ОДИН ДЕНЬ

     Я прихожу в дом на улице Рубинштейна к началу своего приема, к 2 часам дня, и вижу, что меня уже ждут 4 человека. Предупреждаю сразу, что я по образованию не юрист. У меня на руках Уголовный и Гражданский Кодекс; мне помогут найти любой законодательный акт; я могу пользоваться консультациями профессиональных специалистов. Но мы – Еврейский правозащитный центр. Мои вопросы, в основном, специфически еврейские: эмиграция, реагирование на бытовой и политический антисемитизм, психологическая поддержка. Мы не дублируем юридическую консультацию по обычным гражданским или уголовным делам. Мы не нотариальная контора. Мы не официальное представительство Израиля. Мы не коммерческая контора по организации выезда. И, наконец, мы по принципиальным соображениям не консультируем людей по вопросам эмиграции в Германию. Не одобряем.
     Один из четверых сразу поворачивается и уходит. Он явно недоволен, даже оскорблен.
     Я приглашаю первого человека. Это пожилая дама, скромно одетая, но следящая за собой. Она рассказывает, что все ее родные уже давно в Израиле, два сына уехали 7 лет тому назад. Они с мужем оба тогда еще работали. Муж – научный сотрудник, она – преподаватель музыки. Квартира, дачный участок, налаженная жизнь, ученики. Каждый год весной ездили в гости к детям. Год тому назад скоропостижно скончался муж. Она решила эмигрировать. Но мечтает жить на два дома: зимой – в Израиле, летом – в Петербурге. Практически не переносит жару. “Первое же лето меня убьет”. Как оформляться, чтобы иметь право свободно ездить из страны в страну?
     Трудный вопрос. И очень типичный. Мечта о двойном гражданстве витает в воздухе. Я работаю в Центре совсем недавно. Единственное, что оправдывает мое пребывание на этом посту, это – знание не понаслышке реалий израильской и американской жизни. В Израиле я была 2 раза и прожила там около года, в Америке – 3 раза, суммарно прожила около 2-х лет. Мои поездки были связаны с работой, мы внедряли в производство за границей некий прибор. Я много общалась с людьми, бывала во многих государственных учреждениях, частных компаниях. Это были не гостевые поездки, это была сама неприкрашенная жизнь во всех ее реалиях. Я видела и удачные варианты адаптации, и людей на грани полного жизненного краха. Я поняла, что общих рецептов нет, и не может быть, но некоторые принципы все же работают. Как раз жизнь на два дома, любая неопределенность, незавершенность кажется мне ситуацией разрушительной, труднейшей и организационно, и психологически. “Не сидеть на двух стульях”,– говорю я своим посетителям, тем более что юридически двойного гражданства – России и Израиля – не существует. Адаптация в чужой стране столь сложна, что, если не сожжены мосты, – лучше и не начинать. Если колеблетесь, – не уезжайте!
     По тому, сколь часто ко мне обращаются с проблемой “неокончательного” отъезда (приблизительно 20% от числа, получивших право на выезд), я вижу, как тяжело дается тем, кто не уехал из России ранее, решение об эмиграции сейчас.
     Те же муки раздвоения испытывают и люди, собирающиеся в Америку. 26 тысяч разрешений на иммиграцию в США, полученных с конца 80-х годов, до сих пор не реализованы. К концу зимы и весной шел непрерывный поток людей с письмами и телеграммами из Вашингтона, где их вынуждают наконец-то принять окончательное решение о сроке выезда на постоянное место жительства. Люди идут с просьбой помочь аргументировать отсрочку. На что ссылаться: на невозможность оставить престарелых родственников, на учебу детей, на собственные болезни или на что-то другое, вопрошают они. Правду и только правду, отвечаю я. Но правда в том, что люди, не уехавшие сразу, не готовы ехать и сейчас. Их держит работа, семейные связи, боязнь нового, возраст. Но они хотят оставить за собой право на выезд в будущем. Эта неопределенность ежедневно разрушает их сегодняшнюю жизнь.
