"…В конце еврейского участка…"
Однажды, уже в конце путешествия, мы поразились, cлучайно увидев в маленьком селе остатки большого разоренного еврейского кладбища. Надгробия с диковинными надписями стояли на высоком берегу реки, и было непонятно, сколько им лет - сто или тысяча…
В детстве меня часто водили на Казанское кладбище в Пушкине.
Мой дед, замечательный хирург Евгений Маркович Головчинер получил образование в Эколь Нормаль в Париже, посещал знаменитую Ротонду, где собирались поэты и художники, ходил на спектакли Сары Бернар. В 1936 году он был приглашен из Киева в больницу имени Н.А.Семашко знаменитым хирургом Верещинским, впоследствии репрессированным. Образованнейший человек, сын земского врача, имевшего профессорское звание, уроженец Немирова, любивший Украину с ее теплом, садами и песнями, он сразу полюбил наш северный край, и этот город, такой небольшой, что цари называли его Селом. Дед сразу заинтересовался его богатейшей историей, и кладбище не могло не привлечь его внимания.
Кладбище это особое. Подобных ему, которые являли бы собой такое средоточие имен, столько значивших для русской культуры, - мало. Здесь похоронен фаворит Екатерины II граф Александр Дмитриевич Ланской, единственный человек, которого, по преданию, она любила. Собственно говоря, именно после безвременной гибели Ланского в 1784 году, когда выбежавший из кустарников заяц, испугал лошадь, и она сбросила с себя седока, видевшая все это с балкона своего дворца Императрица распорядилась устроить тут церковь и кладбище2. Ох, уж эти зайцы в русской истории! Мы все помним того, испугавшего Пушкина, когда он самовольно ехавший из Михайловского в Петербург, суеверно поворотил коней, и не попал на Сенатскую.
Итак, это кладбище тогда считалось новым; прежнее, старое царскосельское, находилось у ручья Вангази, где теперь дворец Великого Князя Владимира Александровича.
Храм-усыпальницу Ланского воздвигли по проекту Джакомо Кваренги. Это редкий памятник архитектуры раннего классицизма. Несмотря на это, его едва не снесли в 1972 году! На кладбище похоронены светлейшие князья Юрьевские, князья Мещерские и Барятинские, граф А. А. Орлов-Давыдов3. Лицейские учителя и среди них Александр Иванович Галич. Он преподавал логику, психологию и философию. Это был особого рода учитель. Галич держался как добрый товарищ и полностью растворялся в жизни своих учеников. Его ждали из Петербурга всегда с большим нетерпением. Пушкин писал: "Он был моим профессором и ободрял меня на поприще, мною избранном. Он заставил меня написать для экзамена 1814 года мои "Воспоминания в Царском Селе". Его главный неизданный труд "Философия истории человечества" сгорел во время пожара на его даче в Царском Селе"4.
Заслуживают упоминания: инженер-архитектор, строитель висячих мостов В. И. Гесте. Его выписал из Шотландии Чарльз Камерон. Он построил в Петербурге Красный, Зеленый, Поцелуев, Синий, Театральный и Конюшенный мосты; известный петербургский живописец, входивший в союз русских художников, Н. Г. Шильдер, царские генералы и среди них участник войны 1812 года И. К. Арнольди, герой обороны Порт-Артура В. Ф. Белый. Имеется здесь братское кладбище военных, погибших в годы Первой мировой войны, а также другое, менее известное братское кладбище. В конце лета и осенью 1921 года здесь были расстреляны моряки, участники Кронштадтского мятежа, всего около пяти тысяч человек. Удивительно, но еще живы люди, видевшие все своими глазами. Накануне расстрела их небольшими группами отпускали в близлежащие деревни просить милостыню. Жители давали им поесть и даже сами приносили им еду в бараки на Гусарской. Мятежники сами рыли себе могилы, затем их раздевали, оставляли в одном нижнем белье и расстреливали из винтовок. Снятое обмундирование грузилось на телегу и возвращалось за следующей партией. Деревенские мальчишки заранее прятались на кладбище и смотрели. Все это происходило за пределами кладбища, недалеко от главных ворот. Сейчас на этом месте выросли деревья.
После войны мой дед нашел и обозначил могилу поэта Иннокентия Федоровича Анненского, которого Анна Ахматова считала своим учителем, чьи строчки
…Скажите Царское Село
И улыбнемся мы сквозь слезы,
дороги всем, кто когда-нибудь жил в нашем городе.
