"Народ мой" №23 (315) 15.12.2003
Как я была лохом В год трехсотлетия славного города Санкт-Петербурга его посетили многие примечательные личности: президенты и премьеры, монархи действующие и отставные, медиазвезды и просто любопытствующие туристы со всех широт. Кого-то привлекал блеск архитектурных перспектив, а кого-то — резонанс имперской столичности, кого-то — блестящий балет, оркестры и фейерверк, а кто-то взывал к петербургскому мифу, воплощенному во многих шедеврах русской литературы.
Среди гостей города на Неве встречались во множестве и наши земляки, ведь как их не проси и не умоляй не приумножать собою праздничные толпы, а они все-таки приумножают и толпятся. Ну нравится им это, а еще они литературу любят… И гуляют себе по Невскому проспекту, и вспоминают великие строки, но вдруг… какая-то достоевщина начинается или, скажем, гоголевщина, в общем “Гробовщик”, да и только, но чем пытаться пересказывать, лучше я прерву свое предисловие и предложу вашему вниманию собственноручные записки К. Муркиной (проживающей по адресу: ул. Дерибасовская, за углом) о приключениях ее в Северной Пальмире.Цви-Гирш Блиндер,Одесса, редактор газеты “Шомрей Шабос”Денек выдался славный, а впрочем, Невский проспект чуден при всякой погоде — прав был классик! — когда мчит он широкие волны авто своих и пешеходов… Я не бывала в Питере с доперестроечных времен и теперь брела не спеша зевака зевакой, надеясь, что краткосрочные светлые дождики не превратятся в поток, грозящий смыть все пешеходство с улиц. Шла бы так и шла, любуясь классическими портиками и перебирая строчки: ночь, знаете ли, а там и улица, вот — фонарь и при нем — аптека… Был, правда, день, а ночи и не предвиделось — не сезон… Вот завиднелся слева строгий силуэт Публичной библиотеки и скверик с памятником Екатерине, толпа рассеивалась впереди, раздваивалась: кому — налево в подземный переход, а кому — направо, где, прижимаясь к колоннам очередного портика, кипело что-то мелкоторговое. Я затормозила, заколебалась на минуту, выбирая направление и тут… передо мной вырос решительный молодой человек и заговорил без всяких знаков препинания. Ворваться и перебить этот поток слов не было возможности, а благодушное настроение располагало прислушаться к этому первому заговорившему со мной ленинградцу, то есть, простите, санкт-петербуржцу! Ну, да я все по старинке и без логики: город — Питер, а люди в нем — ленинградцы.
Юноша меж тем вещал, что знаменитая на весь мир фирма “Тошиба” не найдет себе в этом самом мире места, если я не назову посвященное этой фирме мое любимое число, которое нужно сложить из цифр, указанных на вот этой самой карточке, которую он мне от широты души, как фирменной так и собственной, немедленно вручает. Столько операций в одночасье — ну, нет: я человек медлительный и предпочитаю, чтобы внятно и по порядку… Я взглянула на врученную карточку, а юный лотерейщик будто на рубильник наступил, и принялся толковать, что истекают последние минуты, в которые фирма “Хитачи” желает меня осчастливить. Итак, процедура по осчастливливанию меня, как части человечества, пошла… Это уже было интересно.
Я — человек медлительный, но любопытный, и когда в минуты депрессии или душевного подъема перечитываю, бывало, бессмертные романы Ильфа и Петрова, то всегда сожалею, что Остап Бендер так и не дал четких методических указаний на все четыреста способов отъема денег, не противоречащих уголовному кодексу. Не то, чтобы… но ведь любопытно! Вопрос же сейчас на Невском проспекте стоял ребром: стоит ли вникать в методику, которую юный лотерейщик готов сейчас применить для отъема денег у меня и немедленно сейчас? Ответ был достоин хорошего дня и бодрящей встречи с Невским проспектом, что-то достоевское было в этом ответе, гоголевское что-то и довлатовско-веллеровское: “Да!” Я, как у нас говорят, буду посмотреть на этих штучек Северной столицы! Во-первых, я, наконец, взглянула на злосчастную карточку… Судя по ее виду, фирма “Тошиба” или, согласно второму варианту, “Хитачи” прошли грань, отделяющую их от безнадежного банкротства, еще в дни 200-летия Одессы — такая она, эта карточка, была затрепанная, замусоленная, пластиковые уголки замахрились (!), цифирки в секторах стерлись, а в уголке стыдливо затертая просвечивала все же надпись: “Лото “Шанс”.
