 |
|
ЯРКАЯ ВЫСТАВКА |
Создается впечатление, что Арон Зинштейн
— самый активный, энергичный, самый продуктивный художник в Петербурге.
Свои выставки он устраивает по несколько раз в год, и работы на них почти
не повторяются. Сама творческая энергии, в данном случае, — особая грань
таланта. Художника переполняет интерес к жизни, он вовлечен в ее круговерть,
в ее перпетум мобиле, в котором ведь тоже ничего не повторяется. Краски,
формы, свет, движение, характеры, ситуации, — все это захватывает,
вызывает ненасытный профессиональный интерес, и обостряет глаз, который
у художника становится не просто главным воспринимающим органом, но аккумулирует
в себе все способы контакта с миром — зрением художник слышит, обоняет,
осязает окружающее, чувственно его познает. И сам при этом оказывается
центром, стержнем могучего, наполненного неиссякаемой витальной силой вихревого
потока бытия, в котором все свивается воедино: великое и обыденное, природа
и люди, грусть и радость, трагическое и смешное — так, как они соседствуют
и
 |
Мальчик внимательно
смотрит. 1994 г. |
взаимопроникают в самой жизни и человеческом существе. Зинштейн старается
своей неистовой кистью остановить на картинах этот стремительный поток
жизни, бег времени. Взгляд его при этом внимателен и остр, мудр и ироничен.
Он, казалось бы, безжалостно показывает человеческие слабости, но показывает
их со снисходительной усмешкой. Ему не чужд и патетический восторг при
виде просторов и красот Петербурга. В его всепроникающем, всеулавливающем
взгляде есть такая же универсальность, как и в самой жизни. В работах Арона
день за днем и шаг за шагом угадывается его житейская и творческая судьба:
он общается с близкими, ездит в метро, ходит на концерты, путешествует,
и каждый из этих эпизодов у него живописно претворен (от слова "творить"),
превращен в эстетический, а, точнее, красочный, светоцветовой феномен.
В этом и состоит особый талант, исключительный художнический дар Зинштейна:
уметь видеть так называемые "серые будни" как живописную, красочную феерию.
В самом унылом, прозаическом проявлении житейского потока его глаз обнаруживает
красивое, нарядное пятно — так, наверное, геолог в толще земли обнаруживает
самоцвет — и это пятно вспыхивает, горит, озаряя и украшая все вокруг.
Для Зинштейна, как для истинного живописца,
красочность не синоним яркости. Белые, серые, черные — цвета, отсутствующие
в спектре (голландец Мондриан так и называл их "нецвета"), ахроматические
тона он накладывает так густо, сочно и темпераментно, что и они наполняются
цветовой энергией, то есть энергией света и жизни. Как зрение у этого мастера
принимает на себя иные воспринимающие функции, так цветовое пятно у него
передает объем, движение, характер, настроение изображаемого предмета,
чаще всего
 |
Пейзаж с Фонтанкой.
Коломна. 1996 г. |
одушевленного — мир Зинштейна это мир человеческий, по преимуществу. Этот
мастер — наследник манеры, открытой в начале ХХ века и напоминающей о том,
что картина — плоскость, и художник должен, прежде всего, исходить из этого,
не разрушая ее объемным изображением, пользуясь как основным приемом образно
насыщенным экспрессивным цветовым пятном. Зинштейн овладел этим истинно
живописным методом виртуозно, став подлинным маэстро в создании красочного
эквивалента реальности. В каждом красочном пятне, каким бы размытым, аморфным,
небрежным оно не казалось, заключена точно уловленная, прочувствованная
природа явления, его эмоциональная, психологическая и даже социальная характеристика.
Разумеется, речь идет не просто о цветной "кляксе", но о цветовой гармонии
— тональном насыщении, размере, форме и рисунке красочного пятна, его расположении
на плоскости и вписанности в общий колористический контекст. Есть краски
лидеры, а есть маргиналы с подчиненной поддерживающей, оттеняющей ролью.
Есть фон, в соотношении с которым строится вся красочная драматургия: краски
могут гасить и усиливать друг друга, уравновешивать и бороться, наполняя
картину эмоциональным напряжением, магнетизмом, во власть которого попадает
зритель. И не менее, если не более, важен сам способ наложения краски,
в данном случае темпераментный, спонтанный и, вместе с тем, удивительно
точный мазок. Иногда одного движения кисти достаточно, чтобы передать обобщенный,
знаковый облик предмета. Живой, трепещущий мазок дает почувствовать сиюминутность
впечатления художника, непосредственность и яркость его контакта с миром.
Это подтверждается удивительными, трогательными названиями картин, включающими
глагол в настоящем времени: "В ресторане кушают", "В метро спят", "Влюбленные
обнимаются", "Слушают джаз", "Семья сидит" и так далее. Это всего лишь
констатация фактов обыденной человеческой жизни, но художник задерживает
на них свое внимание, приближается к ним вплотную, подчеркивая этим их
значительность. Он поистине "останавливает мгновение" банальное и прекрасное
одновременно.
В одной хасидской притче говорится: "Одни святые служат Б-гу молитвой,
другие — едой, питьем, земными наслаждениями, возводя их к святости...
при этом они думают не о себе, а о том, чтобы извлечь священные искры,
заключенные во всех вещах... и поэтому они озабочены обыкновенными вещами.
Б-жественный свет — везде, и может быть постигнут через обиход и хлопоты
повседневной жизни". "Извлечение священных искр" — это и есть акт творчества,
который приравнивается в данном случае к святости и подвижничеству. Действительно,
художники типа Арона Зинштейна не просто видят, но видят за банальной и
тягостной житейской суетой радость и яркость существования и умеют одухотворить
его своим мастерством.
Выставка Зинштейна открыта в красивом месте
— Музее городской скульптуры в Александро-Невской лавре. Но если вы опоздали
на нее, не отчаивайтесь — Арон обладает неиссякаемой творческой энергией,
а жизнь так многообразна и новые работы, новая выставка не заставят себя
долго ждать.
БЕЛЯТ Изабелла Савельевна,
старший научный сотрудник
Государственного Эрмитажа
Сайт создан в системе
uCoz