Сегодня можно считать аксиомой утверждение о том, что к любой смуте, как ее ни называй, - восстание, мятеж, переворот, революция, - первыми примыкают далеко не самые лучшие представители народа, совсем не цвет нации. Более того, светлые умы смутной поры в лучшем случае остаются невостребованными, а в худшем гибнут от рук посредственностей и авантюристов, поднявшихся к вершинам власти на мутной волне безадресного гнева и безотчетной ярости толпы.

     19 февраля 1794 года, в самый разгар якобинской диктатуры, на Гревской площади в Париже клубилась толпа. В этот день была назначена очень популярная казнь.
     Радостный гомон голодных зевак, ропот ненависти, брани и насмешек приветствовал осужденных. Они шли к месту казни, не обнаруживая особого волнения: в ту пору люди умирали более или менее равнодушно. Среди двадцати восьми обреченных шел человек, навлекший на себя особую злобу зрителей. Он, по-видимому, принадлежал к аристократам. Кроме платья, что-то еще в лице его, в глазах, устремленных к небу, выделяло этого человека среди других смертников. Это был Антуан Лоран Лавуазье.
     Накануне он просил трибунал отсрочить казнь на четыре недели, чтобы дать ему возможность занести на бумагу несколько мыслей исключительной важности. Председатель суда отказал, заметив, что Республика не нуждается в ученых.
     Лавуазье, великий химик, был одним из самых передовых людей века. Во время голода в Блуа он, бывший откупщик, за свой счет кормил население города. Едва ли не первый во Франции он высказался за эмансипацию евреев. А его проект реформы народного образования! А книга по политической экономии, прерванная смертью!.. Никто, пожалуй, не сделал тогда для своей страны больше, чем Лавуазье.
     Палачу было достаточно мгновения, чтобы отрубить эту голову. Природе понадобятся столетия, чтобы создать другую такую же.

     А взять судьбы российского еврейства... К октябрьскому перевороту 1917 года первыми пришли в массе полуграмотные или малограмотные местечковые парни, видевшие в сломе старой системы единственную возможность избавиться от унизительных ограничений, обрекавших еврейскую диаспору империи на вымирание. Революционный вихрь порой захватывал целые семьи, определяя их членам причудливые и, как правило, трагические судьбы. Одной из таких семей была семья выходца из литовской глуши Моше Свердлина - Михаила Свердлова.
     Отец. Во второй половине прошлого века в городской управе Нижнего Новгорода получил вид на жительство некто Михаил Савельев Свердлов. Он открыл граверную мастерскую. Дела его пошли веселее после того, как он начал тайно исполнять заказы на фальшивые печати и штампы для нужд местных революционных организаций, коих к концу XIX столетия расплодилось в России великое множество. Высокое качество работы сделало Свердлова широко известным в определенных кругах сначала Поволжья, а затем и столицы. Любопытно, что хотя в доме царил революционный дух, а все дети Свердлова активно участвовали в деятельности социал-демократических организаций, это не мешало отцу семейства до конца дней своих оставаться верующим иудеем, свято соблюдавшим еврейские традиции.
     Будучи неплохим знатоком Торы, он не мог смириться с мыслью, что власть царя ничем не ограничена и в любую минуту может превратиться в карающий меч не только по отношению к нему лично, но и ко всему его народу. В 1881 году по югу России прокатилась волна погромов. А в 1882-м Александр III утвердил “Временные правила", ужесточавшие законы о черте оседлости. Свердлова спасла от выселения из Нижнего только его принадлежность в мастеровому цеху: ремесленникам разрешалось жить вне этой проклятой черты.

     Однажды в Версале король Людовик XV неожиданно вошел в комнату маркизы де Помпадур. Сидевший у фаворитки в числе других лиц ее свиты доктор Кене вскочил и изобразил налицо крайнюю растерянность. После ухода монарха одна из придворных дам лукаво спросила перепугавшегося врача:
     - Смею ли, сударь, узнать причину столь непонятного волнения?
     - Как же мне было не взволноваться? - отвечал Кене. - Всякий раз, видя короля, я думаю: вот человек, который может приказать, чтобы мне отрубили голову.
     - Помилуйте, - возразила дама, - король так добр!
     - Однако эта замечательное качество не сокращает его власти.