1 июня 1958 года по инициативе деда состоялось открытие памятника на могиле академика живописи Павла Петровича Чистякова, учителя художников Сурикова, Васнецова, Серова, Врубеля, Нестерова. Вдова скульптора В. Е. Савинского подарила гипсовый барельеф, молодой реставратор Саня Никитин, очень почитаемый дедом, по личному распоряжению М. Г. Манизера отлил памятник в бронзе (в то время на каждую отливку из бронзы надо было получить разрешение, так как вся она шла на сопла для ракет). На открытии рядом со мной, десятилетней, стояла писательница Ольга Дмитриевна Форш, ученица и друг Павла Петровича. "Смотри и запоминай, - сказала она мне. - Всем будешь рассказывать, как стояла со старухой Форш!" В 1961 году мы с дедом были на открытии памятника уже ей.
Я смотрю на старую фотографию 1958 года. На ней всего 17 человек. Родственники Чистякова, наша семья, профессор М. Г. Платунов из Академии Художеств, бывший когда-то учеником Павла Петровича. Из обычных пушкинских жителей - хозяйка дома, где в Тярлево под Павловском жила в последние годы О. Д. Форш. Немногие интересовались тогда могильными памятниками. Мой дед - интересовался. В Пушкине помнят о нем. Осенью в серии "Прогулки по городу Пушкину" вышла книжка "Евгений Маркович Головчинер. Истоки Пушкинского краеведения".5
Заходили мы и на еврейское кладбище. Я запомнила множество камней с надписями на древнееврейском. Став старше, и заинтересовавшись еврейской культурой, я заходила уже одна. Многие из надгробий имели высокохудожественные изображения и изящные надписи. Здесь были меноры во множестве вариаций, растительный и архитектурный орнамент, цветочные бордюры, руки когена, поднятые для благословения (жест коганим). К концу XVIII - началу XIX века еврейское камнерезное искусство достигает своего расцвета и становится самостоятельным видом творчества. Конечно, здесь художники не достигали таких высот, как на старых кладбищах Украины, таких как Меджибож, Сатанов, Вишневец, Подгайцы, Смотрич, Немиров (родина деда), где есть памятники, датируемые 1555 годом, где были целые художественные направления и местные школы с почерком отдельных мастеров. Каждое кладбище старого времени являет собой особый художественный мир. Здесь камни с удивительной, неповторяющейся резьбой, изображением животных. Очень часто встречается мотив арки-портала. Мотив "врат" в еврейской традиции имеет исключительно важное значение.6 Существует представление о надгробии как о вратах - "это ворота Господни, праведники войдут в них".7 Колонны, поддерживающие арку, часто имеют витую форму. Автор одной из цитируемых здесь статей Борис Хаймович (Иерусалим) считает, что возможно это реминисценция двух витых колонн из храма Соломона - Иахин и Боаз, ставших распространенным символом.6 Иногда арка опирается не на колонны, а на широкие полосы с растительным орнаментом; растительные побеги подобно ковру покрывают всю поверхность тимпана, обрамляя мифических и реальных животных. Изображение животных на еврейских могилах встречается очень часто. Это и единорог, и лев в паре с единорогом, медведь в ветвях деревьев и медведь, несущий виноградную лозу, грифоны, птицы со змеей в клюве и птицы, клюющие виноградную лозу; парные животные - олени, зайцы, орлы, петухи и даже белки. Но выбор того или иного животного остается загадкой. Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, не нашли связи между изображением и именем умершего человека. Например, похороненные по имени Цви-Гирш (олень) никогда не имели на памятниках оленей. На памятниках тех, кого звали Дов-Бер (медведь) - нет медведей. На надгробии Идл-Фейги изображен лев и единорог, но не птицы, и, наоборот, там, где ожидали увидеть льва (имена Иегуда, Арье) были совсем другие животные.8 Образы животных отмечены какой-то трогательной незащищенностью, печалью и простотой. Очевидно, им присуще что-то от черт умершего.6 Совершенно особая область еврейского художественного творчества - надгробные стелы (мацевот), наполненные только им присущими символическими образами.
Встречались нам надгробия с великолепной резьбой и пышными надписями. По-видимому, камнерезное искусство находилось здесь на высоком уровне. Обилие мелких деталей, тонкость их проработки, графичность характерна для памятников на старых еврейских кладбищах.6 Надгробия еврейских кладбищ представляют интерес для искусствоведов, историков, исследователей еврейской символики.7 Стилистика и язык эпитафий могут рассматриваться, как литературные памятники. Все образы в эпитафиях заимствованы из традиционных еврейских текстов, из Пятикнижия, других книг ТаНаХа, из молитв и могут быть поняты только в их контексте.7 Большинство эпитафий подчеркивает связь данного человека с еврейской духовной традицией. Многие являются парафразами из Берешит (Бытие), из Мишлей (Притчи Соломоновы).8 Часто это восхваление умершего и описание горя его близких:
"Человек цельный и прямой"
"Человек великий"
"Ходящий путями честными и поступающий справедливо"
Причем все мужчины становились "непорочными и справедливыми", а женщины "достопочтенными и скромными".
