 |
Вот уже третий год я регулярно получаю от Вас
почту: конверт с газетой “Народ мой”, из которой я узнаю так много о культуре
и быте, о прошлом и настоящем древнейшего народа на планете. Большое Вам
спасибо за Ваш труд.
Почему мне это интересно? Может быть, гены,
корни напоминают о себе. Не знаю. Народ, двигаясь вперёд, должен помнить
своё прошлое, размышлять и искать ответы на вечные вопросы. Как жили наши
предки? Какую цену заплатили за наше сегодняшнее бытие? Кто виноват? Стоят
ли цели затраченных жертв? Верной ли дорогой мы идём? Почему из тысячелетия
в тысячелетие, из века в век наш народ остаётся гонимым, в то время как
другие избавлены от этой участи? И что говорят об этом наши древние мудрецы
и современные учёные?
Быть может, если бы ответы на все эти вопросы
были найдены прежде, не случилось бы моей собственной истории, которую
я хотел бы рассказать с позволения редакции на страницах нашей газеты.
Думаю, что подрастающему поколению не лишнее напомнить, “ как это был с
нами” в недалёком прошлом.
Родители мои – выходцы из “мест осёдлости”.
Это районы Бердичева, Шепетовки, Здолбунов… Мой дед со стороны матери был
экономом в “панском маетке”. Дед со стороны отца – “церковный служитель”.
С приходом на Украину советской власти они неожиданно умерли. Отец с братьями
вступили в коммуну, где отец заведовал магазином. С началом коллективизации
коммуну закрыли. Три брата отца уехали в Канаду, сами же отец с матерью
перебрались в Ленинград, где отец устроился работать на железную дорогу.
Моя жизнь с самого начала оказалась переплетена
с эпохальными событиями тех лет. В первые дни войны отец был мобилизован.
Мне тогда было два года. С этого момента, видимо, и началась моя сознательная
жизнь и борьба за выживание. Не всё, конечно, запомнилось – слишком много
событий и потрясений. Врезались в память страшные первые дни войны. Трясущаяся
телега, в ней мы, дети, сидим, лежим, накрытые жестяными вёдрами, и мать
нахлёстывает лошадёнку, пытаясь увернуться от пикирующего немецкого самолёта.
Слышен дробный звук пробиваемого дерева телеги и жести. Судьба нас хранила
(для чего? До сих пор пытаюсь понять). Никто из нас даже не был ранен.
Но вырваться из окружения не удалось. Мы застряли где-то под Лугой. В январе–феврале
1942 года немецкие оккупационные власти на станции Толмачево стали формировать
специальный эшелон для угона в Германию рабочей силы. Так как молодёжь
пряталась, взяли семейных и многодетных. Здесь же, на станции, в одном
из вагонов, родилась моя младшая сестрёнка. После загрузки эшелон тронулся.
По ходу движения к нему прицепляли вагоны с людьми из других мест. Когда
проезжали Латвию, на станции Резекне всех выгрузили и отвели в концлагерь
для военнопленных. Нам сказали, что вагоны понадобились для вывоза раненых
из-под Сталинграда. Насколько это верно, не знаю. Если это так, то снова
вмешалась судьба: благодаря Сталинградской битве, унесшей миллионы жизней,
мы не оказались в таком концлагере, где нас ждала бы совсем другая участь.
Мы находились вместе с военнопленными, пока
лагерь не посетило высокое немецкое начальство. Вдоль рядов пленных, военных
и гражданских, всех возрастов и национальностей, шёл “высокий красивый
немецкий офицер” (слова моей сестры, которой тогда было десять лет). Иногда
он останавливался возле узников. Подойдя к нашей семье: маме с ребёнком
на руках, старшему брату пяти лет, мне двух лет, офицер погладил сестру
по головке и спросил у коменданта: “А за что здесь находится эта кляйне
гут?”. Комендант, взглянув на нас, ответил: “Евреев, поляков, украинцев
готовим к расстрелу!” Офицер вдруг рассердился и закричал на коменданта:
“Я вижу, ты любитель расстреливать. Я отправлю тебя на фронт, там настреляешься.
Германии нужны рабочие. Здесь все должны работать”.
Вскоре после этого нас и всех остальных гражданских
разместили в отдельных бараках и предоставили работу. Мы жили в бараке
с семьёй Де(к)тенко Лукерьи (тёти Луши). С ней жили её дочь Галина с сыном
Аликом лет двух, дочь Настя лет пятнадцати, Миша лет шестнадцати и Василий
лет семнадцати. Галина знала немецкий язык, и немцы иногда использовали
её как переводчика. При освобождении города она внезапно умерла – скорее
всего, была убита.