     У второго посетителя нет никаких сомнений в том, следует ли уезжать. Он просто не верит мне, что кто-то может колебаться, имея в руках право на выезд. Он весь, как стрела, направлен на одно – отъезд, отъезд любой ценой. Это 30-летний мужчина, имеющий рабочую профессию, женат, имеет троих детей. По паспорту – русский, жена – русская, мать – русская. Отец – еврей, давно в разводе с матерью, уехал через Израиль в США еще в 1972 году с большим скандалом, при отчаянном сопротивлении матери. Отец связи с сыном не поддерживает, адрес его неизвестен. На руках свидетельство о рождении из районного ЗАГСа, где указано, что отец – еврей. Только что был на приеме у вице-консула Израиля, получил отказ в иммиграции, страшно возмущен. Я не могу влиять на решение консула, я могу только подсказать, как еще можно подтвердить свои еврейские корни: попытаться найти отца в Америке, справки о захоронении бабушки на еврейском кладбище, личные дела отца на тех предприятиях, где он работал…
     В городе очень много людей, всю жизнь считавших себя русскими, сейчас вспомнивших о своем еврействе, хорошо спрятанном под русскими именами и отчествами. Большинство из них стали “русским” еще в детстве, в начале 50-х годов, не по своей воле, а по воле своих насмерть напуганных родителей. Кто бросит в них камень? Если один из родителей – не еврей то, как правило, при получении паспорта бралась его национальность. “Когда я пришел за паспортом и написал в заявлении на паспорт национальность “еврей”, то паспортистка не взяла у меня документы и велела прийти с родителями”. “Думаю, что мать просто купила новые документы, а все старые – уничтожила”. Эти люди (примерно десятая часть моих посетителей) не знают своих корней, плохо представляют себе, что делается в Израиле, практически не имеют сейчас родственников-евреев. Они ссылаются на бабушек и дедушек, пытаются восстановить их документы, приносят старые семейные фотографии. Некоторые из них прямо спрашивают: “А как креститься в еврея?” Среди них много молодых, как семейных, так и одиноких. Они “прощупывают” ситуацию с целью выяснения возможностей отъезда. Нужны ли они Израилю, нужен ли им Израиль? Я стараюсь предостеречь их от трагедии разрушения собственной семьи.
     Но множество людей совершенно бескорыстно хочет вернуться к своим корням, приобщиться к культуре, религии, войти в еврейскую общину. Среди них – ветераны войны. Чудом выжившие еврейские мальчики не могли возвратиться из армии в свои разоренные белорусские и украинские местечки и оседали в Ленинграде, где приобретали рабочие профессии. У них-то в паспортах стоит “еврей”. Но они прожили свою жизнь евреями только по паспорту. Женились на русских, вырастили русских детей. Сейчас эти дети провоцируют отцов на выяснение прав на отъезд.
     Другой крайний случай ассимилированного еврея – рафинированный интеллигент, творческий работник. Семья – давно на Западе, а он не может покинуть родину, город, работу. Таким именно и нужно продление статуса “беженец” в США на бесконечно длительное время. Но они тоже начали интересоваться еврейскими мероприятиями, заходить в нашу библиотеку по дороге в “Маяковку” или “Публичку”. Они – постоянные посетители художественных выставок, вечеров поэзии, концертов. Но они одиноки и потому страшно уязвимы; впереди у них старость, болезни, неухоженность. Но для них важнее всего, что они все еще работают и работают, по-видимому, хорошо.
     А вот и третий человек. Пришли анкеты из Вашингтона с вызовом на иммиграционное интервью в посольство США в Москве. Пожилая женщина просит помочь “правильно” ответить на вопросы анкеты. Ее вызывает в США родная сестра; женщина одинока, она мечтает в Америке ухаживать за детьми племянницы. Но это – не программа объединения семей (та не дает права на получение материальной помощи). Это – программа по приему беженцев. Специально изданная в США брошюра предостерегает от использования услуг третьих лиц в составлении таких анкет. Человек должен сам рассказать о своих собственных случаях столкновения с антисемитизмом в СССР и в сегодняшней России. Мало того, нужно ответить на вопрос “есть ли причины предполагать, что Вы будете преследоваться и в будущем; есть ли у Вас основания считать, что преследования из-за национальности коснуться Вас более, чем других жителей Вашей страны”. Начинаем по косточкам разбирать всю жизнь моей посетительницы, где и когда ущемлялись ее права из-за того, что она еврейка; чем это можно подтвердить. “Прожила жизнь, как все. Конечно, всегда помнила, что я – еврейка, не давали забыть, но, вроде, ничего особенного не было. Уважали даже, была хорошей медсестрой”. “Вы боитесь наступления фашизма?” “Если честно, то – не боюсь. А что, надо писать, что боюсь?”. А ведь на интервью нужно будет клясться: говорю только правду!..
     Из 300 посетителей, пришедших ко мне за этот год, не более 10 пришли с жалобами на притеснения по национальному признаку.
     Две пожилые женщины заявили, что в их микрорайоне в маленькой частной лавочке в витрине постоянно появляются листовки РНЕ с фашистской символикой и антисемитскими лозунгами. Хватило телефонного звонка в соответствующее отделение милиции, участковый милиционер сделал замечание хозяину, материалы перестали появляться. Участковый, с полным уважением, сам мне позвонил и отчитался в “мероприятии”.
