|
|
Ей-богу, впору позавидовать украинцам. По одной лишь причине: им сейчас кажется, что от них что-то зависит. Нам-то давно уже не кажется. Мне, например, с конца августа 91-го. Конечно, кое-какие иллюзии у меня оставались довольно долго, так что я сознательно ставил галочки в бюллетенях на протяжении многих лет. Пока окончательно не осознал, что доверенный мне выбор – это всего лишь выбор наименьшего из зол, а вовсе не лучшей участи. Или правильней сказать – доли?
В слове «участь» явно слышится «участие». А в чем я участвую? Помимо участия в выборах, от которого в последнее время власть меня почти избавила, я теоретически могу выражать свое мнение на референдумах. Но какие у меня возможности этот референдум инициировать?
Наверху решают за нас, нас не спрашивая, но ссылаясь при этом на наши пожелания. Очень выпукло это проявилось в истории с гимном России. Нам объяснили: что мелодия Глинки сложна, и нам ее не запомнить; что для поэтов она неудобна, и потому к ней до сих пор не написано текста; что для наших доблестных футболистов такое положение дел попросту нестерпимо – отсюда и неудачи на международной арене. И что мы имеем «в итоге результата»? Александровский гимн народ запел, но поют все вразнобой, каждый на свои слова. То есть, не свои, конечно, михалковские, просто их столько, что не упомнишь, так что одни выводят «нас вырастил Сталин», другие вторят «партия Ленина, сила народная», и только третьего варианта, где эта сладкая парочка заменена Господом Богом, не знает никто. Недавно под этот гимн в Иркутске открывали памятник Колчаку. На мой взгляд, получилось немного эклектично. Что же касается результата футбольного, он всем известен – 1: 7. Под Глинку нас так не опускали.
Вообще, все решения власти касательно государственной символики и атрибутики представляются не вполне логичными. Если вопреки мнению одних и в соответствии с якобы имеющими место пожеланиями других нам вернули старый советский гимн, то зачем отнимать у этих других их символ веры – «день 7 ноября, красный день календаря»? С другой стороны, если таким образом октябрьский переворот признан тем, чем он и был на самом деле, т.е. деянием преступным, то какого, извините, рожна его вдохновитель и организатор все еще покоится в Мавзолее? И, наконец, когда принимали решение отменить День Конституции, той самой, в верности которой не устает заверять нас Президент, какими такими высшими соображениями руководствовались?
Но есть и еще один смысл слова «участие»: сочувствие. Причем сочувствие деятельное. С этим у нас, прямо скажем, беда. После бесланской трагедии тысячи и тысячи римлян вышли на улицу с цветами, чтобы почтить память безвинно погибших. А сотни москвичей в добровольно-принудительном порядке были доставлены автобусами на казенный митинг. Я сидел дома перед телевизором и возмущался нашим равнодушием. И пил чай.
К чужим бедам мы настолько притерпелись, что просто перестали на них реагировать. А ведь так было не всегда. В пятнадцатую годовщину смерти Андрея Дмитриевича Сахарова показали документальный фильм о нем. Меня потрясли кадры похорон. Сколько же, оказывается, нас там было! Бесконечная людская вереница не только скорбела об утрате, но и прощалась с покойным академиком в исконном смысле этого слова – просила у него прощения. Потому что чувствовала вину 3а одинокий крест, который он нес за нас всех, за то, что не уберегли. Сегодня возможно такое?
Короче говоря, с «участием» дела наши выглядят не блестяще, а потому, мне кажется, и перспектива лучшей участи пока угадывается смутно. Но, может, с долей все не так плохо?
Доля – ведь это так просто, это результат деления общего каравая на количество ртов. Каравай у нас вроде бы не хилый, иначе соседи столетьями не разевали бы на него жадные рты, а вот доля наша… МРОТ, извините за выражение, да прожиточный минимум. И еще сто тысяч рублей, если мы сыграли в ящик не по собственной инициативе, а по недосмотру властей. Не густо, что и говорить. Куда ж все остальное подевалось?
