ЧЕЛОВЕК РАЗРУШАЮЩИЙСЯ

(о романе Марка Леви “Роман с кокаином”)

     Публикация “Романа с кокаином” - одна из самых блестящих литературных мистификаций в истории русской культуры XX  века. Рукопись этого романа в 1933 году прислал в Париж, живущий в Константинополе никому не известный автор М.Агеев. В 1934 году первая часть книги появилась в русском эмигрантском журнале "“Числа"” а в 1936 вышло отдельное издание романа. Рецензенты, а среди них были такие взыскательные критики как Мережковский и Ходасевич, высоко оценили литературные достоинства текста и единодушно терялись в догадках, кто же скрывается за невзрачным псевдонимом. Книга весьма взволновала писателей-эмигрантов, но… вскоре началась мировая война, об авторе забыли, и, казалось, навсегда. Вторая жизнь романа началась в 1990 году, когда Никита Струве высказал дерзкую гипотезу, что автором текста был сам Набоков. Струве строил свою аргументацию на примерах интонационных и стилистических совпадений в прозе Набокова и Агеева, а также на том общеизвестном факте, что автор “Лолиты” был склонен к литературным розыгрышам. Позднее свое собственное расследование феномена Агеева предпринял такой выдающийся филолог как Г.Суперфин. Он предположил, что сюжетная канва романа основана на автобиографическом материале. Эта догадка и стала ключом, открывшим тайну авторства. Обо всем этом подробно написано в статье Г.Г.Суперфина и М.Ю.Сорокина “Был такой писатель Агеев”, включенной в самое последнее издание книги (Марк Леви/М.Агеев “Роман с кокаином”, М. “Согласие”, 1999).
     Итак, Г.Суперфин установил, что истинный автор текста - Марк Лазаревич Леви (1888-1973). Сама судьба этого человека напоминает литературеный роман. Сын богатых еврейских купцов, закончивший в Москве Креймановскую гимназию (в романе Клеймановскую), недоучившийся студент Московского университета, Леви в годы революции работает в аппарате ВСНХ. С 1923 года служит в Аркосе, организации печально прославившейся как один из зарубежных центров ГПУ. Два года был в командировке в Германии. С 1930 по 1942 работает в Турции в книжном магазине в отделе по распространению советской книги.
     В 1942 году Леви высылается турецкими властями. После попытки покушения на германского посла в Турции многие советские граждане были депортированы из страны. Оставшиеся годы он провел в Ереване, где преподавал немецкий язык в университете. Леви был человеком, умевшим молчать. Его родственники рассказывали, что он вел замкнутый образ жизни, раз в год выезжал в Москву, непонятно зачем и к кому, был заядлым курильщиком, собирал игральные карты. Леви любил повторять, что в жизни надо испробовать все. Похоже, ему это удалось. Леви не раскрыл своей тайны даже в период хрущевской “оттепели”. Может быть из соображений корпоративной этики чекиста: герои невидимого фронта всегда имеют одну фамилию: “Никто”. А может быть, тут были более глубинные мотивы поведения. Мотивы чисто эстетические. Отказ от авторства - есть спокойная горделивая уверенность Мастера в том, что им создан шедевр. Мне думается, что если бы роман был напечатан в СССР еще при жизни Леви, то и тогда он бы не раскрыл своего подлинного имени. Существует высшая точка честолюбия: остаться безымянным. Для людей такого калибра читательское признание, литературный успех занимают и иерархии ценностей явно не первое место. В подобных случаях Осип Мандельштам говорил: “если стихи нужны людям, то люди их сохранят”. Сохранился и роман Леви; еще раз подтвердилась мысль другого Мастера: “рукописи не горят”.
     С обывательской точки зрения герой романа Леви шестнадцатилетний гимназист Вадим Масленников - просто мерзавец. Он помыкает старухой матерью, клянчит деньги и стыдится оказаться с ней рядом; чтобы раздобыть денег на порцию кокаина, обворовывает ее. Зная, что болен дурной болезнью, соблазняет девушку, и вдобавок, не отказывается от серебряных пятачков обманутой. Что это - эстетика имморализма, “цветы зла” на русской почве, романтизация порока? Нет. Ибо это обыкновенное, банальное, “скучное” зло; даже не зло, а мелкое паскудство подростка. И все-таки история этой жизни захватывает читателя с первых страниц. Потому что человек, совершающий скверное деяние и при этом холодно, отстраненно осознающий свою гадость, подвергающий сам поступок уточненному психологическому анализу и все равно продолжающий безобразия - такой человек слепок с типологического образа интеллигента XX века, личности утратившей религиозные ориентиры. Конечно, это человек Достоевского, человек подпольных мыслей, двоеящегося “несчастного сознания”. Это еще подметил Мережковский в своей рецензии на роман Леви.
