Как здорово, что в разговоре о группе “Пгишот" уже не надо объяснятъ — “кто", “что”, “откуда” и “почему”! Осенью этого года нашему творческому объединению исполняется пять лет. Прошедшие за это время выставки, пленэры, экспедиции по местам еврейской истории, выход в свет книг, буклетов, а также материалов в СМИ сделали свое дело. Поэтому, рассказывая о нынешней экспозиции группы в Центре “Петербургская иудаика”, сразу возьмем быка за рога. Сиречь — обратимся собственно к искусству.
     Название выставки — “Сотворение и творчество”. Речь идет об интерпретации ее участниками первой главы Торы: Брейшит. В рамках экспозиции прошла презентация одноименной книги.
     Погружение в Писание не прошло бесследно. Оно высветило в каждом из нас какие-то новые качества. Целомудренная сдержанность или свобода, интимность переживания или открытость — лишь некоторые, весьма условные в определении, краски новообретенной палитры.
     Ассоциаций и “расшифровок” столько, сколько посетителей выставки. И то, что вы прочтете ниже, — ни в коем случае не навязывание точки зрения со стороны вашего покорного слуги. Это лишь живой отклик. Другое дело, что мне, возможно, виднее новации авторов, поскольку знаю и люблю искусство моих друзей в течение многих лет.
     ... Анатолий Заславский, совершенно волшебный цветовик, воспринимающий мир с подкупающе-детской непосредственностью, - здесь словно бы затихает. Его произведения, остающиеся Б-жественно красивыми, сближены в тоне, строги в композиционном ритме. Он будто примеривается к ответственнейшему делу сотворения мира — сотворения, а не изображения! Художника в этом случае занимают чисто живописные задачи. Например, в “Сотворении света" автор оперирует не светлым и темным, а теплым и холодным. И все же нетривиальность живописца, по отношению к себе вчерашнему, достаточно ощутима...
     Леонид Грольман, один из остроумцев “Пгишот" (каково выделяться остроумием среди евреев!) — и в своих композициях, будь-то на плоскости или в объеме, всегда привлекал парадоксальностью и любовью к деталям. На сей раз, он неузнаваем. Серия обобщенно-декоративных пастелей, в которых угадывается география Брейшит, стала своего рода открытием известного ранее художника.
     Михаил Шапиро раскованно естественен в своих живописных вещах. К Адаму и Хаве, в частности, автор относится по-свойски. В его прочтении это вполне современные персонажи. Отнюдь не финалисты конкурса красоты и, скорее всего, довольно-таки заковыристые по характеру. Прозрачное до акварельности "масло" этого живописца со своей стороны свидетельствует о легкости последнего в соотнесении эпох. Изображаемые им люди и холмы Иудеи столь же вечны, сколь увидены сегодняшним посетителем Святой Земли.
     Такого же рода органика вхождения в тему отличает и Ларису Берлин. С той лишь разницей, что ее излюбленный мотив — созданные Госп-дом звери. Их живописные изображения отличает "символическая наивность". Скульптурные же произведения неисповедимым образом сочетают в себе монументальность с забавно-тактичным очеловечиванием привычных нам и сочиненных зверюшек.
     Если характеризовать творчество одной из ведущих питерских текстильщиц Аллы Давыдовой одним словом, то это будет слово "мощь". И на сей раз ее композиции: гобелены, напряженные в тонально-цветовом и ритмическом отношении, звучат торжественными аккордами. Но вдруг в сохраняющей себя мелодии звучат-звенят иные ноты: маленькие, слабые ростки пробивают шершавую структуру земли, свисают, словно первыми весенними веточками, прямо с неба. Автор, подобно другим участникам выставки, примеривается к роли Творца...
     Татьяна Погорельская в экспозиции — словно синоним света. Не того, что отделяет Госп-дь от тьмы. Тьмы для нее вроде бы не существует. Мы ощущаем радостное, светлое начало, которым исполнены все Дни Творения. Йом ришон, йом шени. и т.д., - художница наслаждается включением в композицию ивритского шрифта, - при всем своем колористическом мерцании представляются единым периодом "И увидел Госп-дь, что это хорошо...".