Еще о женщинах:
"Венец мужа своего"
"Женщина разумная"
"И найдет отдых женщина в доме мужа ее"
"Встают ее дети и восхваляют ее"
"Голубка моя в расщелинах скал, нашла отдых женщина" является цитатой из Песни Песней.
Ценилась щедрость:
"Из своего хлеба давал бедным"
Ценились ученость и знание:
"Книжник сведущий"
"Имел много учеников"
"Мудрый сын радует отца"
О сроке жизни:
"Насытившийся днями"
Или наоборот:
"В расцвете лет сорван"
"Ибо еще один середины дней своих не достиг"
Исследователь, организатор и участник историко-этнографических экспедиций, автор статьи "Старое еврейское кладбище в Меджибоже" Илья Дворкин остроумно замечает: "Извлеченный из контекста фрагмент приобретает совершенно новый смысл, что авторов эпитафии совершенно не смущает, они свободно сопоставляют конкретных покойных с библейскими персонажами".
Чрезвычайно интересно отражение мотива жизни и вечности в эпитафиях. Не случайно на иврите кладбище называется домом жизни, домом вечности. Таким образом, текст эпитафий должен был вписать человека в библейский контекст и тем самым в контекст вечности.8
 |
|
Шимону Черкасскому. Фото Н. Аккуратовой |
На старом еврейском кладбище города Пушкина сохранилась могила кантониста Шимона Черкасского. Это уникальный для истории евреев в России памятник. Кантонисты (от немецкого Kanton - округ) - это малолетние сыновья, числившиеся со дня рождения за военным ведомством. Для евреев принудительный институт кантонистов установлен в 1827 году. Был установлен возраст для приема от 12 до 25 лет. Возложив на евреев усиленную рекрутскую повинность сравнительно с общим населением, правительство разрешило еврейским общинам пополнять требуемое число рекрутов малолетками. Имущие и влиятельные слои переложили бремя рекрутчины на неимущих. Сдавали еврейских детей даже 7-летних, часто единственных сыновей. С целью оторвать малолетних еврейских рекрутов от привычной родной почвы их загоняли за тысячи верст от родины и только по достижении 18-летнего возраста начинали засчитывать общий, тогда 20-летний, срок военной службы. Тяжесть усугублялась благодаря чуждой и враждебной им среде. Институтом кантонистов пользовались для обращения еврейских детей в христианство. Упорствующих в своей вере истязали, неодетыми оставляли на морозе, окунали в ледяную воду; принявшие христианство освобождались от ужасного режима, им предоставлялись значительные льготы по службе. Немногие выдерживали истязания, оставались евреями, значительная часть не выживала и погибала и на пути к далекому месту службы и в военной школе. Это описано у А. И. Герцена в романе "Былое и думы". Кантонисты служили в музыкантских командах, писарями, бухгалтерами, картографами, отличившихся переводили в боевые части.
Эпоха кантонистов оставила неизгладимый след в памяти нашего народа. Об этом свидетельствуют еврейские народные песни: "Льются по улицам потоки слез, льются потоки детской крови" Известна народная легенда, как на военном параде, в присутствии Николая I, еврейские кантонисты, которых погнали в воду для крещения, утопились, чтобы избежать этого.9
Наш Шимон не был выкрестом. Фельдфебель лейб-гвардии гренадерского полка, квартировавшего в Царском, старший унтер офицер, он был ранен на турецкой войне и за отвагу получил орден Святого Георгия. Поэт Александр Городницкий написал о нем песню:
Фельдфебель Шимон Черкасский
Кавалер Святого Георгия, фельдфебель Шимон Черкасский,
Что лежит на Казанском кладбище в Царском Селе осеннем,
Представитель моей отверженной в этой державе касты,
Свой последний бивак наладивший здесь под дубовой сенью.
Гренадер императорской гвардии, выходец из кантонистов,
Нелюбимых российских пасынков выпала с ним судьба нам.
Неродного Отечества ради был он в бою неистов,
Управляясь в часы опасности с саблей и барабаном.
Давний предок единокровный мой
Фельдфебель Шимон Ч еркасский,
За отвагу на поле брани орден свой получивший,
Обладатель ружья огромного и медной блестящей каски,
В девяносто четвертом раненый, в девяносто шестом почивший.
Ах, земля, где всегда не хватало нам места под облаками,
Но которую любим искренне, что там ни говорите!
Ощущаю я зависть тайную, видя надгробный камень,
Где заслуги его записаны по-русски и на иврите.
И когда о последнем старте я думаю без опаски,
Попытавшись представить мысленно путь недалекий сей свой,
Вспоминается мне лейб-гвардии
Фельдфебель Шимон Черкасский,
Что лежит под осенними листьями
На окраине царскосельской.
