Из жизни поступающих
Мне никогда не доводилось близко сталкиваться
с Петербургским институтом иудаики (ранее он назывался Петербургским еврейским
университетом). Но каждый раз, когда о нем заходила речь, меня разбирало
любопытство. Зная, что в институте только два факультета – филологический
и исторический, я могла представить, чему там учатся студенты. Но совершенно
не могла вообразить, кто такие эти студенты.
Я приставала с расспросами к знакомым, имевшим
к институту хоть какое-то отношение. Ответы были самые противоречивые,
что, разумеется, интриговало еще сильнее. “Брось,– говорили одни.– Понятно,
кто там учится. Те, кто не смогли поступить в более престижное место”.
“Как кто?– удивлялись другие.– Тихие старательные мальчики, окончившие
еврейские школы и успевшие потусоваться в “Гилеле” и “Сохнуте”. Кто же
еще будет всю жизнь заниматься традицией и прочими специфическими материями?”.
Третьи обескураживали своим цинизмом, заявляя, что учатся там одни карьеристы,
которые хотят выгодно пристроиться, лучше, если за границей. Четвертые
просто пожимали плечами: “Кто учится? Да обычные люди, не обязательно даже
евреи”. Последняя категория студентов представлялась мне наиболее загадочной.
К счастью, наступило лето, а вместе с ним
представилась счастливая возможность пойти в институт и посмотреть, кто
же на самом деле туда поступает и зачем. Знакомые скептически хмыкали мне
вслед, советовали запастись валидолом и уверяли, что я буду разочарована.
То, что филфак в большинстве учебных заведений
– традиционно женский факультет, общеизвестно. Но я как-то не думала, что
это распространяется на Институт иудаики. Оказалось, в полной мере. Более
того, относится это и к истфаку, и к новому совместному проекту Санкт-Петербургского
государственного университета и ПИИ – центру библеистики и гебраистики.
Барышень поступало больше, больше их и поступило. Любопытно, что в центре,
куда набор был особенно строг, будут учиться только девушки, хотя он, конечно,
не задумывался как институт благородных девиц. Все по справедливости: если
оценки юношей (особенно по истории) располагаются между “хуже некуда” и
“так себе”, то оценки девушек между “более-менее хорошо” и “довольно успешно”.
Ректор института Д. Эльяшевич на вопрос о том, не пугает ли его подобная
ситуация, вздохнул: “Женское засилье – это, в общем, обычное явление. Но
в этом году есть и очень пристойные мальчики”.
Мальчики, действительно, производили приятное
впечатление. Хотя мальчиками их можно назвать условно: были среди них те,
кто только что окончили школу, были и те, кто успел поработать, отслужить
в армии, жениться и развестись. Впрочем, та же ситуация у барышень: тридцатилетних
среди них не попадалось, но двадцати - двадцатипятилетние были. Удивительно
то, что соотношение выпускников этого года и тех, кто окончил школу два,
три, пять и даже десять лет назад приблизительно равное. Не берусь утверждать,
что это свидетельствует о серьезности намерений абитуриентов: погуляли,
жизни понюхали и решили, что хотят учиться только в ПИИ. Но ситуация, безусловно,
любопытная.
Многие поступающие оказались к тому же не
петербуржцами. А я-то, признаюсь, думала, что о Петербургском институте
иудаики мало кто знает за пределами города. Ничего подобного, география
вполне впечатляющая: от соседнего Волхова до Ярославля, Кургана и Сургута.
На вопрос, откуда узнали об институте, отвечают по-разному. Кто-то услышал
объявление по радио, кто-то заглянул в справочник для поступающих. Представления
мои о том, что в Институт иудаики не проступают случайные люди, тоже оказались
мифом: многие приняли решение в последний момент. Зато можно порадоваться
за университет, рекламная компания которого приносит вполне ощутимые плоды.
