклонения, но, наверное, на Западе он и не претерпел бы таких унижений, и не испытал бы таких лишений. И уж если его жена была готова рисковать жизнью, чтобы жить с мужем-евреем в гитлеровской Германии, то уж тем более она бы рискнула уехать с ним. Но нет, они остались. Впрочем, достаточно странно, что его верная и отважная жена не сказала сама: “Не пора ли складывать чемоданы, милый?” Но не нам судить.
    Описание лишений и унижений - а весь дневник - это такое описание - воздействует на читателя именно непрерывностью процесса. Но разница в том, что мы-то все же читаем об этом, а они-то жили во всем этом. И нам не понять, как это  все воздействовало на них. Но тут автор приходит нам на помощь и пишет об “отупении”. Видимо - и отчасти это объясняет, почему люди часто шли на смерть без сопротивления - голод и непрерывность преследований, голод и плавное нарастание лишений действительно ослабляет волю человека к сопротивлению. Ведь над ними измывались около десяти лет. Интересно, это само так получилось, или какая-то светлая голова из нацистских теоретиков вычислила, что так будет лучше?
    Вообще, политическая биография В.Клемперера сама по себе интересна. После падения нацизма он вступил в компартию, хотя в начале дневника он вполне отдает себе отчет в том, что коммунизм и фашизм - более чем родственники. Возможно, из-за членства в КПГ его книги долго не издавались на Западе. Но почему его дневники были изданы в Германии лишь в 1995 году? Ну да, красные не любят, когда их сравнивают с коричневыми. И их можно понять.
    Текст позволяет провести - без ведома автора - интересные параллели между историей и современностью. Оказывается, и тогда были идиоты, полагавшие, что если ценой внутренней реакции можно укрепить международные позиции страны, то это пойдет на благо ее народу. Наверное, есть такие идиоты и сейчас, и можно даже сказать, где именно они есть.
    Ну, а теперь обратимся к книге, с которой мы начали - LTI. Название - аббревиатура слов “Lingua Tretii Imperii” - язык третьего рейха. Собственно, тема книги - язык, которым говорила нацистская пропаганда, газеты, кино, чиновники, в итоге - люди. Ведь не только нынешняя российская молодежь изъясняется слоганами TV. Население нацистской Германии тоже было вполне обучаемо.
    История интересна нам - а мы не историки - прежде всего параллелями; возможностью что-то понять, чему-то научиться. И поэтому LTI интересна: советский режим в смысле языка был братом-близнецом нацистскому. Те же эвфемизмы, те же условные выражения и построения, такой же культ спорта, такая же страсть к аббревиатурам (название книги - понятная шутка на эту тему). Вся эта книга интересна и филологу, и историку, и просто человеку, который хочет понять, как идеология с помощью языка уродует людей. Но для нас особенно интересны те ее главы, в которых автор - в отличие от дневника, здесь он повествует об этом очень подробно - рассказывает о своем знакомстве с сионизмом, с работами Герцля и Бубера. Конечно, оценки автора важны и интересны для нас как оценки и мнения филолога; в истории он чуть менее силен, в истории своего народа - совсем дитя. И поэтому пишет временами вещи странные и, с сегодняшней точки зрения, несколько оскорбительные. Но, во-первых, он все-таки был плохо информирован: 1942 год на дворе, о Катастрофе наш филолог не знает, самые первые, робкие слухи, которым он не верит, и понятно, почему... Во-вторых, обращение в протестантизм накладывает свой отпечаток. Но все равно, читать это и полезно, и интересно.
    В целом, две эти книги составляют необычно сильный комплект. Смотрите: вот как жил этот человек, ежедневно унижаемый, ежедневно подвергающийся угрозе гибели, мучительной гибели. И вот какую книгу он в это время создавал, вот как он относился к миру, кот как он его изучал, чтобы донести все это до нас. Чтобы мы внимательно относились к словам, которые говорим и слышим. Ибо в нашем языке по сей день и в немалом количестве встречаются слова из языков третьего рейха и совка. Из весьма похожих языков...
    Но хоть автор и профессор филологии, а самая сильная фраза двух этих книг все-таки принадлежит его жене. Когда после смерти Гинденбурга уже через час обнародован закон о передаче полномочий президента к канцлеру Адольфу Гитлеру, и все молча подчиняются, а войска присягают, она произносит: “К такой банде рабов мы принадлежим”.
    Повторите эти слова медленно, вдумываясь в каждое.

                      Леонид АШКИНАЗИ,
   г. Москва
Сайт создан в системе uCoz