Несколько лет подряд весной-летом в Санкт-Петербурге можно посмотреть программы нового английского кино. Десятки фильмов – и подавляющее большинство рассказывает о “неизвестных”, обыкновенных людях, молодых и не очень. Конечно, существует другое английское кино – экстремальное и в своем эстетизме и в своей гротесковой абсурдности: фильмы Гринуэя, Джармена, Кена Рассела. Да и странно было бы, если бы такое кино не появлялось в стране Уайльда и Кэрролла. Но упомянутые режиссеры скорее маргиналы, очень талантливые, возможно, гениальные, но маргиналы. Фирменный же знак английского кино – достоверность изображения, интерес и уважение к “простому” человеку, “работяге”, мрачноватый колорит, смягченный разве что знаменитым английским юмором. В 50-е годы такое кино начали делать молодые режиссеры, связанные с так называемой литературой “рассерженных” и драматургией “кухонной раковины”. И надо сказать, что какая-то молодая плебейская энергия сохранилась в фильмах Рейша, Ричардсона, Андерсона, в игре молодых Финни, Харриса, Кортни, Ташингем.
     Кино 90-х, утратив бунтарский дух, сохранило подчеркнутый демократизм. Так, “хит” прошлогоднего фестиваля “Билли Элиот” обязан своей свежестью и энергией именно сочетанию стандартно-голливудской “истории звезды” с мотивами традиционно-английского “рабочего кино” (шахтеры, забастовка, пролетарская солидарность). Эффект неожиданно силен – ну, будто Кен Лоуч поставил мюзикл.
     В этом году фильмов уровня “Билли Элиота” или “Тайм-кода” Фиггинса не было. Мы увидели именно среднее английское кино – очень профессиональное, очень внимательное к своим персонажам, к их, так сказать, “среде обитания”. Об уровне актерской работы в английских фильмах говорить не стоит – лучшая актерская школа в мире. Удивляет некоторое однообразие программы: ни попыток формального эксперимента, ни тематического разнообразия, ни “скандальности” (как “скандальны” были фильмы Рассела и Джармена). Крайности отсекаются: среди персонажей нет нищих, но нет и миллионеров, нет безумных поэтов, нет и демонических убийц, нет исторических персонажей. Герои почти всех фильмов – обыкновенные люди, “славные люди” (воспользуемся названием – почти не ироническим – английского же фильма Диздара), живущие своей обыкновенной жизнью.
     Можно выделить какие-то общие мотивы. Так, превращение Великобритании во вполне толерантное мультикультурное и мультирасовое общество завершилось благополучно, судя по фильму Ричарда Парри “Саут Уэст 9”, где действует разноцветная полукриминальная тусовка. Примерно то же, без криминального оттенка, в комедии Джоела Хопкинза “Прыгни завтра”. Показанный незадолго до фестиваля фильм Диздара “Славные люди” – о югославских беженцах в Англии. Фильм очень хорош, много лучше названных выше, чем-то он похож на некоторые работы Иоселиани – городская жизнь как броуновское движение людей, незнакомых, но связанных цепью встреч, случайных столкновений, недоразумений. Портит фильм сентиментальный, “облегченный” хэппи-энд.
     Эта “оргия мультикультурализма” логично продолжена “русской темой” – фильм Пола Павликовски “Последнее пристанище”. Русскую женщину в Лондоне играет Дина Корзун.
     Нашлось место и еврейской теме. Сандра Гольдбахер сняла фильм “Я без тебя”: тридцать лет дружбы–вражды–соперничества двух подруг, одна из которых еврейка. Разумеется, она интеллектуалка, даже немного “синий чулок”, но вообще-то еврейское происхождение остается формальной характеристикой, ну, как не совсем обычный цвет глаз.
     Короче говоря, судя по упомянутым фильмам, национальных и расовых проблем в современной Англии нет. Хотелось бы верить. Жаль только, что отсутствие проблем порождает несколько вялые фильмы.