     Безостановочное самонаблюдение, гипертрофированная рефлексия, столь характерные для персонажей Достоевского, приводят к самоотравлению сознания, разрушению личности. В романе Леви виртуозно изображен механизм такого разрушения. Вот что говорит о себе Масленников: “Вся жизнь человека, вся его работа, его поступки, воля, физическая и мозговая силы, - все это напрягается и тратится без счета и меры только на то, чтобы свершить во внешнем мире некое событие, но не ради этого события как такового, а единственно для того, чтобы ощутить отражение этого события в своем сознании”. Так начинается “расщепление” психической структуры человека на субъект и объект наблюдения. “Во мне все двоилось” маниакально повторяет Масленников. Целостность личности “разорвана” во всем, даже в любви. Столкнувшись с подлинным чувством (глава “Соня”) юноша постепенно вязнет в мучительном исследовании, анализе так любимых им бинарных состояний. Размышляя над оппозицией духовное/чувственное, выстраивая безупречные логические цепочки доказательств, он тем самым губит само чувство, и, в конечном счете, теряет любимую.  Для Масленникова методическая фиксация собственных отражений и есть конечная, как сказал бы индуист, реальность. Все, что находится вне сознания, - беспорядочный, случайный набор элементов жизни. И только в сфере рефлексии эти элементы приобретают определенную конфигурацию, то есть значение. Но как раз значение меньше всего интересует героя романа, он увлечен комбинаторикой переживаний. Этически нейтральных поступков не существует - это Масленников знает, но знает он и другое: такие интеллектуальные манипуляции, “пассы” над сознанием приводят наблюдающего в состояние комфортного морального безразличия. Впрочем, это становится возможным лишь потому, что самоанализ героя весьма ущербен: лишен покаяния и раскаяния. Масленников ищет все более изощренных и причудливых форм отражения бытия. Он становится кокаинистом. Наркотик окончательно размывает границы между жизненной  и фантомной реальностями. “Вокруг меня люди, много, очень много людей. Но это не галлюцинация: я вижу этих людей не вне, а внутри себя". В наркотическом опьянении герой переживает исключительно интенсивный душевный, если не духовный экстаз. "Все во мне, и я во всем", - как ни пародоксально, но эти слова Тютчева лучше всего объясняют сущность наркотического блаженства. В главе “Кокаин” художественная изобразительность книги достигает отточенного совершенства. Эта глава буквально “впечатляет” - оставляет оттиск в душе читателя, настолько живо, ярко, изумительно глубоко переданы все ступени наркотического процесса.
     Замыкает четырехчастную композицию романа глава “Мысли”. Несколько странное название для беллетристического текста, и это, конечно, неспроста. Леви, с довольно изящным литературным лукавством, приглашает читателя вспомнить книгу с идентичным названием: “Мысли” Паскаля, великого французского философа. Совпадение тем более справедливое, если учесть, что Паскаль в своем сочинении исследует бездны человеческого сознания. Физически деградирующий герой все еще сохраняет ясность ума. Мысли Масленникова - последняя и окончательная попытка оправдания и одновременно приговор цивилизации. “Механизм наших человеческих душ - это механизм качелей, где от наисильнейшего взлета в сторону Благородства Духа и возникает отлет в сторону Ярости Скота”. Эта очень “достоевская” мысль - замечательный аргумент защиты. Такие раскачивания, полеты во сне и наяву от добра к злу случаются с каждым человеком. Трагедия общества состоит в том, что бывают такие исторические ситуации, когда эти колебания, суммируясь, вызывают внезапный социальный резонанс в жизни государства. Об этом и предупреждал в 1933 году Леви: “особенно темпераментные эпохи, которые выделяются исключительно сильными и осуществленными в действии взлетами в сторону Духа и Справедливости, кажутся нам особенно страшными в силу перемежающихся в них небывалых жестокостей и сатанинских злодейств””. Ясно, что речь идет о России, о метафизической интерпретации ее истории после 1917 года. Конкретная драма Вадима Масленникова становится зловещим символом эпохи, эпохи крушения гуманистических идеалов.
     Все, что с ним происходит, герой записывает. Роман составлен из дневниковых наблюдений молодого человека. Понятие “творческий эксперимент” для Масленникова не пустое место, ибо он ставит этот эксперимент на себе самом. “Беспощадная творческая страсть”, по словам Юнга, не дает ему остановиться, она грандиознее инстинкта самосохранения. Не зря герой сравнивает себя на последних страницах романа с Гоголем, в мучительном состоянии писавшим вторую часть “Мертвых душ”. Гоголь сжег свою рукопись. Масленников сжигает сомого себя. Дневник героя обрывается на записях 1919 года. Погибающему от передозировки кокаина Масленникову необходимо лечение. Но "теперь при приеме больных, руководствуются не столько болезнью больного, сколько той пользой которую этот больной принес, или на худой конец, принесет революции". Помочь Масленникову может только Василий Буркевец, его гимназический товарищ, ставший важным советским начальником. Однако революционный прагматизм однокашника оказывается сильнее синтементальных воспоминаний. Масленников погибает. Во внутреннем кармане усопшего находят рукопись, где на первой странице крупными и безобразно скачущими буквами были нарапаны два слова: "Буркевиц отказал". Это последние слова романа. Но точно также называется первая глава книги! Начиная вести древник, Масленников уже предугадывает свою судьбу. Струве можно понять: такие метафорические ходы можно обнаружить в романах Набокова.
     Итак, круг замкнулся. Герой умер. Леви растворился в неизвестности. Роман остался.
Лев АЙЗЕНШТАТ
Сайт создан в системе uCoz