5 марта состоялся-таки Пурим в молодежном еврейском
клубе “Мазаль”. Перефразировав известные с детства строки, скажем: ох,
нелегкая это работа – из болота плести анекдоты. Но поскольку событие было
отмечено моим присутствием, то я как светский хроникер обязан поведать
вам, мои читатели, ту повесть, которой нет печальнее в мире – повесть о
молодежном Пуриме.
Итак, на часах 20.00. В течение часа бесконечной
вереницей тянулись отроки и отроковицы, не столь легкие на подъем. В глазах
каждого читалась мысль, что всё это ради него любимого, а значит, все остальные
подождут. Некоторые умудрились придти аж пол-одиннадцатого, за полчаса
до конца. Другие же, дисциплинированные – были и такие – через час уходили,
так и не дождавшись того, ради чего они здесь оказались.
Целый час, не зная чем себя занять, народ
рассматривал до боли знакомый интерьер: стеллажи с книжками на карельском
и финском языках и одиноко стоящий старенький синтезатор. Одни с кислыми
минами расположились по углам зала, словно провинившиеся дети, другие же
сидели за пустым столом и нетерпеливо ждали, когда им принесут поесть.
Если бы у них в руках были ложки, они бы начали ими стучать по столу. “Можно
начинать есть?” – упрямо вопрошал Гриша. Лица многих присутствующих выражали
тот же вопрос. Поэтому появление провианта было встречено с беспокойной
радостью и возгласами одобрения и удовлетворения после долгого ожидания.
Из двух полиэтиленовых пакетов с ловкостью
циркового трюкача Оля вытаскивала лимонады, сладости, фрукты. За этим,
как завороженные, следили двадцать пар глаз, в которых только сейчас забрезжил
хоть и тусклый, но все-таки свет интереса к происходящему вокруг. Не в
меру упитанный Гриша сразу повеселел и стал более словоохотливым.
Вдруг кто-то предусмотрительный, со здоровым
чувством коллективизма и обостренным – социальной справедливости, произнес:
“Прячем мандарины от Гриши, а то нам не достанется! Кто-то 
другой,
утративший все иллюзии относительно равного распределения продуктовой корзины,
возразил: “От него не спрячешь! И это была чистая правда. Запах мандаринов
так приятно защекотал нос Гриши, что тот непроизвольно протянул свои руки
к пластиковой тарелке с фруктами и в мгновение ока сгреб ее со стола поближе
к себе. Если витамины запивать водкой, то немудрено быть таким здоровым.
– Делаю кидуш второй раз, не судите строго,
– гордо обратился к “строгим судьям”, поглощенным пожиранием еды, Максим,
будто по приговору этого же самого суда выполняющий эту почетную обязанность.
– Ты всегда проливаешь! – ернически упрекнул
“подсудимого” Антон, явно довольный собственным остроумием.
Но не только еда в этот вечер занимала мысли
наших героев.
Золотистого цвета корсет, надетый Аней, вызывал
какой-то нездоровый интерес на первый взгляд совершенно нормальных парней.
Расположившись рядом с Аней, Антон, поклонник перезревших нимфеток, чуть
шею не свернул, рассматривая корсет. В конце концов он умудрился даже развязать
его, чем привел в телячий восторг сидевшего неподалеку Гришу. “Просто ловкость
рук и никакого мошенничества”, – мысленно пояснил наш фокусник. Но его
очумелые ручки не знали покоя. В перерывах между возлияниями, они тянулись
к заветному корсету. Вроде бы с виду вменяемый человек с каким-то маниакальным
упорством пытался пощупать чашечки корсета, каждый раз встречая сопротивление
со стороны его хозяйки, но попыток при этом не оставлял.
Не отставал от своего товарища и Гриша. А
чуть позже, без пяти минут дипломированный официант Максим, несколько задержавшийся
в препубертатном периоде развития, демонстрировал свое либидо и чрезмерно
развитый хватательный рефлекс, нервно проверяя упругость чашечек корсета,
и с удовольствием позируя перед фотокамерой. Таким образом, эти трое, жертвы
основного инстинкта, буквально затаскали бедную Аню. Впрочем, для нее такой
огромный, пусть и патологический, но все-таки интерес со стороны доморощенных
плейбоев вполне компенсировался возможностью находиться в центре внимания,
быть, так сказать, нарасхват.
А теперь пора перейти к освещению творческой
части мероприятия. Ребята, подготовившие какие-то номера и конкурсы, долго
не могли решить, будут ли они сегодня выступать.
– Давайте выступим! – предложил другой Максим.
– Давайте! – откликнулись все.
– А смысл? – спросил он.
По рядам прокатился гул недоумения.
– Все в зал! – скомандовала Маня (“и посмотрела
на часы”). Народ лениво побрел туда, куда его звали.
Начался смотр творческой самодеятельности. Программу вели артистки из народа
– Яна и Аня.
– Любой праздник не обходится без героев,
– начала свой нехитрый конферанс последняя.
– Кто главные герои сегодня? – продолжала
Яна.
– Я! Я! Я! – доносилось со всех сторон.
А в это время Антон с Гришей забаррикадировались
в столовой и никого туда не пускали.
Ведущие поделили всех на четыре группы и объявили
конкурс на лучшую Эстер под названием “Эстерва”. Почему-то самыми первыми
были предложены кандидатуры Даши и Маши…
А потом началось шоу с переодеванием. Роль
травести на сей раз досталась еще одному Антону. Он со знанием дела играл
женщину, и в своих ужимках и повадках дал бы сто очков вперед любой из
них. Паранджа с фатой, украшавшие голову новоиспеченного артиста, скорее
напоминали конскую попону, но все равно чертовски были ему к лицу. Максим,
еще недавно сам изображавший дам, был очарован переодетым Антоном и не
отходил от него ни на минуту.
– Надо же как вошел в образ! Вылитая Эстер!
Сразу и не отличишь подделку от оригинала! – восторженно полагал Максим.
Ольга Х. совместно с Сашей А. сделали несколько
па, чем просто довели до истерики подогретую спиртным публику. А Наталья
К., учительница танцев, изображала наездницу, делая движения, которые,
по ее замыслу, должны были пробуждать в зрителях первобытные страсти, но
кроме нее самой и примкнувшей к ней Маши, никто так и не пришел в возбужденное
состояние. Голова Миши Т. была увенчана бумажной короной, из которой торчала
зажигалка и окурок. Этот последний штрих его костюма, состоявшего всего
из одной монархической регалии, казался Мише очень оригинальным и существенным
вкладом в праздник.
Жена Миши Оля любовно-снисходительно поглядывала
на дурачества своего неожиданно для нее и себя обнаружившего артистический
талант супруга из зрительного зала. Оля не переставая хохотала, глядя на
Муху, так она называла своего мужа, в короне. На ее лице читалось: “Чем
бы благоверный ни тешился, лишь бы под присмотром жены”.
Вот такой праздничный концерт. Кто отсутствовал,
ничего не потерял. Если бы там не было меня, мне было бы скучно.