У левых ответ готов: все захапали олигархи. Отобрать и поделить. То-то заживем! Но слабо верится, хотя соблазн велик. Во-первых, смущает арифметика. Нас все же без малого полтораста миллионов, а их, может, полтора десятка. И их богатства – не живые деньги, а акции. Даже если у каждого из них в кармане по миллиарду у.е., при дележке каждому из нас придется по сотне. Да мы за месяц пропьем – а дальше? А во-вторых, с чего это левые взяли, что государство, осуществив новое раскулачивание, поделится со своими гражданами? Когда власть была у коммунистов, много они с нами делились?
И, главное, если извести богатых, кто станет платить бедным зарплаты, пенсии и пособия? Государство? Но чиновники ничего не производят, кроме им же нужных бумаг. Работать они никогда не умели. Случайно ли в частном секторе зарплаты в два, а то и в три раза выше, чем в бюджетном, где хозяйничают чиновники или их назначенцы?
Еще любят говорить, что во всем виновато правительство. Не знаю, может быть. Правительство у нас вообще какое-то… странное, что ли. Оно не управляет, чего мы могли бы ожидать, исходя просто из звучания слова - оно или борется, или реформирует. Но то, с чем оно борется (бедность, преступность, терроризм, коррупция, наркомания и т.д.), только растет и крепнет, а то, что оно реформирует (ЖКХ, армия, госаппарат, пенсионное обеспечение, здравоохранение и т.п.), ну, никак не реформируется. От всего этого во властных коридорах происходит некоторый раздрай, и вот уже президентское большинство в Думе начинает наезжать на его же, президента, правительство. Президент пока что реагирует вяло, можно сказать – никак не реагирует. То ли потому, что слишком снисходителен, то ли просто не знает, откуда ему взять других министров. Судя по тому, что именно правительство он определил местом ссылки опальных губернаторов, оба допущения справедливы.
Тем временем нефть дорожает, доллар падает, цены растут. Раньше нефть дешевела, доллар поднимался, а цены все равно росли. Странно.
Всеобщее раздражение ищет выхода. И, как всегда в таких случаях, находится виновник. Это, естественно, или вы, или я, или наш хороший знакомый. Скажем, водитель, пытающийся откупиться от хапуг-гаишников – коррупционер. Ветеринар, дающий кошке обезболивающее – наркодиллер. Врач-трансплантолог – убийца в белом халате. Больные тоже под подозрением. Правда, пока не ясно, в чем их подозревают. Министр здравоохранения намекнул, но туманно: дескать, ради повышения рентабельности койко-места срок пребывания страждущего в больнице не должен превышать пяти дней. Вот я и гадаю, в чем обвинят больного, не уложившегося в срок. Ведь не уложиться можно по двум причинам: либо не успеть вылечиться, либо не успеть загнуться.
И, наконец, универсальные виновники – журналисты...
Так что же, все это и есть наша участь, наша доля, наша судьба? Вопреки сказанному выше, я так не думаю. Я убежден: мы не убогие и не сирые, мы не хуже (хотя и не лучше), чем все остальные. Просто в силу разных причин мы так и не научились жить по-человечески. Радоваться чужой удаче, помогать в беде, отстаивать правду, рассчитывать на собственные силы, читать хорошие книги, любить детей и уважать стариков. Пора начинать!
И хватит кивать на власть. Она не с луны свалилась, она, извините, наша – плоть от плоти, кровь от крови. Ей наплевать на нас, потому что нам самим на себя наплевать. Изменимся мы – изменится и она.
Я пытаюсь втолковать это своим студентам на факультете журналистики, но тщетно. Им многое не нравится, но им, видите ли, политика не интересна, им интересно другое: сколько они будут получать, когда выучатся на журналистов. Я им твержу, что это их страна, им в ней жить, но они меня не слышат, смотрят как на блаженного. Я не обижаюсь, они славные ребята, только очень уж дремучие. Что Волга впадает в Каспийское море, они – практически все – узнают от меня. Ничего удивительного – реформа образования продолжается.