     Старший брат. Залман был единственным из Свердловых, кому не нравилась обстановка в доме. Он увлекался театром, литературой, попал в поле зрения своего земляка, тогда уже известного писателя Максима Горького, порвал с революционерами и ушел из дома. Более того, он крестился и был Горьким официально усыновлен. Отец проклял новоявленного Зиновия Алексеевича Пешкова еврейским ритуальным проклятием. Проклятый сын довольно долго жил в Италии среди членов семьи и почитателей маститого “буревестника”. Однако вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, он порывает с Горьким и вступает во французский Иностранный легион. Таким образом он выразил протест против ханжеской атмосферы в ближайшем окружении писателя. В тяжелейших боях Зиновий Пешков потерял руку, но остался в армии, был произведен в офицеры и награжден орденом Почетного легиона. Между двумя мировыми войнами Зиновий продолжает службу, выполняет ряд серьезнейших дипломатических поручений, получает генеральский чин и становится командором ордена Почетного легиона. Умер Пешков после второй мировой войны и был похоронен с подобающим его положению почетом. Здесь интересно отметить два момента. В 1928 году один из советских дипломатов-невозвращенцев хотел сообщить ему новости о двух его братьях и сестре, остававшихся еще в живых. Генерал ответил, что это не его семья, и он о них ничего знать не хочет. И второй момент. Когда Михаилу Свердлову сообщили, что Зиновий на войне потерял руку, старик страшно разволновался: “Которую?” А когда узнал, что правую, ликованию его не было предела: по формуле еврейского проклятия отлученный сын должен лишиться именно правой руки.

Я.М.Свердлов в гимнастические годы

     Второй брат, Яков, примкнул к большевикам и активно действовал в районе Екатеринослава. Был арестован и сослан.
     Известно, что гнусное царское самодержавие, ссылая революционеров, обеспечивало их постоянным, хотя и небольшим жалованьем, оплачивало стол, квартиру и т.п. Не обремененные заботой о хлебе насущном, ссыльные продолжали заниматься революционной деятельностью. Надзор за ними был формальным и необременительным. Бежать из ссылки, даже и за границу, было проще простого, хотя для этого и требовалось перейти на нелегальное положение, сопряженное с определенными неудобствами. Царская полиция простирала свою заботу о ссыльных до того, что группировала их по партийной принадлежности: меньшевиков отправляла в одно место, большевиков - в другое. Тем легче было ссыльным жить дружной партийной жизнью, проводить время в дискуссиях и спорах о программе и тактике, писать статьи в партийную прессу и обсуждать их. Этот либерализм, придя к власти, большевики моментально прекратили.
     В ссылке Яков Михайлович находился с еще двумя членами ЦК - Суреном Спандаряном и Иосифом Сталиным. Близкое знакомство со Сталиным породило личную неприязнь, которая усилилась соперничеством на амурном поприще. Якова Сталин уничтожить не успел, но братьев и сестру его не забыл.
     После революции Свердлов становится правой рукой Ленина и председателем ВЦИК, реорганизованным впоследствии в Президиум Верховного Совета СССР. То есть формально Яков Свердлов был главой Советской России. Все мы помним эту роль при Сталине и его преемниках. Это была почетная синекура. Правда, при Ленине ВЦИК заменял собой то, что в дальнейшем стало партаппаратом.
     Известно, что и красный террор, и бессудный расстрел царской семьи, и кровавое “расказачивание” были санкционированы лично Свердловым. Он был сторонником “жестких мер”.

     Наполеон не считал, что правитель должен быть зол и жесток; в этом, как и всегда, он пребывал по ту сторону добра и зла. Впоследствии, на острове св. Елены, развенчанный император сравнивал себя с Робеспьером. Цель у них, по его словам, была одна: оба стремились овладеть революцией и успокоить Францию. Но свое политическое превосходство над якобинским диктатором Наполеон видел в выборе пути: казнями и террором нельзя положить конец государственному развалу. Надо было угадать, чего хочет народ, и дать стране необходимое. В этом император видел свою главную заслугу перед Францией, и к этому, по его мнению, сводилось трудное искусство власти.

