Обращает внимание: последние годы самые различные режиссеры – от Н. Михалкова до А. Балабанова – принимают в своих фильмах “русскую”, то бишь национал-патриотическую позу. Даже Д. Месхиев не удержался и завершил “черную комедию” “Механическая сюита” совершенно не идущим к делу, к счастью, коротким патриотическим монологом. Результаты – художественные, а не коммерческие – даже не странные. Фильмы располагаются в диапазоне от ужасающих (“Мама” Д. Евстигнеева) через плохие (“Сибирский цирюльник” Н. Михалкова) до, ну, скажем, приемлемых, но не более (“Брат” и “Брат-2” А. Балабанова). Упомянутые режиссеры начинали либо экранизациями классиков европейского модернизма (Балабанов с успехом ставил Кафку и Беккета), либо как более или менее успешные эпигоны западных режиссеров (“Свой среди чужих” Михалкова, “Лимита” Евстигнеева).
     “Русская” поза, принятая в соответствии с духом времени, им неорганична. Сергей Овчаров, выпустивший месяц назад фильм “Сказ про Федота-стрельца” (по сказке Л. Филатова), кто угодно, только не конъюнктурщик. Первые же его фильмы – “Нескладухи”, “Небывальщина” – основывались на русском фольклоре и поражали виртуозным сочетанием элементов балагана, народного театра, лубка с весьма изощренными чисто кинематографическими приемами (ускорение и замедление съемки, особая обработка пленки, имитация архивных, документальных кадров). Затем Овчаров экранизировал одного из самых “почвенных” русских писателей – Лескова (“Левша”).
     В начале 90-х Овчаров снимает два замечательных фильма – “Оно” (по Салтыкову-Щедрину) и “Барабаниаду”. “Оно” – подведение весьма печальных итогов отечественной истории, один из немногих российских фильмов, к каким можно отнести придуманное поляками определение “национальная самокритика”. “Барабаниада” – шедевр, лучший фильм Овчарова, то самое “чистое кино”, описывать которое бессмысленно.
     Сняв свой лучший фильм, Овчаров – вполне в духе страны, изображенной им в “Оно”, – почти десять лет не мог реализовать ни один из своих многочисленных проектов, кроме трех великолепных 10-минутных мультиков. Перерыв не пошел автору на пользу.
 

     “Сказ про Федота-стрельца” очень ждали. Возможно, это эффект завышенных ожиданий, но создается впечатление, что Овчаров сделал шаг назад, даже по сравнению со своим первым фильмом “Небывальщина”. Режиссер, кажется, захотел вывести некую обобщенную формулу российской жизни, российской истории, использовав для этого любимые им приемы балагана, нагромождения остроумных гэгов и киночудес, утрировав игру актеров, демонстративно “плоскую” картинку, стилизованную то ли под лубок, то ли под Кустодиева. Иными словами, попытался скрестить “Левшу” с “Оно”.
     Одна из причин частичной неудачи – сам текст “Сказа…”. Нельзя требовать от современного автора таланта Лескова и Щедрина, но Л. Филатов уж настолько не Щедрин… Овчаров впервые столкнулся не с аутентичной народной культурой, не с масштабной и радикальной сатирой, а с полулюбительской стилизацией и КВН-овским юмором “в рамках дозволенного”. Режиссер, к счастью, осмелился расширить и существенно изменить текст Филатова. Самые интересные образы и эпизоды фильма именно те, которых не было “в оригинале”. Замечательно придумана и сделана фигура “номенклатурной жертвы” – этакий “мальчик для битья”: каждый день на радость народу его казнит “добрый царь” (А. Мягков), и с той же регулярностью он воскресает.

     Другая выдумка Овчарова – это превращение помощников Федота в двух деловых хасидов. Вряд ли это превращение – следствие режиссерской юдофобии. Евреи, конечно, представлены гротескно (но как же их еще изобразить в фильме такого жанра?), но персонажи они скорее положительные, главному герою от них только польза, русский народ они не спаивают: он, как это ярко показано в фильме, благополучно спивается сам. Вряд ли также, что Овчаров позавидовал славе Солженицына и решил принять участие в высокоинтеллектуальной дискуссии об отношениях евреев и русских.
     Все проще. Во-первых, летящие по небу ортодоксальные евреи в соответствующей одежде очень колоритны. Во-вторых, Филатов, видимо, представлял помощников Федота как этаких купцов в стиле Островского (отчество Титыч – совершенно из его пьес). Овчарова же то ли долгие неудачные поиски денег на свои фильмы, то ли просто наблюдения за вокруг текущей жизнью привели к выводу, что русский буржуа (“купец Титыч”) быстро, хорошо, четко, а уж тем более бескорыстно ничего сделать не способен. Вот и появились в русской сказке (как, впрочем, и в русской истории) евреи.
     И, наконец, финальный эпизод фильма, которого нет у Филатова и ради которого снимался фильм. Свергнув “плохого царя”, народ во главе с Федотом начинает праздновать свободу, праздник плавно переходит в кулачный бой (прекрасная пародия на исполненный кретинического восторга перед “русской удалью” эпизод кулачного боя в “Сибирском цирюльнике”), вместо народных частушек и припевок звучит блатняк (“мы ребята-ежики, у нас в карманах ножики”). В результате – поножовщина, пальба, бойня, гибель всех – “правых” и “неправых”, “хороших” и “плохих”, Федота и жутковатого полуамериканца “То-Чего-Не-Может-Быть” (В. Сухоруков). Жестокий, но, в рамках фильма, логичный конец. Кстати, тот Федот, которого играет К. Воробьев, симпатичный, добрый, но слабый, почти всегда пьяный, неумелый, истеричный, часто неблагодарный, вряд ли может что-то сделать для своего народа.
     Фильм Овчарова уже вызвал идеологические упреки: некоторые критики назвали его националистическим, ксенофобским. С тем же успехом его можно счесть проявлением национального нигилизма и русофобии. Я бы определил этот фильм как глубоко консервативный, причем консервативный в первичном значении этого слова: Овчаров боится, что любая перемена в России будет переменой к худшему, что борьба против насилия приведет к еще более жестокому и хаотичному насилию. Причины же этого коренятся в самой природе русского народа. “Запад нам не поможет”. Контакт с Америкой приводит лишь к появлению чудищ типа героя Сухорукова, органично соединившего в себе худшие черты русского и американца.
     В фильме есть замечательная визуальная рифма. В первом же эпизоде мы видим городскую площадь, усеянную телами мужиков. Над ними голосят женщины. Через несколько секунд мужики начинают шевелиться, и мы понимаем, что они просто отсыпаются после жуткой пьянки. И один из последних эпизодов: та же площадь, тела вповалку, но эти люди мертвы, и единственный звук в городе – вороний крик. Вот путь России – от плохого к ужасному.
     Сергей Овчаров много лет почти в одиночку пытался создавать русское национальное (не националистическое!) кино. Когда этим делом, почуяв, куда ветер дует, занялись почти все, создавая фильмы, полные оптимизма, национальной гордости и т. д. и т. п., Овчаров предложил самый мрачный вариант решения “русского вопроса”, снова оказавшись маргиналом. А быть маргиналом – нормальная судьба художника.