1993
Памятник этот сохранился чудом, так как теперь старое кладбище почти полностью разорено. На месте старинных могил новые современные захоронения, обычные стандартные памятники. Те, что остались из старинных, находятся в ужасающем полуразрушенном состоянии. Памятники и ограды повалены, на фотографиях видно, как под некоторыми плитами зияют глубокие ямы, один замшелый памятник из серого камня служит мостиком через канаву, на постаментах остались одни штыри, на которых когда-то стояли те самые колонны, вазы с цветами и фруктами и деревья из райских садов… А ведь художественную резьбу на надгробиях можно отнести к еврейскому народному искусству, недаром в нем черпали вдохновение замечательные художники-графики начала века Б. Аронсон, Эль-Лисицкий, Натан Альтман.6
Я приехала на Казанское в будний день, чтобы сделать фотографии могил. На кладбище почти никого не было. Я успела сделать всего несколько снимков, как вдруг недалеко от меня остановился джип, проехавший прямо к могилам, что вообще-то строжайше запрещено. Из него вышли крепкие мужчины в кожаных куртках, стали о чем-то тихо переговариваться и осматривать могилы, переходя от одной к другой. Но приехали они все-таки смотреть вполне определенный камень. Я со своим фотоаппаратом присела на корточки, решив переждать. Ждать, пока они уедут, пришлось долго, около сорока минут, ноги затекли, но я боялась подняться. Надо было уйти сразу, как будто я обычная посетительница, а теперь я стала ненужным свидетелем происходящего. Когда я получала готовые карточки, приемщица, почему-то сразу поняв, зачем я это делаю, спросила: "А вы не боитесь?"
Говорят, что утрата старых могил неизбежна. На старинных петербуржских кладбищах на некоторых надгробиях XIX века вырублены имена людей, скончавшихся во второй половине века XX-го, причем иногда даже не стерты старые надписи.10
И все же мне больно все это видеть. Здесь лежат мои родители, бабушка и дед, тот самый, который так любил бродить со мной по этому старинному кладбищу. Вот почему так пронзительно звучит для меня прекрасное стихотворение Александра Моисеевича Городницкого, чьи родители также похоронены на этом удивительном кладбище:
***
И все же есть моя земля,
Теперь я знаю это точно,
Там, за канавою проточной,
Где царскосельские поля
Глухой обрезаны стеной,
Увенчанной вороньим криком,
В аэропорте невеликом,
Где отлетают в мир иной;
Там, меж деревьев вековых
Клубятся мутные метели,
Там у подножья старой ели
Приют родителей моих.
Среди безлюдных этих мест,
От стен Софии за две мили,
Где могендовиды и крест
Сосуществуют в вечном мире,
В земле болотистой и грустной,
Чухонской, шведской или русской,
На склоне сумрачного дня
Под рощей чахлой и нечастой,
В конце еврейского участка
Осталось место для меня.
1987
Фото автора
Примечания:
1В. Дымшиц. Два путешествия по одной дороге. В сборнике "История евреев на Украине и Белоруссии". Экспедиции, памятники, находки. Санкт-Петербург, 1994, C.6-14.
2М. И. Пыляев. Забытое прошлое окрестностей Петербурга, СПб, 1994, С. 497-498.
3C. Н. Вильчковский. Царское село. СПб, 1911, С.233-234.
4Казанское кладбище в Царском селе, Составители А.Ю.Егоров и Н.А.Давыдова. Царское Село, 2003, С.89-90.
5Евгений Маркович Головчинер. Истоки Пушкинского краеведения. Санкт-Петербург:Серебряный век, 2005. 184 с.
6Б. Хаймович. Резной декор еврейских надгробий Украины. В сборнике "История евреев на Украине и Белоруссии". Экспедиции, памятники, находки. Санкт-Петербург, 1994, C.83-106.
7М. Носоновский. Об эпитафиях с еврейских надгробий правобережной Украины. В сборнике "История евреев на Украине и Белоруссии". Экспедиции, памятники, находки. Санкт-Петербург, 1994, С.107-119.
8И. Дворкин. Старое еврейское кладбище в г. Меджибоже. В сборнике "История евреев на Украине и Белоруссии". Экспедиции, памятники, находки. Санкт-Петербург, 1994, С.185-213.
9Еврейская энциклопедия, Издательство Брокгауз-Ефрон, Санкт-Петербург, репринт, Изд. Центр "Терра", 1991, С.241.
10Ю. М. Пирютко. Царскосельский некрополь. В сборнике "Казанское кладбище в Царском селе", составители А. Ю. Егоров и Н. А. Давыдова. Царское Село, 2003, С.3-5.