"Народ мой" №9 (325) 17.05.2004

Книги, не похожие
 друг на друга...

     ...как сефарды и ашкеназы. Между тем, и те, и те — евреи, а эти две книги вышли в серии “Литература Израиля”. Принадлежность романа Давида Фогеля к оной литературе более чем сомнительна: хотя и опубликован он был в 1930 г. в Тель-Авиве, и главный герой романа — еврей, но ничего “еврейского” ни в романе, ни в судьбе героя нет.
     Действие происходит в Вене, и герою говорят раз-другой нечто антисемитское, но это явно не часть его жизни. Классический упаднический (это не инвектива!) роман, несчастная любовь, влюбленный униженный и слабый мужчина, мерзавка-жена; своей слабостью оный мужчина доводит до гибели влюбленную в него женщину, а потом — уже в самом конце — набирается — даже не сил, а отчаянья — и отправляет на тот свет свою мерзавку-жену. Даже не понятно, за что — за ее мерзость или за свою слабость? Вечное выпрашивание денег, блуждание по туманным улицам, сидение в кафе, уродская жизнь. Охотно верю, что кто-то прочтет книгу с интересом — это кусок жизни, тщательно и достоверно выписанный. Но — лично мое увы — абсолютно мне чуждый.
     Но, да здравствует великий случай, или Тот, кто управляет всеми случаями: на книжной полке, с которой я потянул этот увесистый том, рядом с ним стоял почти ровно такой же — книга А. Б. Иегошуа “Путешествие на край тысячелетия”. Трудно было бы найти еще одну столь противоположную первой и столь еврейскую книгу. Я не буду — как бы этого мне ни хотелось — подробно описывать ее содержание, скажу лишь то, что явно привлечет вас к ней, но не испортит удовольствие от чтения — она посвящена отношениям между сефардами и ашкенази. Именно прочитав ее, я понял, что ношу свою фамилию зря; и еще я понял ужасную вещь, и ошибиться бы мне — построили Государство Израиль ашкенази, но на земле сефардов, и новый Израиль — это постоянная борьба двух струй этой реки, и не исключено, что дух земли победит и — и тогда еврейский народ Земли Израиля станет не просто “как все народы”, а как все народы Востока. Кольцо, так сказать, замкнется.
     Обе книги переведены хорошим языком, обе содержат много тонких психологических наблюдений, но проблема, сама проблема первой — не моя и не наша. А проблема второй — таки наша. Обе книги приятно изданы, причем во второй имеется “глоссарий” и — это большая редкость среди еврейских изданий на русском языке — он не кажется ни слишком маленьким, ни слишком поспешно сделанным. Разве что неправильно даны определения “Песаха” и “трефного”.
     Когда жизнь — или какой-то ее отрезок — прожиты, человек иногда окидывает ее взглядом и выделяет “точки ветвления”, те моменты, когда он мог пойти налево или направо, свернуть или идти как шел... то есть те моменты, на которых потом будет останавливаться его мысленный взор. И о некоторых из которых он будет тоскливо вздыхать.
     Что есть литература, как не жизнеописание вымышленного лица, но “жизнеописание точек ветвления”. Конечно, автор повествует и о том, как он почистил зубы или приблизил спичку к сигарете и остановил на ней взгляд, но... но эти периоды подчинены сюжету, а сюжет — это последовательность развилок, витязей и их взмыленных коней, тоскливо взирающих на — опять! — камень с надписью.
     Так вот, разница между этими книгами в том, что герой первой, как типичный ашкенази, уклоняется от авантюрного решения. Он и из Германии бы не уехал... Он — хранитель, он погибает, закопав свой дневник в молочном бидоне, как Имануэль Рингельблюм. Сефард делает выбор — он совершает путешествие в далекую и чуждую Европу, он торгует, спорит, наблюдает быт, говорит людям: есть большой мир, много больше вашего виноградника и вашего гетто.
     Они оба делают историю. Поэтому две эти книги и стоят рядом на полке.

Леонид Ашкинази
Сайт создан в системе uCoz