Мазлтов!
Милая Маша! Наталия Васильевна сообщила мне, что у Вас юбилей. Не знаю, сколько Вам (до 120) точно исполнилось. И, возможно, лучше и не знать, ибо для меня навсегда: или вот, Вы четырнадцатилетняя девочка, или вот, Вы встречаетесь с отцом после войны. Т. е. как раз так, как врезалось мне в память с детства, когда моя мать читала мне Вашу книгу, то, о чём Вы "хотели рассказать". Когда я пишу эти строки, боюсь напоминать Вам о вещах, которые могли бы не ко времени взволновать Вас. Потому не продолжаю тему войны.
В течение многих лет до меня долетали краткие сведения о Вас. И, разумеется, я знал, что Вы стали журналисткой. Но о том, что Вы находитесь столь близко - протяни руку к компьютерной клавиатуре - мне трудно было подумать. До прошедшей зимы, когда Наталия Васильевна, сидя со мной у того же стола, где я сижу сейчас, напротив того же самого компьютерного экрана, на котором появляются буковки моего поздравления, случайно не сообщила, что вы подруги. Я уверен, что у вас всегда есть что-то сердечное, чем можно порадовать друг друга.
Вообще, насколько я понимаю, дружба это драгоценный подарок. И те, кто получают его, тем более, в зрелом возрасте, - счастливые люди. В наше время, боюсь, исчезли многие ценности "ХIХ века". Ушедшие эпохи тоже не были райскими. Но всё же идеалы эпохи Ренессанса, рационализма хотя бы не оплёвывались. А сегодня всё стало трефным. Равенство? Глупость! Братство? Чушь! Ну а Свобода - кто говорит от ней? Но я уверен, что Вы это сохранили.
Я хочу пожелать Вам: не думать о здоровье, быть бодрой и работоспособной. И оставаться с чувством уверенности в том, что Ваша деятельность востребована. Разумеется, так держать, долголетия - до 120!
еврейский композитор и поэт.
Иерусалим - место, откуда все пожелания доходят быстрее всего.
Дорогая Мария Григорьевна, я хочу поздравить Вас с юбилеем и пожелать еще многие годы оставаться такой же деятельной, энергичной и целеустремленной, какой я Вас знаю и какой Вы были всегда. Я люблю Вас и преклоняюсь перед Вами. Ваша жизнь, написанные Вами книги - великий подвиг. Эти слова - не юбилейный пафос, они очень точно характеризуют Вас и Вашу жизнь.
Ужасы, пережитые Вами в годы нацистской оккупации, казалось бы, не поддаются описанию. Но Вы сумели рассказать об этом. Бывают авторы, всю жизнь пишущие фактически одну книгу. Часто это легкие книги. Вы написали шесть книг. И все они об одном - об ужасах нацизма. Первая книга "Я должна рассказать" - документ. Остальные - художественные произведения. Это книги памяти и предупреждения. Это сознательный выбор. Выбор позиции, которая звучит так: "Я должна рассказать" (это название первой книги, написанной еще не Марией Григорьевной, но - Машей Рольникайте). Я бы добавила еще слова, как нельзя лучше характеризующие Ваше жизненное кредо: "Не могу молчать".
Девочку из благополучной семьи уважаемого адвоката Рольника в оккупированном гитлеровцами Вильнюсе ждала страшная судьба. Еврейское гетто, лагеря смерти, гибель мамы, маленьких братика и сестры. Многие из переживших такое молчали всю жизнь. Просто не было сил рассказать. Не чужим, нет - детям, внукам - ведь это значило вновь вернуться в те жуткие дни. Я их очень хорошо понимаю. Ведь даже читать о таком безумно мучительно.
Удивительно (и почти непостижимо), что решение рассказать о еврейской трагедии было принято не зрелым мужественным человеком после спасения от неминуемой гибели в нацистском концлагере, а четырнадцатилетней девочкой, оказавшейся в вильнюсском гетто. Сильно рискуя, она на обрывках бумаги писала - в гетто и в концлагерях - дневник. И каждую запись потом заучивала наизусть. Из этого дневника и составилась первая книга. Дневник Маша писала на родном - еврейском - языке. Книга издана была впервые на литовском. На русском публиковалась в 60-е годы, сначала частями - в журнале "Звезда". В 70-е дневник Маши Рольникайте вышел на 18 языках. Сейчас - новая волна. Снова многочисленные издания в разных странах, встречи с читателями.
Вы верите, что Ваши книги и выступления нужны, необходимы для воспитания неравнодушных людей, способных сопереживать и откликаться на боль и страдания. Я тоже в это верю. Несколько лет назад я читала вслух Вашу книгу-дневник своим внучкам 10 - 12лет. У них разные характеры. Одна во время чтения беспрерывно плакала. Другая сказала: вырасту - напишу книгу, чтобы никогда-никогда такое не могло повториться. Вот такая вера в силу слова! Как у нас с Вами.
Примите же, дорогая Мария Григорьевна, самые искренние поздравления и добрые пожелания от меня, моих детей и внучек. Все мы любим и ценим Вас. Но мы - только маленькая капля в море любящих и ценящих Вас. Здоровья Вам и сил для выполнения взятой на себя миссии.
Наталия Васильевна Юхнёва
Дорогая Маша, Мария Григорьевна Рольникайте! Мазлтов! До 120! Мы любим, безмерно уважаем Вас и за Вашу героическую (без кавычек и ненужной лести!) жизнь, и за бездну красоты и обаяния, так свойственные Вам, председателю нашего Редакционного совета. И желаем самого главного: гезунта, гезунта и гезунта. Вам и Вашим близким. А что еще можно пожелать тому, кому Г-сподь уже дал все остальное самое хорошее? Мы любим Вас, Маша.