В мае нынешнего года в киноцентре “Спартак” прошла программа с общим названием“Любовь под знаком свастики”. В нее вошли фильмы“Касабланка” Майкла Кертица (США, 1943) и“Девушка твоей мечты”испанца Фернандо Труэбы, созданная в 1999 году. Тогда же она признана одной из лучших на МКФ в Москве.
     Фильм является постмодернистской ловушкой секулярной культуры, одной из тех, что расставлены на пути еврея. По стилистике это сентиментальный рассказ о том, как любовь испанской актрисы и узника гетто венчается соединением любовников – где бы вы думали? – в доме (а вернее, на охотничьей вилле) доктора Геббельса. Хеппи-эндом, далеким от исторической реальности, фильм напоминает “Список Шиндлера”.

Хана Шигулла в роли Магды Геббельс

     Конечно, хорошо, что такие фильмы существуют и привлекают внимание массового, не ангажированного идеологией зрителя к теме Холокоста. Хорошо также и то, что здоровый, красивый еврейский парень предпочтен в любви жалкому, отвратительному Геббельсу.      Но плохо, что трагедия народа (почти по Марксу) превращается в сюжет для оперетки. Плохо, что еврейский парень предпочитает испанку своим, еврейским, женщинам. Со стороны же самого автора фильма, может быть, наличествует политкорректность, а может, и кощунственная ирония.
     Вспоминается еще один пример еврейской темы в кино – “Последнее метро” Франсуа Трюффо, где еврейский режиссер, которого любит героиня Катрин Денев, отсидевшийся в погребе и не участвовавший в Сопротивлении, противопоставлен французскому парню (Жерар Депардье), рисковавшему в Сопротивлении жизнью, но отвергнутому героиней.
     Сюжет “Девушки твоей мечты” напоминает сюжет голливудского “фильма об американском счастье”, за вычетом того, что осчастливленным оказывается не золушка, а еврей, узник гетто.
     В Берлин приезжает группа испанских актеров с тем, чтобы снимать совместный с “немецкими товарищами” фильм. Среди прочих режиссер привозит и известную актрису, в которую на званом обеде влюбляется Геббельс (впрочем, он был в восторге от нее и до личного знакомства). Актриса всячески избегает министра культуры Третьего рейха, но поскольку от него зависит финансирование фильма, то режиссер (сам бывший ее любовником) заставляет ее сдаться на просьбы всесильного чиновника.
     Фон сюжета составляют погромы еврейских магазинов, выстрелы и зуботычины, облавы, гомосексуальные отношения, завязавшиеся между двумя актерами–фашистами, немцем и испанцем. (Впрочем, единственный в группе актеров фашист как раз и оказывается единственной в фильме жертвой гестапо: опять же черта постмодернистского сказочно–голливудского хеппи-энда.)
     Во время одной из сцен в кабаре, когда режиссеру требуется массовка, ему пригоняют евреев из гетто. Тут–то и встречаются взгляды знаменитой испанской актрисы и безымянного циркача (немаловажная деталь, объясняющая последующую легкость его побега). Любовь с первого взгляда. Удачный побег (с фарсовой стилистикой и комическими репризами) свершен. И вот актриса везет неподъемный чемодан в дом Геббельса, здоровенный шофер–монстр сгибается под непомерной тяжестью: кому придет в голову, что в чемодане – еврей? И вот они на месте. Шофер–телохранитель укокошен вазой с цветами. Впрочем, сам гитлеровский соловей также без сознания. Происходит любовный акт.
     А дальше – больше. Странно, но жена Геббельса ревнива: в фильме он выведен подкаблучником. Она из ревности к знойной испанке достает ей два билета на самолет в Париж. Режиссер и коллеги провожают молодых. Бывший любовник режиссер говорит актрисе: “Я надеюсь, через пару лет этот еврейский циркач надоест тебе, и ты вернешься”. Самолет взлетает. Остается нерешенным один, да и то несущественный, вопрос: почему же арийцу Геббельсу и безымянному еврейскому юноше с первого взгляда понравилась одна и та же актриса? Вопрос, конечно, бессмысленный, но ведь единственно на этом фатальном факте (и, разумеется, на выборе актрисы) строится амикошонский травестийный сюжет. Быть может, и неплохо, что существуют подобные рождественские сказки. Ведь подобным же образом раскланивается перед секуляризмом и масс–культурой и Милорад Павич, заканчивая свой “Хазарский словарь” так: “Я вижу, как они раскладывают на уличном почтовом ящике свои бутерброды и едят их, сидя обнявшись в седлах своих велосипедов…”