     Лучшим же в этом наборе “фильмов об обыкновенных людях” мне показался опус Нила Хантера и Тома Хансингера “Сердцу не прикажешь”. Модный сейчас прием – одна и та же история изображается с точки зрения различных персонажей – исполнен здесь с незаурядным мастерством, фильм напоминает некий “паззл”: только посмотрев последний кадр, “заполнив последнюю клетку”, мы понимаем сюжет фильма, понимаем его героев. В фильме есть самая, пожалуй, симпатичная черта английского кино – любовь к людям без малейшей их идеализации, любовь какая-то тихая, сумрачная, но все-таки…
     Наиболее же интересным фильмом фестиваля мне представляется “Кровавое воскресенье” Пола Гринграсса (“Золотой медведь” Берлиннале-2002). Не будучи шедевром, этот фильм принципиально новаторский. Он рассказывает о расстреле 30 сентября 1972 года британскими солдатами демонстрации за гражданские права католического меньшинства в североирландском городе Дерри. То есть фильм создан в модном (в 60–70-е годы, прежде всего) жанре реконструкции исторического события. Среди известных фильмов этого жанра – итальянские “Дело Маттеи”, “Убийство Матеотти”, “Процесс в Вероне”, советский “6 июля”, французский “Горит ли Париж?”. Цель авторов всех этих фильмов – объяснить зрителю, что происходило, дать ему возможность понять конкретное историческое событие. Отсюда позиция режиссера-“всезнайки”, с солидного расстояния взирающего на исторические факты.
     В этих фильмах все понятно, рассказывается предыстория, подробно показаны механизмы события, анализируются мотивы персонажей. Таким образом история рационализируется, превращается в шахматную партию, в детективную задачу. Соответственно, ясная, без изысков манера изображения, среди исполнителей звезды международного уровня.
     Гринграсс преследует другую цель: зритель его фильма должен историю прочувствовать. Именно для этого использованы приемы проекта “Догма”, при этом нарушается один из главных “догматических” принципов – современность сюжета. Никакой предыстории, зритель сразу оказывается в гуще событий, то среди демонстрантов, то среди британских десантников, то в полицейском управлении Дерри. Никто не читает зрителю лекций о ситуации в Северной Ирландии, никто даже не представляет персоналий. Диалоги обрываются посреди фразы, иногда мы видим лишь периферию события, не говоря уж об особенностях “догмовской” съемки: все дрожит, якобы случайные ракурсы, нечеткий звук. Все это, конечно, затрудняет восприятие и понимание фильма, особенно зрителям, не очень ориентирующимся в ольстерском конфликте. Но эффект присутствия потрясающий, небывалый в историческом кино: почти физическое ощущение тревоги, страха, безнадежности, нависшей над серым городом. Фильм цветной, но после просмотра город вспоминается именно серым, бесцветным, очень похожим, кстати, на унылые, застроенные “хрущобами” окраины наших городов.
     Для авторов фильма история не шахматная или криминальная задача и не величественная мистерия. История – хаос, непредсказуемый результат слов и действий, часто необдуманных, различных, часто совершенно случайных, “неисторических” людей. Все узнать об историческом событии невозможно, не стоит и пытаться – черные “прокладки” между эпизодами как бы обозначают “золу неизвестности”. И персонажи фильма – в общем-то, маленькие люди, не ангелы, не черти; они втянуты в надвигающуюся трагедию и уже не способны ничего изменить. Главные чувства, охватывающие их в “минуты роковые” – страх и растерянность. Нет злодеев: десантники боятся горожан не меньше, чем горожане десантников. Нет героев: боевик Ирландской республиканской армии похож не на романтика, а на дельца от террора. Есть преступление – от анонимных пуль гибнут молодые, – но нет наказания, нет искупления, нет примирения. “История – это скандал, который длится десять тысяч лет”, – написала после Второй мировой войны итальянская писательница Э. Моранте.
     Фильм Гринграсса вызвал раздраженную и пренебрежительную реакцию нашей критики, в духе “как можно таким фильмам давать призы”. Повторим, “Кровавое воскресенье” не шедевр, но серьезная и новаторская для исторического кино работа. Кстати, в истории СССР и постсоветской России достаточно и расстрелянных демонстраций, и танков на улицах Москвы. Только вот наши режиссеры не торопятся снимать об этом фильмы (и заодно получать призы на фестивалях).
     Вообще, даже средние английские фильмы смотреть приятно. Не говоря уже о профессиональном уровне, мы видим на экране не “братьев”, “сестер”, “апрелей”, не дебильных студентов из фильма Д. Евстигнеева “Займемся любовью”. Мы видим обыкновенных людей, не очень устроенных, не очень веселых, не очень счастливых, обремененных всеми обыкновенными человеческими радостями и бедами – таких как мы.