Когда-то я назвал его розовым. Почему, спросите вы, розовый?... Почему
не черный, синий, зеленый?.. Ведь у антисемитизма такой богатый спектр...
Та разновидность антисемитизма, которую я имею в виду, представляется мне именно розовой, даже нежно-розовой... Оттого, возможно, что розовый цвет так мягко, незаметно, нечувствительно переходит в красный... Цвет крови... В нем и помина нет о зловещем коричневом, когда младофашисты опоганивают более ста памятников на старом еврейском кладбище в Берлине. Он не похож и на вульгарный черный, с его звериным кличем "Бей жидов, спасай Россию!" и троекратным ударом ножа, нанесенным недавно в Москве одному из еврейских лидеров... Напротив, "розовый" полон сочувствия к страданиям, неотделимым от истории еврейства и, прежде чем перейти к сути дела, непременно вспомнит и о Холокосте, и о Бабьем Яре...
Первая встреча с ним случилась у меня много лет назад. Достаточно известный московский писатель, с которым я находился в приятельских отношениях, дал мне прочесть свой только что законченный роман. Его герой, еврей, переживает некую метаморфозу, в результате которой приходит к мысли, что единственным выходом из жизненного тупика, в котором он находится, является отказ от еврейства и принятие христианства. Что же, как говорится, вольному воля... Но каковы аргументы?.. Вот они: главное зло в жизни – это евреи; раньше они содержали шинки и публичные дома, потом "делали революцию", потом морили голодом Украину, а ныне сматывают манатки и улепетывают в свой Израиль, ни в чем – в отличие от героя романа – так и не покаявшись перед русским народом...
Я был ошеломлен. Роман писался в то самое время, когда в Алма-Ате, где я тогда жил, из университета изгоняли преподавателей-евреев, и один из них, мой друг, затравленный КГБ, покончил с собой, выбросившись с балкона. В Павлодаре шел суд – судили преподавателя-еврея за "самиздат", "связь с Израилем". В любой газете поносили сионистов, агентов американского империализма, главных врагов мира во всем мире... И вот – этот роман... Как его назвать – антисемитским, юдофобским?.. Так ведь автор не призывает к погромам, не цитирует "Майн Кампф", и сам он немало пострадал за свои диссидентские убеждения... Да и роман писался без всякой надежды на публикацию (его опубликовали потом, в годы перестройки), а значит – был абсолютно искренним, исповедальным...
Моему приятелю важно было почему-то мое мнение. не помню в точности нашего разговора, но с той поры встречаться мы стали все реже... В те годы мир для меня состоял из света и тьмы, они нe сращивались, не имели полутонов. Антисемиты?.. Раньше это была черная сотня, фашисты, погромщики, теперь – те мерзавцы, которые засели в ЦК, обкомах, райкомах, КГБ, комитетах по печати, редакциях, издательствах... В ту пору я бы ни за что не поверил, что Андрей Белый, хрустальнейший символист, "обитатель небесных сфер", мог писать в 1911 году (напомню, это год начала "дела Бейлиса"):
"Бесспорна отзывчивость евреев к вопросам искусства; но равно беспочвенные во всех областях национального арийского искусства (русского, французского, немецкого), евреи не могут быть тесно прикреплены к одной области; естественно, что они равно интересуются всем; но интерес этот не может быть интересом подлинного понимания задач данной национальной культуры, а есть показатель инстинктивного стремления к переработке, к национализации (юдаизации) этих культур, а следовательно, к духовному порабощению арийцев..." И далее "ариец" Андрей Белый сообщает: "Становится страшно за судьбы родного искусства... Еврей-издатель, с одной стороны, грозит голодом писателю; с другой стороны – еврейский критик грозит опозорить того, кто поднимает голос в защиту права русской литературы быть русской и только русской... Вы думаете, что только в русской литературе имеет место грустный факт торжества еврейского городового? В том-то и дело, что нет..."
От "еврейского городового", угрожающего "не только русской литературе", не столь уж далеко до заговора угрожающих всему миру "сионских мудрецов"...
А.Куприн, создатель "Гамбринуса" и "Суламифи"? Он еще прямей, прямодушней: "Эх! Писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем русскую литературу. А то они привязались к русской литературе, как иногда к широкому, умному, щедрому русской душой, но чересчур мягкосердечному человеку привяжется старая истеричная припадочная б-ь, найденная на улице, и держится около него воплями, угрозами скандалов, угрозой отравления клеветой... И самое верное средство – это дать ей однажды по заднице и выбросить за дверь в горизонтальном направлении".
Тут можно бы задаться вопросом: ну, "выбросили в горизонтальном направлении" Шолом-Алейхема, доживавшего последние годы в Нью-Йорке... "Выбросили" Бродского, Галича, Горенштейна, Коржавина – расцвела после этого русская литература? Помогло ей, когда избавили ее от Мандельштама, от Бабеля? Когда не стало в ней Ильи Ильфа, Василия Гроссмана?.. Справедливости ради заметим, что если Андрей Белый излагал свои взгляды публично, в журнале "Весы", то Куприн – всего лишь в частном письме, адресованном другу... Правда, что толку, что в частном? Извлеченное из архива, письмо это было размножено "Памятью", и его можно было купить в проходах московского метро за какие-нибудь пять рублей...