     Были две жалобы на плохое отношение участкового врача по месту жительства с просьбой посодействовать замене врача. Оба случая потребовали серьезного разбирательства, так как правота жалобщика была отнюдь не очевидной. Главные врачи поликлиник в обоих случаях отнеслись к делу внимательно и помогли устранить конфликт.
     А вот подготовленная с моей помощью жалоба пожилой еврейской супружеской пары на администрацию некого санатория на Карельском перешейке, осталась неудовлетворенной. Ежевечерний просмотр телевизионных программ в общей гостиной стал для пары пыткой. Один из отдыхающих постоянно злобно комментировал все без исключения передачи. “Сколько яда, несправедливости, злобной выдумки! Везде евреи, во всем виноваты евреи!” Никто ни разу не одернул злопыхателя, ни отдыхающие, ни администрация. “Каково все это получать нам, для которых вся жизнь прошла под один рефрен: “Ни страны, ни погоста не хочу выбирать…”
     Трудный случай – антисемитизм в коммунальной квартире. Вот, например, старик-еврей женился и прописал жену в свою комнату. Началась настоящая травля семейной пары. Участковый категорически отказался даже зайти в квартиру. Я объявила жильцам о своей готовности в любой момент скандала по телефонному звонку выехать по адресу с тем, чтобы выступить в качестве свидетеля. Серьезный разговор с жильцами был очень тяжелым, но удалось найти людей, сочувствующих супружеской паре, единство “антиеврейской коалиции” было разрушено, страсти несколько улеглись.
     Практически неразрешимы конфликты в квартире между бывшими супругами. В ряде случаев жалобщики приписывали тяжесть ситуации разности национальностей. Порой люди не могут даже договориться о разъезде.
     Судебное дело “малолетнего узника фашистских лагерей” против одного из районных собесов мы проиграли. Не смогли доказать, что в крохотной белорусской деревушке в годы войны было гетто. А, значит, и никакие льготы в этом случае не предусматриваются – не доказан факт “принудительного содержания”, а то, что ребенок с матерью полтора года жил в специально выделенной избе, носил “желтую звезду” на груди – не в счет. Не в счет и то, что ребенка бабка вытащила из расстрельного рва… Враждебность судейских работников и ответчика – собесовского работника – была налицо.
     Есть ли бытовой антисемитизм в современной России? Разумеется, есть, отвечают мне люди, но административный – поутих. Погромов люди, как будто, не боятся. Боятся в целом преступности, неустроенности, дальнейшего ухудшения экономического положения страны. Мамы и бабушки боятся за будущее своих чад и приходят советоваться, как и чему учить. Даже просят поговорить с “детьми”.
     А вот и следующие посетители: пожилые сестры-двойняшки. Они пришли посоветоваться, как увековечить память их брата, погибшего в первые дни войны. Мы обсудили с ними вариант установки памятной плиты на ограде семейной могилы. Но тут я решила посмотреть, нет ли его имени в “Книге памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом”. И оказалось, что в дополнительном V томе его имя есть! Нужно было видеть радость сестер. Мы сняли ксерокопию записи, расшифровали сокращения, осмыслили всю информацию.
     За весь год я три раза имела дело людьми, когда-либо нарушившими закон. Условно осужденный провожал семью в Израиль и интересовался своими перспективами на отъезд в дальнейшем. Не до конца открывший мне свои обстоятельства человек жаловался на то, что его насильственно выслали из Израиля, просто посадив в самолет. “Как же я теперь?”
     На днях появился человек, освобожденный по амнистии. Ни малейшей помощи от органов, обязанных заниматься его судьбой! Попытаемся помочь.
     К сожалению, много случаев явно клинического характера. Приходят люди с жалобами на соседей по дому: с верхнего/нижнего этажа “травят газом”, “высоко/низкочастотным излучением”, “кодируют”, “завораживают” и т.п. Постоянны жалобы на подслушивание разговоров. Пытаюсь успокоить людей, доказать техническую и организационную невозможность и бессмысленность осуществления таких актов. “Вы разве носители государственных секретов?” Мне не слишком верят. “Так кому же жаловаться? Я уже написал депутату!”
     Родители просили меня “защитить”, сыночка “пошутившего” в школе с найденной в лесу “безопасной гранатой”. Отказалась.
     А вот под самый конец приема пришла наша иммигрантка (не эмигрантка!) – из Узбекистана в Россию. “Что ж Вы прямо в Израиль из Ташкента не поехали?” “А для меня Петербург – это Иерусалим. Я здесь училась в институте. Прекрасней места в мире нет! Помогите устроиться! Не можете помочь? Расскажите с чего надо начинать. Я всегда мечтала здесь жить и работать”. Разумеется, будем помогать…