Ну, что ж, наблюдать — так наблюдать: ничего я, конечно, не стала подсчитывать, а осчастливила лотереймэна любимым числом “25”. А что? И банально, и красиво. Элегантно забросив за спину длинный стильный шарф и прошептав что-то о предчувствиях, юноша предложил подойти к напарнику — хранителю некоей гадательной книги, в коей на сегодняшний день числятся счастливцы по числам этой славной фирмы, в названии которой он продолжал вязко путаться. Теперь я буду называть его Номер-один, так как у колонн уже нервно замаячил, делая пассы ручкой, Номер-два.
Пока мы шли, я серьезно подумывала: не указать ли собеседнику, что хоть одно название фирмы на текущий день следует все же выучить, если собираешься людей дурачить, потом решила, что это будет зря. Ведь он, конечно, начнет выкручиваться и говорить, что “Тошиба” — это дочерняя фирма “Хитачи”, или наоборот, что совершенно неважно, а главное — может сразу передумать меня дурить, так как не нужны ему люди, вдумывающиеся в содержание произносимых им слов и вид замусоленных псевдокарточек, а я, следовательно, ничего об этом спектакле не узнаю. Так, решено: я ни о чем не думаю, а раздуваю внутренний огонек алчности и надежды.
Когда я подплыла к колонне, возле которой нервно маялся Номер-второй с амбарной книгой под мышкой, за моими темными очками кроме устойчиво алчных посверкиваний уже ничего не сияло — никаких разумных реплик не подразумевалось, а подразумевалось, что алчность и азарт уже стучат в мое сердце, и глухой этот стук заглушит любое здравое разумение. Номер-два решительно развернул книгу и повел пальцем по колонкам цифр: я терпеливо ждала; он подумал и перевернул страницу, глянул подозрительно и перевернул еще парочку, но в обратном направлении. “Здесь, — он, не глядя, ткнул в какую-то строчку, — сказано, что ваше число сегодня выигрывает, поздравляю” “Поздравляю и я”, — с сердечным рокотом накатил из-за плеча Номер-один. И так они искренне радовались, что я хотела уже поблагодарить за дружеские чувства и пойти себе восвояси в публичную библиотеку, но… Тут раздался звенящий девичий голос: “А я? А что я выиграла?!” Две молодые девушки выросли, как из-под земли (потом я поняла, что прятались в подземном переходе), и одна из них — не очень интересная блондинка — настаивала, что ее карточка должна обязательно выиграть, так как у нее день рождения. Вторую я не стану никак называть, ибо она действовала, как бессловесная статистка, и впоследствии только всплескивала руками и пожимала плечами в нужные моменты. Первая же будет Блондинкой.
“Давайте отойдем и обсудим”, — несколько нервно сказал № 2, и вот уже наша группка перекочевала за колоннаду, надежно отделившую искателей и продавцов материального счастья от многолюдности Невского проспекта. Немедленно присоединились к нам еще трое: Дама и ее как бы дети, весьма великовозрастные Дочь и Сын.
Пора было приступать к делу, и все завертелось: сначала “выигрыш” в сто долларов (3-я категория, посочувствовал № 1) был торжественно на глазах у изумленной публики (то есть у меня) был вручен Даме. Причем вручающий (№ 2) все приговаривал, что раз они семья, то больше одного выигрыша зараз им не положено. Сын на это громко стенал, проверял бумажку с американским президентом на свет и клялся, что хочет хотя бы постоять тут и посмотреть на чужое счастье (мое то есть). Мимоходом я задала сама себе вопрос: интересно, зачем он вертел у меня перед глазами на просвет эту грубую ксерокопию, вытащенную из растрепанного блокнота вместе с пуком старых календариков и трамвайных билетов. Вариантов ответа было два: либо они — полные идиоты, либо меня проверяют на стадию полной обалделости.
