Через весь документальный фильм Кевина Макдональда “Однажды в сентябре” (перевод представляется неудачным, слишком “эпическим”; в оригинале – “One day in september”) проходит зловещий образ: человек в маске и с автоматом в руке оглядывает окрестности с балкона номера, захваченного группой палестинских террористов в Олимпийской деревне.
     Действие происходит в 1972 году в Мюнхене, во время Олимпийских игр. В номере – заложники, члены израильской олимпийской сборной. Полнометражный английский фильм (в этом году он получил “Оскара” по своей категории) реконструирует это событие – сохранившиеся документальные кадры и многочисленные интервью: говорят израильтяне, немцы, арабы. В результате совмещения различных точек зрения у зрителя к концу фильма должно сложиться максимально полное представление о сентябрьской трагедии.
     Авторы фильма практически не комментируют происходящее на экране. Интересно, что при подчеркнутом стремлении к объективности им удалось избежать нравственного релятивизма в духе “у всех своя правда”. Английский режиссер изобразил столкновение нормальной человеческой морали с нечеловеческой логикой террора нового типа. Здесь следует сделать отступление. В известном стихотворении Владимира Корнилова современный террор (“лайнеры в Египет угоняли”) напрямую выводится из деятельности русских народовольцев (все стало возможным, с тех пор как “в Петербурге кокнули царя”). Боюсь, что все не так просто.
     В фильме Макдональда поражает неготовность мира (в данном случае – немецких властей) ответить на вызов террористов. Столкнувшись с абсолютной жестокостью, с полным презрением к человеческой жизни (раненого израильтянина оставляют умирать на полу, не разрешая оказать ему помощь) немецкие власти действуют хаотично, неэффективно, бездарно – и это беспощадно изображено в фильме. Впрочем, мы видим и самоотверженность: плохо подготовленные немцы-добровольцы готовы атаковать террористов; вице-премьер ФРГ Ганс-Дитрих Геншер предлагает себя в заложники вместо израильтян. И эта слабость человечнее, чем жуткая нечеловеческая эффективность палестинцев, натаскиваемых в своих лагерях на убийство и считающих нападение на безоружных людей “первым боем с сионистским агрессором”. Эту фразу произносит единственный доживший до наших дней террорист: он дает интервью авторам фильма, и видно, что он ни о чем не жалеет и ни в чем не сомневается.
     Дело в том, что в сентябре произошел не просто очередной теракт. В этот день мир столкнулся с терроризмом, повторяю, нового типа, с истинным терроризмом ХХ века.
     В войнах XIX века на одного погибшего мирного жителя приходилось 100 убитых солдат. И террористы в XIX веке убивали полицейских, губернаторов и президентов; они могли отказаться от теракта, чтобы не пострадали невинные. Этот тип террора дожил до конца 60-х годов ХХ века. И я верю, что героиня фильма Фолкера Шлендорфа “Легенда Риты” может страдать из-за убийства – во время теракта – случайного свидетеля. Но в войнах ХХ века уже на одного убитого солдата приходились тысячи погибших гражданских. Последние романтики терроризма, исповедующие “тактику дантиста” (выражение нигерийского писателя В. Шойинки), погибли в неравном столкновении с Левиафаном-государством (У. Майнхоф и его группа).
     Макдональд выбрал для своего фильма не просто очередной теракт – он весьма точно зафиксировал выход на мировую сцену террористов нового типа – захватывающих самолеты и школы, взрывающих автобусы и универмаги, не принимающих в расчет жизнь людей – невинных, непричастных, случайных...
     “Бомба взорвется в баре через три минуты; вот девушка у входа – непонятно, вошла внутрь или не вошла. Увидим, когда будут выносить”^*.
     В фильме много эпизодов олимпийских соревнований – это не просто фон для трагедии; это своего рода воплощение нормальных человеческих отношений, не омраченных национальной враждой, ненавистью, страхом. Все это было разрушено в течение одного дня.
     Через весь фильм проходит рассказ жены одного из погибших – фехтовальщика Шпицера. Она рассказывает о муже, конечно, немного идеализирует его (но это, впрочем, не важно) – мы узнаем о хорошем, открытом миру человеке, без ненависти в душе, без национальных предрассудков (это подчеркнуто). А потом мы слушаем заявление уцелевших террористов: громкие слова о том, что теперь мир узнает о палестинских идеях, об их борьбе. Режиссер ничего не комментирует, но этот эпизод смонтирован с кадрами иерусалимского кладбища: одиннадцать могил, и дочь одного из погибших, не помнящая отца, кладет на его могилу цветы. Это материальное воплощение тех идей, о которых говорили террористы.
     “Что же из этого вытекает?” А ничего. Разве что кровь, но она быстро сохнет”^*.
     Теракты следовали один за другим. У террористов нашлась масса адвокатов и союзников – и в СМИ, и в правительствах различных стран (например СССР). Кстати, двойственна роль СМИ в подобных событиях: с одной стороны, мир оперативно получает важную информацию, с другой – трагедии превращаются в шоу и – хуже того – террористы получают трибуну для пропаганды своих идей. Эта двусмысленность проявилась уже в мюнхенском теракте, и фильм несколько бегло, но затронул эту важнейшую тему.
     Террористический Интернационал существует. Создать антитеррористический пока не удается. Одна из причин – бытующий во многих странах антисемитизм (иногда открытый, чаще латентный) не позволяющий активно сотрудничать с Израилем – главной жертвой терроризма. Отсюда и несколько неуместный объективизм, свойственный даже знаменитому роману Джона Ле Карре “Маленькая барабанщица”. Внешне холодновато-объективный фильм Макдональда спокойно и четко говорит: есть убийцы и есть невинные жертвы. Выбирать можно только между ними.