Из жизни поступающих

     Мне никогда не доводилось близко сталкиваться с Петербургским институтом иудаики (ранее он назывался Петербургским еврейским университетом). Но каждый раз, когда о нем заходила речь, меня разбирало любопытство. Зная, что в институте только два факультета – филологический и исторический, я могла представить, чему там учатся студенты. Но совершенно не могла вообразить, кто такие эти студенты.
     Я приставала с расспросами к знакомым, имевшим к институту хоть какое-то отношение. Ответы были самые противоречивые, что, разумеется, интриговало еще сильнее. “Брось,– говорили одни.– Понятно, кто там учится. Те, кто не смогли поступить в более престижное место”. “Как кто?– удивлялись другие.– Тихие старательные мальчики, окончившие еврейские школы и успевшие потусоваться в “Гилеле” и “Сохнуте”. Кто же еще будет всю жизнь заниматься традицией и прочими специфическими материями?”. Третьи обескураживали своим цинизмом, заявляя, что учатся там одни карьеристы, которые хотят выгодно пристроиться, лучше, если за границей. Четвертые просто пожимали плечами: “Кто учится? Да обычные люди, не обязательно даже евреи”. Последняя категория студентов представлялась мне наиболее загадочной.
     К счастью, наступило лето, а вместе с ним представилась счастливая возможность пойти в институт и посмотреть, кто же на самом деле туда поступает и зачем. Знакомые скептически хмыкали мне вслед, советовали запастись валидолом и уверяли, что я буду разочарована.

     То, что филфак в большинстве учебных заведений – традиционно женский факультет, общеизвестно. Но я как-то не думала, что это распространяется на Институт иудаики. Оказалось, в полной мере. Более того, относится это и к истфаку, и к новому совместному проекту Санкт-Петербургского государственного университета и ПИИ – центру библеистики и гебраистики. Барышень поступало больше, больше их и поступило. Любопытно, что в центре, куда набор был особенно строг, будут учиться только девушки, хотя он, конечно, не задумывался как институт благородных девиц. Все по справедливости: если оценки юношей (особенно по истории) располагаются между “хуже некуда” и “так себе”, то оценки девушек между “более-менее хорошо” и “довольно успешно”. Ректор института Д. Эльяшевич на вопрос о том, не пугает ли его подобная ситуация, вздохнул: “Женское засилье – это, в общем, обычное явление. Но в этом году есть и очень пристойные мальчики”.
     Мальчики, действительно, производили приятное впечатление. Хотя мальчиками их можно назвать условно: были среди них те, кто только что окончили школу, были и те, кто успел поработать, отслужить в армии, жениться и развестись. Впрочем, та же ситуация у барышень: тридцатилетних среди них не попадалось, но двадцати - двадцатипятилетние были. Удивительно то, что соотношение выпускников этого года и тех, кто окончил школу два, три, пять и даже десять лет назад приблизительно равное. Не берусь утверждать, что это свидетельствует о серьезности намерений абитуриентов: погуляли, жизни понюхали и решили, что хотят учиться только в ПИИ. Но ситуация, безусловно, любопытная.
     Многие поступающие оказались к тому же не петербуржцами. А я-то, признаюсь, думала, что о Петербургском институте иудаики мало кто знает за пределами города. Ничего подобного, география вполне впечатляющая: от соседнего Волхова до Ярославля, Кургана и Сургута. На вопрос, откуда узнали об институте, отвечают по-разному. Кто-то услышал объявление по радио, кто-то заглянул в справочник для поступающих. Представления мои о том, что в Институт иудаики не проступают случайные люди, тоже оказались мифом: многие приняли решение в последний момент. Зато можно порадоваться за университет, рекламная компания которого приносит вполне ощутимые плоды.
     Увлекшись разглядыванием абитуриентов, я совсем забыла о том, что благодаря знакомым знаю, кто должен учится в ПИИ. А когда вспомнила, тут же принялась за поиски. Людей, по настоящему увлеченных иудаикой, вычислить удалось быстро, поскольку они своего увлечения и не скрывали. Правда, юношей среди них было только двое, остальные девушки, и были они вовсе не тихие, а совершенно разные: мечтательные, ироничные, философско-сосредоточенные и нервно возбужденные. Своими карьерными планами никто не поделился: большинство просто не знало, какие возможности открывает перед ними институт. Интереснее всего получилось с аутсайдерами.

