К 75-летию со дня рождения Виктора Яковлевича Кричевского |
 |
Прохладный июнь этого года навсегда останется в моей памяти печальным.
22 июня скончался Виктор Яковлевич Кричевский, с которым я была знакома
на протяжении пяти последних лет. Я знала его как талантливого филолога
от Б-га, тонкого знатока иврита и еврейской истории. Но это лишь одна из
многих сторон его личности. Люди, пришедшие проститься с ним, один за другим
брали слово и в тишине рассказывали о том, каким его знали. И каждый раскрывал
новую грань его таланта. Его давние друзья и коллеги вспоминали талантливого
инженера, человека находчивого и изобретательного. Любители польского языка
из общества “Полония” рассказывали, что Виктор Яковлевич был душой их кружка,
говорил по-польски, как истинный поляк, и изумительно переводил польскую
поэзию. Коллега по идиш-клубу говорил о его искреннем увлечении идишем.
Кто-то рассказал о его мастерстве шахматиста и о том, как он учил играть
других. Виктор Яковлевич, человек интеллигентный и деликатный, не очень
любил рассказывать о себе. Я хорошо помню занятие нашего кружка разговорного
иврита в клубе “Хэсэда Авраам”, на котором все рассказывали о своем детстве,
молодости, семье и родителях; тогда Виктор Яковлевич говорил очень мало
и больше слушал. И только теперь, когда он не может сам рассказать о себе,
от его родных и друзей мне удалось узнать об основных вехах его жизни.
Виктор Яковлевич родился в семье врачей, еврея
и польки. Его родители были эрудированными людьми, и от них Виктор Яковлевич
унаследовал любовь к знаниям. Отец его, военный врач, заведовавший кафедрой
в Военно-Медицинской Академии, некоторое время стажировался в Швейцарии,
и поэтому его сын уже в детстве познакомился с французским языком и полюбил
его на всю жизнь. В семье всегда чтили и еврейские, и польские традиции;
однако, в то время о религиозном воспитании не могло быть и речи, и поэтому
Виктор Яковлевич, как многие представители его поколения, вырос атеистом.
Но он всегда поддерживал связь с обоими родными народами, изучая их язык
и культуру. В детстве он мечтал стать филологом, но в семье решили, что
языки – не мужское занятие. Поэтому Виктор Яковлевич успешно закончил ЛЭТИ
и долгие годы проработал инженером, выполняя работу творчески и с любовью
– точно так же, как он подходил ко всему, чем занимался.
Изучение языков не стало его профессией, оно
осталось увлечением на всю жизнь. Работая инженером, Виктор Яковлевич постоянно
совершенствовал свой французский, изучал английский. Не из практических
соображений, а из любви к искусству. Он помогал своим коллегам с переводами,
и в 1987 году должен был впервые в жизни поехать во Францию с делегацией
своего конструкторского бюро. Виктор Яковлевич с радостным волнением ждал
этой поездки, но в самый последний момент ехать ему не разрешили – по состоянию
здоровья. Конечно, врачи поступили так для его блага, но крушение давней
мечты оказалось для него тяжелейшим ударом и серьезно подорвало здоровье.
Выйдя на пенсию в том же 1987 году, он сразу же с головой ушел в изучение
польского языка, а несколько лет спустя начал изучать иврит. Он трудился
над текстами и грамматикой скрупулезно и вдумчиво, потому что во всем привык
стремиться к совершенству. И уже очень скоро к нему стали обращаться за
советом и просить выступить в качестве переводчика, а он с радостью соглашался.
Так он старался поддерживать силы, это помогало ему жить, когда судьба
обрушивала на него несчастья одно за другим. За два года вслед за выходом
на пенсию он перенес два инфаркта, а в 1994 году после тяжелой болезни
скончалась его жена и близкий друг Галина Иосифовна.
И даже после этого Виктор Яковлевич нашел
в себе силы, чтобы заниматься языками и помогать учиться другим. Его друзья
и почитатели из “Полонии”, общества польской культуры, рассказывают, как
заразительно было его увлечение польским языком и особенно поэзией, как
внимательно он относился к своим товарищам. Тот, кто пропустил занятие
или не смог разобраться в материале, всегда мог позвонить ему домой и получить
самый подробный ответ на свой вопрос. В последние годы жизни он серьезно
изучал идиш, возможно, в память о деде и бабушке, всеми уважаемых врачах,
живших в городе Каменка на Украине и заживо сожженных фашистами в 1941
году.
Я познакомилась с Виктором Яковлевичем около
пяти лет назад, когда он пришел в нашу группу разговорного иврита. Я сразу
же поняла, что вряд ли смогу многому его научить; впервые мне встретился
человек, который так тонко знал грамматику, обладал таким словарным запасом
и лингвистической эрудицией. По очень многим причинам я не могла считать
себя учителем, а его – учеником. Поэтому все эти пять лет мы были друг
для друга людьми, которые могут чему-то друг друга научить. Иногда он по
своей инициативе устраивал для всей нашей группы небольшие лекции о каком-нибудь
факте грамматики или истории одного слова – о том, что он только что сам
открыл для себя и не мог не рассказать нам. После занятия мне почти всегда
приходилось бежать на работу, и, обернувшись, чтобы еще раз попрощаться,
я почти всегда видела Виктора Яковлевича за столом, а рядом с ним кого-то
из неуверенных в себе членов нашей группы; Виктор Яковлевич очень терпеливо
заново пересказывал им непонятный новый материал, а они просили его проверить,
правильно ли они переводят тексты.
Большим удовольствием было беседовать с ним
на иврите. Многие были поражены, узнав, что он никогда не был в Израиле
– настолько “ивритским” было его произношение, а ведь этого он добился
сам, изучая фонетику. Наши занятия были для него далеко не самыми серьезными.
Он занимался ивритом еще как минимум в двух группах, в том числе в кружке
по изучению иврита с помощью песен у преподавателя Вениамина Стругача.
Виктор Яковлевич пел с огромным удовольствием и почти на каждое занятие
приносил новую песню, которую вместе изучали. На одну из последних наших
встреч он принес слова песни “Зоhи Яфо”, которую он сам перевел
на русский и польский. Теперь эта немного печальная песня будет всегда
напоминать мне о нем.
Виктор Яковлевич приходил на занятия до самых
последних дней, даже когда плохо себя чувствовал. Внешне он выглядел больным
и усталым, но при этом говорил энергично, увлеченно, рассказывал забавные
истории. В середине июня мне пришлось отменить занятие, и я позвонила ему,
чтобы сообщить об этом. Он, как обычно, бодрым и радостным голосом рассказал
мне о своих достижениях и планах. Несколько дней спустя я узнала о том,
что он тяжело заболел, а потом о его смерти. Я до сих пор очень жалею,
что отменила то занятие, и мы не смогли еще раз поговорить.
Эта статья – дань памяти доброму и отзывчивому
человеку, который очень любил жизнь, все время чему-то учился, с радостью
делал для себя открытия и с удовольствием делился ими. Он не очень охотно
говорил о своей жизни, но с удовольствием и гордостью рассказывал о дочери
и внучке, так что мы знали, что он замечательный отец и дедушка. И если
мне, малознакомому человеку, тяжело сейчас осознавать, что его больше нет,
то можно представить, как не хватает его родным и близким. Он не мог считать
меня своим другом – наверное, своими друзьями он называл лишь немногих
очень близких людей. Но для меня Виктор Яковлевич всегда останется старшим
другом и учителем. Не только иврита, но и любви к жизни.