     Александр Рохлин — "ребе" нашей группы; именно он вводил художников в Святые тексты. Основательность же этого разнообразного графика и мастера керамики объясняется не лишь названными обстоятельствами. Здесь нельзя не видеть своеобычия его художественной натуры, соединяющей в себе преклонение перед видимым миром с аналитическим постижением последнего. Плотная взаимосвязь всего сущего, проявляющаяся в сближенном цветовом строе, — вот "послевкусие" его произведений.
     Феликс Лейбович рядом с графикой показывает текстиль. Очевидна взаимопроникновенность: графически-острому решению тканей сопутствует декоративность графических листов. Последние великолепно сочетают в себе "античность" (в собирательном смысле: быть может Древний Египет, быть может нечто иное) с дыханием мамэ-лошн. Его "Рыба", например, — это и символ, и иллюстрация к сотворению всего живого, и теплая, с привкусом ушедшего детства, трапеза за семейным столом...
     Застолье, праздник, а главным образом, труд ("в поте лица своего...") потомков Адама, расселившихся по многочисленным градам и весям: Украина, Средняя Азия, Кавказ — явлены зрителю в фотографиях Михаила Хейфеца. Это не просто выразительные документальные кадры, но подлинные произведения искусства — со своими композиционными удачами и запоминающимися образами. Взгляд автора, усиленный фотообъективом, отличается изначальной теплотой и зоркостью.
     Арон Зинштейн известен любителям искусства своим высоким живописным темпераментом. Его горожане, посетители синагоги, зрители в концертном зале неизменно экспрессивны; яркие удары цвета усиливают динамику души! Но сейчас, в "Изгнании из рая" художник, кажется, превосходит самого себя. Б-г изгоняет первых людей живописными средствами: упругие, наезжающие на Адама и Хаву мазки, действуют, словно выталкивающая пружина. Это тот случай, когда смысловая, умозрительная составляющая переходит в живопись без остатка.
     Скульптор Роберт Лотош добавляет в классицизм своих вещей едва уловимое "чуть-чуть", делающее его персонажей узнаваемо-близкими. Изображаемые автором члены его семьи словно приподнимаются над бытом. Обобщенная пластика в данном случае выходит на какие-то общечеловеческие категории. В образах Адама и Хавы скульптору удается сократить разделяющее нас время. В свою очередь деревянная скульптура "Слушающая", отсылающая зрителя к направлению "ханаанцев" в той же мере, что к европейской художественной традиции, говорит об издревле идущем родстве планетарной семьи людей...
     "Четыре реки - четыре судьбы" Соломона Эпштейна можно, конечно, "привязать" к Брейшит. Вспомним, там говорится о четырех реках, лишь одна из которых — путь добра и истины. Но у живописца таковы все четыре! Самый старший из членов "Пгишот", прошедший дорогами войны, он словно не хочет верить, что судьбы, при всей их разности, способны нести в себе зло. В каких-то акварелях представленной серии угадывается Эрец Исраэль, в иных — живет прохлада питерских пригородов. Сотворенный некогда мир доходит до нас в единстве гармонично-неброской прелести.
     Пишущий эти строки не склонен, разумеется, оценивать свои собственные работы. Хочу лишь объяснить, почему в пастелях на тему Брейшит я обратился к изображению цветущего кибуца в Галилее. Он показался мне маленьким раем, тем Ган Эденом, откуда Госп-дь изгнал Адама, с тем, чтобы потомки последнего (ведь "человек" и в современном иврите - адам) попытались, вернувшись на Землю обетованную, хоть в чем-то приблизиться к тем первым дням...
     События самого последнего времени говорят, на мой взгляд, о том, что основным препятствием в данном случае является отсутствие необходимого еврейского единства. В том числе единства в интересе и уважении к национальным корням...
     Мы художники. И наши возможности что-то изменить лежат в русле искусства. Хотелось бы верить, что экспозиция, о которой вы только что прочитали, - хотя бы маленький шажок в желаемом направлении. Справедлив и актуален Экклезиаст: "...Возвращается ветер на круги свои...".