Дальше чудесия разворачивалась полным ходом: нам с Блондинкой объявили, что мы выиграли один радиотелефон “Панасоник” на двоих. Тут я, видно, не удержалась и крякнула, потому что этот объявляла — все тот же Номер-два — стал поспешно выкручиваться и объяснять, что “Тошиба” не выпускает телефонов, а народ порадовать хочется, так что приходится радовать и конкурента, который тоже, впрочем, братская компания. Я не спорила — компании всех стран соединяйтесь! — почему бы и нет? Следующий пункт гласил, что поскольку один телефон на два выигрыша не делится, то мы с блондинкой должны проследовать в ближайшую сберкассу, где нам вручат на двоих поровну сумму в рублях, эквивалентную 500 долларам США. Я была почти разочарована: и это все? А шуму-то, а народу…
Однако действие продолжало разворачиваться, и свою выходную арию исполнила Блондинка: она-де не желает делиться, она хочет приз, целиком и сразу! И только так! Я заинтересовалась… № 1 и № 2 увещевали Блондинку, подруга утешала и бросала на меня взоры, полные укора. Сын горячо поддерживал идею единого и неделимого приза, мне все это начинало потихоньку надоедать, и вот тут-то № 2 осенила “идея”: два удачника (т. е. в нашем случае — удачницы) должны выложить по десятирублевой купюре и сравнить номера, который номер выиграет, тот и… а проигравший — естественно плачет, причем совершенно добровольно (это я уже про себя добавила). Никаких купюр я ставить не собиралась, и пора было закругляться, но дело затягивал Сын, видимо студент ЛГТМИКа, подрабатывающий по специальности. Этот артистичный юноша разыграл целый студийный этюд на тему “азарт и алчность”, он уговаривал меня и расписывал, как одна удача приведет за собой все остальные, он кричал, что станет на колени, чтобы я ему разрешила сыграть за меня… Дама картинно всплескивала руками, Блондинка уже размахивала купюрами, и тут я… согласилась: пожалуйста, сыграйте вместо меня, а я уж пойду… На секунду воцарилось молчание, затем Дама и Дочь стали лепетать что-то “не по роли”, что нельзя потакать юношеским страстям, № 2 сурово сказал, что это не в правилах фирмы… “Грундиг”, проводящей эту замечательную лотерею…
“Хорошо — я отказываюсь от половины, пусть девушка забирает все”. Блондинка побледнела от страха. “П-почему?” “Почему?” — вопрос прозвучал от всей группы хором, семь напряженных лиц, семь человек полукольцом окружили меня, за спиной — колонны, за ними катит свои волны Невский проспект к Балтийскому морю… “Потому, — я улыбнулась тепло и дружелюбно, — что я — приезжая, а девушка — из Петербурга, так пусть призы великого города достаются его людям!” “Я тоже… нездешняя” — уже жалобно пискнула Блондинка. “Откуда же вы?” — я уже проявляла настойчивую требовательность. “Из… из Комарова!” Я только снисходительно улыбнулась: “Это — пригород, разве можно сравнивать!”
“Откуда же вы?” — это спросил уже долго молчавший Номер-один, и Сын эхом подхватил: “Откуда вы… приехали?” Скрывать было, право, нечего, и я коротко призналась: “Из Одессы”.
В следующий миг… они исчезли! Все семеро бросились бежать. Клянусь! Через полсекунды я осталась одна, как будто никого и ничего не было. Вот мелькнула яркая косынка Блондинки, уносящейся в подземный переход, вот уже далеко на другой стороне проспекта несется Номер-два, прижимая под мышкой амбарную книгу со “счастливыми” номерами и склоняясь к мобильному телефону. Наверное, он отчаянно сигнализировал всем жуликам Невского, что супервайзер с Дерибасовской приехал и “ловит на методике”, а может, что еще.
Невский был прекрасен, небо в рваных тучах, и периодически из них припускал дождь, но кожаная тужурка на мне была надежна, сидела как влитая, и наган совершенно был не виден…А. МисюкСайт создан в системе uCoz