Семья Дектенко осталась жить в городе по адресу:
улица 1-го Мая, дом 120, а мы уехали к родным на Украину. Жили в городах:
Шепетовка, Броды, Полонное. В Ново-Млиновском районе Запорожской области
я вместе с родителями поднимал целину. Мужчины впрягались в плуг, помогая
лошадке, женщины – в бороны.
В третьем классе местной школы я был отличником,
уже читал Горького. Однажды, прочитав рассказ Горького о Ленине, я понял,
кто главный вождь мирового пролетариата. И затеял в своём классе диспут:
кто “главнее”, Ленин или Сталин. При этом я назвал Сталина “карликом” в
сравнении с Лениным.
Это был 1950 год. Не прошло и часа, как в
класс вошёл верзила-переросток и, не говоря ни слова, подошёл ко мне, вытащил
из-за парты, поднял на плечо и отнёс в кабинет директора. Там уже сидел
военком, он же главный чекист посёлка. После допроса стало понятно, что
всё их внушение – ничто рядом с творчеством великого пролетарского писателя.
В школу был вызван отец. О чём с ним беседовал чекист, я не знаю, но дома
ко мне были применены для разъяснения самые радикальные меры. Родителям
по чьему-то совету пришлось срочно продать недостроенный дом и возвращаться
в более голодные места.
После войны государство выжимало из Украины
всё. Люди умирали от голода. За попытку собрать с поля после уборки десяток
хлебных колосков сажали на несколько лет. Чтобы купить хлеба на семью,
очередь перед магазином занимали с вечера. Утром, как только хлеб привозили,
поднимали всех детей и сонных несли или тащили в очередь. Хлеб взвешивали
только по числу голов, стоящих в очереди.
В новой школе я диспутов уже не затевал. Отцовская
наука крепко запомнилась. Родители часто болели, жили мы бедно, голодно,
так что сказать “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!”
я не могу.
Сейчас, по просьбе Фонда Взаимопонимания и
Примирения мне необходимо срочно найти свидетелей или справку о моём пребывании
в 1942–1944 гг. в концентрационном или специальном лагере города Резекне.
Поэтому я убедительно прошу всех, кто хоть что-либо знает о концлагере,
комендантом которого был латыш, о семье Ярощук, о семье Дектенко и даже
о том высоком немецком офицере, сообщить мне.
Семье Дектенко хочу напомнить такой трагикомический
случай. Когда у них на плите закипел чайник и стал брызгать во все стороны,
я побежал и закричал: “Тётя Луша, там кипит и брыщет”, и кто-то меня тут
же передразнил: “Тётя Луша – кипит и длыщет”. Моя сестра Галя бросилась
снимать чайник, споткнулась об меня и выплеснула кипяток мне на ногу. Кожа
тут же свернулась и слезла. До сих пор у меня на ноге белое пятно от ожога,
как напоминание о том времени и о местах пребывания наших семей.
Отец – Ярощук Никита Ананьевич, 1905 г. р.
Мать – Ярощук Степанида Павловна, 1908 г. р.
Моя сестра – Ярощук Галина Никитовна, 1932 г. р.
Мой брат – Ярощук Владимир Никитович, 1936 г. р.
Моя сестра - Любовь, 1942 г. р.
Я – Ярощук Александр Никитович, 1939 г. р.
Семья Дектенко:
Дектеко Лукерья
Галина – лет 20
Настя – лет 15
Михаил – лет 16
Василий – лет 17
Сын Галины, Алик – лет трёх.
Пользуясь случаем, с любезного разрешения редакции
газеты хочу передать привет одноклассникам средней школы №2 г. Полонное,
1957 года выпуска: Матвею Копу, Анатолию Нейману, Анатолию Юзвинкевичу,
Брайлян Зине, Чайковской Жене. Ау! Где вы?
А также моим однокурсникам по Санитарно-Гигиеническому
институту: Ефиму Губернику (спрашивает Таня Цветова: Фимочка, где ты? Отзовись!),
Мише Генделеву – участнику кружка поэзии Сангика, ныне – народному поэту
Израиля,Софе Меерсон – бессменной старосте группы, ныне учёному-генетику
в США, Михаилу Оскотскому, Касторовым. ВСЕМ ПРИВЕТ!
Мой адрес: 195030, г. Санкт- Петербург, ул. Отечественная, дом 7, кв. 194, Ярощук Александр Никитович. Домашний телефон 525-77-42