     Были, конечно, случаи клинические, куда же без них. Вот, например, юноша, который пытался учиться уже в трех учебных заведения, но каждый раз что-то мешало. Или другой, удивленно разглядывающий экзаменаторов. Так и кажется, что сейчас спросит: “Где я? А кто я?”. По поводу подобных молодых людей ректор высказался сурово: “Некоторые из них производят впечатление людей, которым все равно, где учится и что делать, самое главное не идти в армию и иметь льготную карточку на проезд”.
     Хотя девушкам в армию идти не надо, некоторые из них производили такое же впечатление. Но это – единицы. Остальные – со вполне хорошими аттестатами, в которых если и встречаются редкие “тройки”, то по техническим предметам. Довольно большая группа хорошистов, парочка медалистов, и совсем уж странные люди, которые собираются оставить свои вполне престижные вузы ради того, чтобы получить образование в Институте иудаики. Выходит, что учиться в ПИИ считается хорошим тоном. Особенно сейчас, когда Вуз поддерживается Российским еврейским конгрессом, и с ним сотрудничают Иерусалимский и Петербургский университеты.

     Растущая популярность ПИИ радует. Настораживает другое: многие абитуриенты имеют лишь самое общее представление о том, что им предстоит изучать в институте. На вопрос “Чем бы ты хотел заниматься после окончания учебы?” не смог внятно ответить, практически, никто. Где же он, прагматизм молодого поколения, о котором столько говорят в последнее время?
     В лучшем положении находятся те, кто так или иначе был связан с еврейскими организациями города. Как правило, они неплохо ориентируются в еврейском календаре, знают кое-что об истории еврейского народа и худо-бедно (или вполне сносно) говорят на иврите. Еще больше повезло тем, кому передали соответствующие знания папы и мамы, бабушки и дедушки. Таких немного.
     Мне глубоко симпатична позиция Д. Эльяшевича: “Был бы человек хороший, а иудаика к нему приложится”. Вместе с тем я могу себе представить состояние человека, никогда по существу не сталкивавшегося с иудаикой и вдруг оказавшегося погруженным в нее по самую макушку (программа в институте сложная, обучение интенсивное и всех абитуриентов об этом предупреждают). Зачем же устраивать себе подобное испытание?
     Некоторые честно признаются: очень нравятся языки. Какие – не особенно важно, удовольствие доставляет сам процесс изучения. Кто-то любит еврейских писателей, правда, кроме Бабеля никого не может вспомнить. Доходит до комического: “У меня много знакомых евреев и все они очень хорошие люди”. Похоже, в институт и вправду иногда поступают самые обычные люди, даже не евреи. Вот только, сколько их остается к концу обучения?

     Если попытаться создать собирательный портрет студента Петербургского института иудаики образца 2000 года, он будет выглядеть приблизительно так. Это девушка лет двадцати, которая где-то уже поучилась или собиралась поучиться, но в итоге выбрала ПИИ. Родилась она в другом городе, но в последнее время жила в Санкт-Петербурге. Она знает, что такое Тора, менора и Ханука, немножко говорит на иврите и хочет упрочить свои знания. Еще она довольна, что сюда поступила и верит, что все будет хорошо.
     А на самом деле абиту… нет, простите, уже первокурсники, очень разные – и это радует больше всего. “В этом году гораздо больше интересных абитуриентов,– утверждает Д. Эльяшевич.– Особенно это относится к тем, кого мы отобрали в Центр библеистики и гебраистики. Они очень яркие и самобытные люди и, по-моему, будут хорошими студентами”.
     Чего и желаю тем, кто поступил, вне зависимости от того, кто они такие и зачем это сделали.