Я потому говорю здесь об Андрее Белом и Куприне (можно бы присоединить к ним и другие, не менее значительные имена); что теперь, после всего, что мы видели и пережили, полагаю, следует отказаться от самоутешительной сказочки, будто бы интеллигент не может быть антисемитом или, по крайней мере, не может придерживаться антисемитских взглядов. Вспомним Вольтера, Фихте, Гете, Достоевского, вспомним Шекспира, автора "Венецианского купца"... Как же в таком случае быть?.. А никак, то есть попросту придерживаться английской пословицы: "Take things as they are" – "принимай вещи такими, как они есть". В конце концов, главное не в том, что Достоевский был антисемитом, а в том, что помимо этого он обладал еще и другими качествами, сделавшими его гениальным писателем, открывшим глаза на многое в мире – всем, в том числе и нам, евреям... Так надо ли стараться делать из него "даму, приятную во всех отношениях", как это случается у иных критиков и литературоведов? Ни Достоевскому, ни Андрею Белому или Куприну, ни, между прочим, и самим евреям это не нужно...
К тому же, хоть и жили они во времена свирепых еврейских погромов, однако же задолго до Холокоста, который, возможно, повлиял бы на кое-какие их взгляды... Мало того – заставил бы призадуматься над тем, что "В начале (т.е. до Освенцима и "Циклона-Б") было Слово"... К сожалению, Розенбергу, Геббельсу и прочим теоретикам-практикам борьбы с "еврейской угрозой" было кого цитировать... И тем, кого они цитировали, не снилось, в каком контексте звучали их слова.
Кстати о "контексте истории", на фоне которого (да только ли "на фоне"?) прошла вся наша жизнь. Бабий Яр, "дело врачей", гибель Еврейского антифашистского комитета, искоренение еврейской культуры, закрытие еврейского театра; пять лет ГУЛАГа - за преподавание иврита, процентная норма – при приеме на работу, при поступлении в институт, высшие военные заведения; отказ при попытке поступить на юрфак, в Институт международных отношений, не говоря уже о разного рода "ящиках", и прочее, и прочее. Кому все это не известно?
Выходит, есть такие, кому не известно. Хотя живут они не до, а после. И жизненного, и прочего опыта им, казалось бы, вполне хватает, чтобы усвоить и освоить приведенный выше "контекст". И в судьбе их близких и знакомых он, этот "контекст", сыграл немалую роль. И сами они, публицисты, очеркисты, философы, – известные фигуры в нашей эмигрантской прессе. Но вот какого рода поразительные открытия ими подчас делаются, – разумеется, после экскурсов в область Холокоста и блистающих эрудицией описаний средневекого гетто.
Оказывается, хотя государственный антисемитизм в СССР был, на самом деле его как бы и не было, поскольку, вспоминает автор одной весьма глубокомысленной статьи, в некоторых элитарных вузах можно было встретить студента-еврея... И ведь были же, к примеру, и Райкин, и Плисецкая, и Ботвинник, и Раневская, и Утесов, и Бернес, и даже Александр Борисович Чаковский, редактор "Литературной газеты"... Можно добавить к ним и "отца атомной бомбы" Харитона, о котором "широким слоям трудящихся" стало известно лишь в самые последние годы, раньше на виду было только имя Курчатова... Подобные доказательства вполне соответствуют далеко не новому анекдоту о Рабиновиче. Встретились двое евреев, один радуется: наступили хорошие времена, у всех есть работа!.. Другой возражает: да, но Рабинович-то не работает! Проходит время, они встречаются вновь, один вздыхает: стало трудно жить, люди ищут и не находят работу... Второй возражает: да, но Рабинович работает! Всегда, при любой погоде сыщется такой Рабинович – он нужен, необходим любой власти, в него всегда можно ткнуть пальцем. Ну а если уж такой талант, как Харитон, да еще и в военно-промышленном комплексе...
Итак, ничего такого уж страшного не было, все это сочинили, про антисемитизм – государственный, бытовой... Кто сочинил. Ясно – кто... И тут же, на газетных страницах, рассказывается историйка во вкусе черносотенно-патриотических изданий: один еврей, добиваясь в американском посольстве статуса беженца, объясняет на интервью, что антисемиты его преследуют, нападают на него, когда он, помолясь, возвращается из синагоги. Ту же байку излагают консулу и второй, и третий "соискатель", но на вопрос, где находится эта синагога, он слышит ответ: "Меня так били по голове, что отшибли память..."
Так складывается образ еврея – эдакого жучка, рвача, проходимца, паразита. Вернее, образ-стереотип сложился давно, ему только придается более современная окраска. Не черная – розовая. С разного рода оговорками, экивоками, с реверансами – тоже в стиле времени – в сторону трагедии, постигшей еврейский народ. С заверениями, что никакой потачки антисемитизму тут нет, наоборот. Часто находится и "первоисточник", подкрепляющий собственные рассуждения. В иной статье можно встретить пространное описание существовавших, а большей частью выдуманных автором льгот, которыми пользовались члены Союза писателей, и тут же – цитату из Куприна. "Каждый жид – прирожденный русский литератор". В подтверждение этому сообщается, что "московская писательская организация в 60–70-е годы более чем наполовину состояла из евреев".
Мне этот "сюжет" напомнил об известном скандале, учиненном в ЦДЛ Смирновым-Осташвили и его молодчиками в знак протеста против засилья "сионистов" в СП. И еще – о поэме лауреата Государственной премии Сергея Васильева, которую ом прочел в Союзе писателей в памятном 1949 году. Называлась она "Без кого на Pyси житъ хорошо":