     Умер Яков Михайлович в марте 1919 года от туберкулеза. Его именем были названы площадь в центре Москвы и столица Урала Екатеринбург. Сейчас этим историческим объектам вернули их исконные названия.
     После смерти Свердлова осталась вдова Клавдия Новгородцева и сын Андрей. Вдова жила совсем незаметной жизнью, сын учился. Однажды пятнадцатилетнего Андрея заинтересовало, почему один ящик в письменном столе матери всегда заперт. В ответ на вопрос мать резко оборвала его: “Отстань, не твое дело”. Однако подросток, улучив момент, вскрыл этот ящик. В нем оказалась куча стекляшек, очень похожих на большие бриллианты. Андрей решил, что это поддельные камни, то, что мы теперь называем бижутерией. Откуда быть у матери такому множеству настоящих бриллиантов? Он запер ящик и положил ключ туда, где мать его случайно забыла. Правда, об увиденном он рассказал своему дяде Герману, который, впрочем, согласился с его, Андрея, версией.
     В 1918-1919 годах, во время острого военного кризиса, когда власть большевиков висела на волоске, из общего государственного алмазного фонда был выделен особый “алмазный фонд Политбюро". Он был предназначен для того, чтобы в случае краха обеспечить членам Политбюро средства для жизни и продолжения революционной деятельности. Следы соответствующего распоряжения имеются в архиве государственного алмазного фонда. Однако даже в секретной личной папке генсека отсутствует запись о месте хранения “алмазного фонда Политбюро”. В настоящее время судьба этого фонда неизвестна.
     Очевидно, тогда было решено, что о местонахождении алмазов будут знать только члены Политбюро. Тогда же, вероятно, и решили спрятать бриллианты у какого-то частного лица, которому партийная верхушка полностью доверяла. В то же время оно, это лицо, должно было находиться вне политики и жить совершенно незаметно. Видимо, поэтому Клавдия Новгородцева нигде не служила и, кстати, не носила громкой фамилии Свердлова, которая значительно облегчила бы ей трудности советского быта. Надо полагать, что эта тихая женщина с кристальной репутацией была хранительницей партийных алмазов.
     Третий брат, Вениамин Михайлович, повзрослев, не питал склонностей к революционной работе. Он еще в детстве достаточно насмотрелся на революционеров. Поэтому, окончив гимназию, он с разрешения отца отправился в Америку и, благодаря своим незаурядным финансовым способностям, вскоре стал владельцем небольшого банка. После октября 1917 года Яков срочно затребовал брата к себе. Вениамин ликвидировал банк и вернулся в Петроград.
     В эту пору Ленин был одержим одной из своих демагогических идей насчет того, что большевики научат каждую кухарку управлять государством. Пока он не дорвался до власти, эти идеи были только смешны: ну, думает так человек, что с него взять. Однако в 1918 году последовали конкретные, совершенно нелепые назначения. Верховным главнокомандующим вооруженных сил республики ненадолго стал прапорщик военного времени Н.Крыленко, в дальнейшем один из главных палачей страны. В наркомы путей сообщения попал машинист Емшанов, который быстро запутал дела и взмолился о предоставлении ему более посильной работы.
     Тут-то Свердлов и предложил Ленину поставить на эту должность только что прибывшего Вениамина, кстати, не коммуниста. Предложение тут же было принято, но вскоре честный Вениамин Михайлович, чувствуя, что тоже не справляется с делом, попросился в отставку.
     Женился Вениамин на актрисе МХАТа Вере Александровне Делевской, которую брат Яков представил ему как знакомую по ссылке.
     Делевская поступила во МХАТ еще до войны. Она была молода, красива и очень талантлива. Увлеченную театром неопытную девочку кто-то из окружения Горького попросил припрятать нелегальную политическую литературу. Сделала она это неумело, была арестована и сослана. Находясь в ссылке вместе со Сталиным и Свердловым, она решительно отвергла ухаживания угрюмого, несимпатичного и некультурного Кобы, предпочтя ему Якова Свердлова. После ссылки Яков Михайлович вернулся к своей жене Клавдии Новгородцевой, а Веру Делевскую познакомил с братом.
     В дальнейшем карьера Вениамина Михайловича медленно и верно шла вниз. Впрочем, он умудрился так и не вступить в партию. В 1937 году его арестовали и доставили в Лефортово.
     В эту знаменитую тюрьму в те годы сажали в основном тех, кто не поддавался обычному воздействию - угрозам, шантажу, брани. Направляли туда по распоряжению большого начальства и обычно всего на несколько дней. Это, в сущности, была не тюрьма, а дом пыток. Там следователям разрешалось вовсю использовать свою фантазию, изобретая и реализуя любые виды “воздействия". Фантазия была не слишком богатой: били сапогами, ремнями, резиновыми дубинками, ножками стульев... В Лефортово была специальная должность “надзирателя по ремонту”. Занимавший ее некоторое время Степан Новичков давал в 1958 году показания: в его обязанности входило “восстанавливать стены и пол, пострадавшие во время допроса, чинить искалеченные стулья, смывать или соскабливать кровь...”. Заключенные значились не под фамилиями, а под номерами. “Наполняемость” Лефортово колебалась от 150 до 500 человек.
     На эту вот живодерню и доставили Вениамина Михайловича. Избиение на первом допросе продолжалось пять часов. Арестованный все возведенные на него наветы отрицал. В три часа дня 11 декабря 1937 года пришлось вызвать врача. Врачом оказалась Анна Анатольевна Розенблюм, которую немногочисленные узники Лефортово, дожившие до хрущевской оттепели, называли “светлым ангелом в аду”. Она делала все, чтобы как-то облегчить страдания мучеников. Оказывала помощь Василию Блюхеру. Лечила наркома торговли Израиля Вейцера, мужа известной Наталии Сац. И еще многих других. Ей пришлось констатировать 49 смертей - из тех, кто погиб от пыток прямо в кабинете следователя или был вынесен оттуда на носилках. Наконец арестовали и ее - как польскую шпионку - и навесили 15 лет лагерей. Анна Анатольевна выжила и давала показания на лубянских палачей. После освобождения и до выхода на пенсию работала в санчасти министерства связи.
     В девять часов вечера д-ра Розенблюм снова вызвали к Свердлову. Вениамин Михайлович был мертв. В рапорте написано: “Остановка сердца”. На самом деле он был забит до смерти. Подлинную причину смерти в таких случаях, разумеется, не указывали.
     Местонахождение могилы В.М.Свердлова неизвестна. Неизвестна мне также и судьба его жены.
     Четвертый брат, Герман Михайлович, родился от второго брака старика Свердлова - после смерти жены - на русской женщине по фамилии Кормилицина (давно ли сам он проклял Зиновия? - С.Б.). Он был много моложе своих сводных братьев - родился в 1908-м. В революции участия по малолетству не принимал, а, подросши, вступил в комсомол. По свидетельству людей, знавших его, был он на редкость веселым и остроумным человеком.
     Окончив Институт народного хозяйства, Герман Свердлов в 1927 году стал директором Центральных заочных финансово-экономических курсов, а затем деканом финансового факультета института. Жил он в те годы в тесной квартире брата Вениамина в доме ВСНХ.