Увлекшись разглядыванием абитуриентов, я совсем
забыла о том, что благодаря знакомым знаю, кто должен учится в ПИИ. А когда
вспомнила, тут же принялась за поиски. Людей, по настоящему увлеченных
иудаикой, вычислить удалось быстро, поскольку они своего увлечения и не
скрывали. Правда, юношей среди них было только двое, остальные девушки,
и были они вовсе не тихие, а совершенно разные: мечтательные, ироничные,
философско-сосредоточенные и нервно возбужденные. Своими карьерными планами
никто не поделился: большинство просто не знало, какие возможности открывает
перед ними институт. Интереснее всего получилось с аутсайдерами.
Были, конечно, случаи клинические, куда же
без них. Вот, например, юноша, который пытался учиться уже в трех учебных
заведения, но каждый раз что-то мешало. Или другой, удивленно разглядывающий
экзаменаторов. Так и кажется, что сейчас спросит: “Где я? А кто я?”. По
поводу подобных молодых людей ректор высказался сурово: “Некоторые из них
производят впечатление людей, которым все равно, где учится и что делать,
самое главное не идти в армию и иметь льготную карточку на проезд”.
Хотя девушкам в армию идти не надо, некоторые
из них производили такое же впечатление. Но это – единицы. Остальные –
со вполне хорошими аттестатами, в которых если и встречаются редкие “тройки”,
то по техническим предметам. Довольно большая группа хорошистов, парочка
медалистов, и совсем уж странные люди, которые собираются оставить свои
вполне престижные вузы ради того, чтобы получить образование в Институте
иудаики. Выходит, что учиться в ПИИ считается хорошим тоном. Особенно сейчас,
когда Вуз поддерживается Российским еврейским конгрессом, и с ним сотрудничают
Иерусалимский и Петербургский университеты.
Растущая популярность ПИИ радует. Настораживает
другое: многие абитуриенты имеют лишь самое общее представление о том,
что им предстоит изучать в институте. На вопрос “Чем бы ты хотел заниматься
после окончания учебы?” не смог внятно ответить, практически, никто. Где
же он, прагматизм молодого поколения, о котором столько говорят в последнее
время?
В лучшем положении находятся те, кто так или
иначе был связан с еврейскими организациями города. Как правило, они неплохо
ориентируются в еврейском календаре, знают кое-что об истории еврейского
народа и худо-бедно (или вполне сносно) говорят на иврите. Еще больше повезло
тем, кому передали соответствующие знания папы и мамы, бабушки и дедушки.
Таких немного.
Мне глубоко симпатична позиция Д. Эльяшевича:
“Был бы человек хороший, а иудаика к нему приложится”. Вместе с тем я могу
себе представить состояние человека, никогда по существу не сталкивавшегося
с иудаикой и вдруг оказавшегося погруженным в нее по самую макушку (программа
в институте сложная, обучение интенсивное и всех абитуриентов об этом предупреждают).
Зачем же устраивать себе подобное испытание?
Некоторые честно признаются: очень нравятся
языки. Какие – не особенно важно, удовольствие доставляет сам процесс изучения.
Кто-то любит еврейских писателей, правда, кроме Бабеля никого не может
вспомнить. Доходит до комического: “У меня много знакомых евреев и все
они очень хорошие люди”. Похоже, в институт и вправду иногда поступают
самые обычные люди, даже не евреи. Вот только, сколько их остается к концу
обучения?
Если попытаться создать собирательный портрет
студента Петербургского института иудаики образца 2000 года, он будет выглядеть
приблизительно так. Это девушка лет двадцати, которая где-то уже поучилась
или собиралась поучиться, но в итоге выбрала ПИИ. Родилась она в другом
городе, но в последнее время жила в Санкт-Петербурге. Она знает, что такое
Тора, менора и Ханука, немножко говорит на иврите и хочет упрочить свои
знания. Еще она довольна, что сюда поступила и верит, что все будет хорошо.
А на самом деле абиту… нет, простите, уже
первокурсники, очень разные – и это радует больше всего. “В этом году гораздо
больше интересных абитуриентов,– утверждает Д. Эльяшевич.– Особенно это
относится к тем, кого мы отобрали в Центр библеистики и гебраистики. Они
очень яркие и самобытные люди и, по-моему, будут хорошими студентами”.
Чего и желаю тем, кто поступил, вне зависимости
от того, кто они такие и зачем это сделали.