Есть поэты, которые становятся классиками благодаря
одному только произведению. Нафтали Герц Имбер (1856 - 1909) обрел бессмертие
песней "Хатиква", утверждавшей мужество и решимость первых колонистов Эрец-Исраэля
и ставшей впоследствии национальным гимном возрожденного Государства Израиль.
Широкую известность получила и другая его песня - "Мешамер Иордан" ("Вахта
на Иордане").
В Палестину Имбер прибыл из Восточной Европы,
увлеченный туда движением "Ховевей Цион". За 5 лет он написал там десятки
песен, в которых предвосхищал появление идей сионизма.
Но Имберу не сиделось на одном месте. Покинув
Палестину, он долго блуждал по Европе, пока не задержался в Лондоне. Там
он подружился с известным потом Израилем Зангвилом, который перевел на
английский "Хатикву" и "Мешамер Иордан". Зангвилу мы обязаны и первым литературным
портретом Имбера, данным в книге "Дети из гетто". Перед нами предстает
очень интересный человек, талантливый и гордый, но, к сожалению, уже тогда
пристрастившийся к алкоголю.
Прожив три года в Англии, Имбер отправился
в Америку, в Нью-Йорк, где провел последние 17 лет жизни. Он писал статьи
на иврите, идише и английском. Пытался издавать журнал, но больше, чем
на один номер, его не хватило - пагубная страсть подорвала его силы. Жил
на незначительные гонорары, на перепадавшие деньги благотворителей. Снимал
квартиру в одном из самых бедных кварталов города. Имбер знал свою слабость,
но глубоко оскорблялся, когда говорили, что он черпает вдохновение в вине.
Он неизменно повторял, что когда пишет, за спиной его стоят ангелы.
Иврит Имбера был далек от совершенства, но
нельзя забывать, что иврит в конце прошлого - начале нынешнего века только
начал возрождаться. Песни Имбера покоряют не красотами языка, а подлинно
народным характером.
Имбер производил сильное впечатление на окружающих.
Вслед за уже упомянутым Зангвилом это подчеркивал известный еврейский писатель
Накдимон Ройн. Изучая события 80-х годов в Эрец-Исраэпе, он наткнулся на
множество анекдотов об Имбере. Народная молва, подтвержденная и рассказами
палестинских старожилов, рисует его умным и добрым человеком. В таких же,
примерно, выражениях говорит о нем нью-йоркский врач М.Рейзин: "Большая
душа, открытая добру, человек, блуждающий дорогами жизни, сохранивший глубокое
уважение к поэзии". Другой современник заметил: "Не всегда трезвый, но
когда берет в руки перо, он создает строки, сравнимые с жемчугом".
Незадолго перед смертью Имбер послал в один
еврейский журнал в Польше стихотворение, в котором размышлял и о своем
месте в жизни народа:
"Они
будут петь мои песни в радости,
но забудут мое имя, вспомнив его,
когда будут со мной прощаться".
А.Фрименсон, издатель литературного журнала
на идише в Америке, сказал об Имбере: "Он - затерянный метеорит в высоком
литературном небе. Не стань он сам себе врагом, каким великим поэтом он
был бы!"
В 1953 году благодарные потомки перевезли
прах поэта из Нью-Йорка в Иерусалим. Там он обрел вечный покой и вечную
жизнь.
...Кстати, Имбер прекрасно знал, что он создал.
Нередко вместо своего имени он подписывался: "Автор "Хатиквы".