Яков Блюмкин

     Именно тогда ему предложил свое общество Яков Григорьевич Блюмкин, тот самый, что в июле 1918-го убил немецкого посла графа Мирбаха, а потом стал виднейшим расстрельщиком, провокатором и шпионом ЧК и ГПУ.
     - Брат Якова Свердлова? Да, буду счастлив. Переезжай хоть сегодня. Поселишься в отдельной комнате...
     Квартира эта принадлежала ГПУ, а Блюмкин был одним из лучших “разработчиков" Генриха Ягоды (кстати, близкого родственника Германа). В 1925-м Блюмкин был внедрен в комиссию по качеству, которую возглавлял Троцкий. А когда в 1926-м опального Л.Каменева, выведя из Политбюро, назначили наркомом торговли, Блюмкина подсадили к нему в консультанты. Нетрудно сообразить, что и каждый шаг Германа Свердлова становился известен Лубянке, однако ареста он благополучно избежал и дожил до старости.
     Сестра Полина. Она вышла замуж за богатого человека Леонида Авербаха, жившего где-то на юге России. У Авербахов были сын и дочь. Сын Леопольд, бойкий и нахальный, открыл в себе призвание руководить советской литературой и, возглавив журнал “На посту”, хозяйничал в Российской ассоциации пролетарских писателей (РАППе). Опирался он при этом на родственную связь: его сестра Ида стала женой Ягоды, заместителя председателя ГПУ. После своего падения Ягода на допросах дал показания на шурина, и тот сгинул в подвалах Лубянки вместе с ним.
     Племянник Якова Свердлова Генрих Ягода был многим обязан его семейству. Он был отнюдь не фармацевтом и не фельдшером, как любил о себе рассказывать, а - подмастерьем в граверной мастерской старика Свердлова. Там он украл набор инструментов и сбежал, правильно рассчитав, что хозяин не станет обращаться в полицию, чтобы не выплыла на свет его подпольная деятельность. Потом Генрих вернулся к старику с повинной, и тот простил его и взял на работу. После революции Ягода, как уже сказано, женился на внучке старого Свердлова Иде, что и обеспечило его бурную карьеру. Впрочем, традицию Генрих сохранил и, возглавив НКВД, наводнил советскую шпионскую сеть фальшивыми долларами “made in USSR”.

Г.Ягода (второй справа) на параде физкультурников, 1934 г.