Стемнело, стало холодно, я включила лампу в своей
комнате и задумалась. Было как-то неправдоподобно тихо, и только мое ровное
дыхание нарушало тишину.
Я думала о том, что завтра двадцать седьмое
января – День снятия блокады. “Что это значит для меня?” – Прозвучал вопрос
где-то глубоко в сознании. Я не знала, как отвечать: мои родственники по
материнской линии приехали в Петербург из другого города, когда блокада
уже закончилась, а мои бабушки и дедушки по отцовской линии давно умерли,
еще до моего рождения.
Как бы банально это ни звучало, но я люблю
этот город и переживаю вместе с ним, чувствую его волнение, испуг. Когда
я думаю о блокаде, мне представляется картина, состоящая из маленьких кусочков,
все эти кусочки разбросаны, и их нужно сложить. У меня соединены только
несколько, но их не хватает для того, чтобы полностью воспроизвести картину
блокады.
Отрывки блокады всплывают из моего сознания…
Длинная очередь за хлебом. Исхудалые, чумные дети в лохмотьях, воришки,
отнимающие у бабулек последний кусок хлеба, за которым те простояли три
часа в очереди на своих больных ногах. Повсюду голод… Ленинград как будто
тоже страдает вместе со своими жителями; неукротимая Нева покрылась льдом
и затихла; ветер властвует над этим городом, он раздувает всю его горечь
и превращает в страдания…
Через открытую форточку на меня подул ветер,
и я задремала. Сны так быстро проносились, что я даже не улавливала их
сути, и вдруг я проснулась.
Я оказалась в незнакомом месте, где-то на
улице, среди обломков старого дома. Мимо меня проходили фигуры людей. Но
они не замечали меня. Вдруг ко мне подбежал какой-то парень в военной форме
и с винтовкой, он нервно спросил:
– Девушка, вы целы? Вставайте, а то замерзнете.
– А что случилось? – сказала я недоуменно.
– Упала бомба, и дом обрушился.
С этими словами он взял меня за руку, помог
подняться и ушел.
Оглядываясь по сторонам, я шла мимо холодных,
серых домов и не узнавала их – казалось, душа навсегда покинула эти старые
здания. Мимо меня шли люди, тащившие сани, на них лежали мертвые тела.
В моей голове прозвучало слово “блокада”, дрожь пробежала по моему телу,
и я сжалась от холода. Нежели это был Петербург?
Вдруг я услышала вой сирены. Люди, шедшие
по улице, бросились бежать, и я побежала за ними. Вместе с ними я оказалась
в темном подвальном помещении с бетонными стенами. Люди сидели, плотно
прижавшись друг к другу, на сыром полу. Дети громко плакали.
Прогремело несколько взрывов, казалось, что
стены не выдержат этих ударов и вот-вот рухнут. Наконец все стихло.
Я вышла на улицу, напротив меня лежали обломки
только что разрушенного взрывом дома.
Я посмотрела на себя, своим внешним видом
я ничем не отличалась от других людей. Я была одета в немного рваное пальто
черного цвета; на ногах у меня были валенки, которые доходили мне до колен,
а из-под пальто выглядывала какая-то неизвестная мне юбка. Вдруг я почувствовала,
что постепенно замерзаю, мне было невыносимо больно, холод сковывал мои
ноги, я еле шла, а мои руки вообще потеряли чувствительность.
Я вошла в парадную и заглянула в открытую
дверь чьей-то квартиры. В квартире сидело несколько человек, которые грелись
у буржуйки, они не заметили, как я вошла. Я села неподалеку от единственного
источника тепла. Мне стало страшно. Мне казалось, что этот кошмар никогда
не кончится. Я укуталась поплотнее в свое пальто и заснула. Проснулась
в своей комнате. Мне было очень холодно, и я подошла к окну, чтобы закрыть
форточку. Я подумала о том, что картина блокады уже полностью воспроизвелась
в моей голове.
За окном шел снег, уличный фонарь тихонько
раскачивался на ветру, а звезды безмолвно сверкали на черном небе…