"Народ мой" №14 (211) 27.07.1999
ЗАБЫТОЕ ИМЯ
Элегия
“ Вы были чудо ка хороши! - как-то сказал Диме абсолютно невосторженный Михаил Зощенко. - Вы были похожи на юношу Возрождения!”. Почти также, дружески влюбленно, писал о Поляновском Юрий Нагибин, учившийся с ним вместе в литинституте. На Диму и в самом деле, любуясь, смотрели все - и мужчины, и женщины, и даже дети. Я помню, как однажды, проходя мимо Дома офицеров на Литейном, Дима сердито спросил меня: “Что делать, чтобы на меня не глазели?”. “Набраться терпения, - ответил я. - Пройдут годы, и все это, все это повянет. Останется один еврейский нос!”. “Но он у меня не еврейский”, - живо возразил Дима. “Ты так думаешь? - сказал я. - правильные черты тоже подозрительны...”.
... Эх, Дима, Дима, всего сорок шесть лет было тебе, когда мы проводили тебя на кладбище, на одно из тех, где не требовали от покойника ни высоких должностей, ни званий, ни титулов... Сорок шесть лет... Из них добрую-недобрую треть провел ты в госпиталях и больницах. Я уверен, дружище, что Михаил Михайлович никогда бы не заговорил о твоей внешности, если бы не знал то, что знали мы и не хотели знать наши первые черносотенцы. О том, что ты семнадцатилетним мальчишкой, то есть за год до призыва, ушел на фронт и уже в июле сорок первого года под селом Ополье был ранен и контужен. И о том, что ты вскоре после излечения снова поросился на фронт и опять, опять был ранен. Правда, легко. Но ты, говоря торжественным словом, любимым некоторыми литераторами, остался в строю и в третий раз, да, в третий раз был ранен. И очень тяжело. Вышел ты из госпиталя с тремя осколками в груди, которые из-за близости к жизненно важным сосудам врачи так и не решились удалить. А потом? Что потом? Полуголодная жизнь начинающего литератора плюс эти чертовы осколки плюс ленинградский климат плюс пятый пункт и многое, многое другое уже тогда чуть не поставили точку в твоей и без того короткой жизни. Туберкулез легких, вызванный этими расхожими плюсами, надолго приковал тебя к постели.
И все-таки в тот раз безглазая опять пощадила тебя...
Помню, как ты однажды проговорился насчет своего отчаянного материального положения. Я только развел руками. И какое оно могло быть у начинающего писателя, еще не издавшего ни одной книги? Мне, казалось, даже, что дела у тебя идут лучше, чем у других. Преподавал в школе, вел литературный кружок, опубликовал брошюру об Иване Петровиче Павлове. Да и в “Огоньке”, “Вокруг света” нет-нет да и появлялись твои рассказы и очерки. Уже не говоря о затеянных тобой переводах произведений писателей Дагестана.
Нет, никто не осудил тебя, когда ты в соавторстве с кем-то написал две повести о чекистах гражданской войны. По одной из них даже был поставлен фильм. Он так и назывался “Сотрудник ЧК”.
Господи, что мы знали о своих “героях” кроме того, что они сами рассказывали о себе? Вот и ты, чтобы как-то свести концы с концами, принимал на веру утверждение, что те чекисты - одно, а эти - из Большого дома - другое...
Впрочем, и сам Зощенко, чтобы не помереть с голоду после того сволочного постановления писал о Ленине, о партизанах и т.д. И ведь никому в голову не придет назвать его прислужником властей. Вот и ты какое-то время писал о чекистах и радовался, что теперь-то сможешь засесть за книгу о войне, о той войне, которую ты знал, как никто другой... Но время, отпущенное тебе судьбой, увы, подошло к концу. Это было 3 февраля 1970 года...
Яков ЛИПКОВИЧ,
Кливленд, США
Специально для “Ами”Сайт создан в системе uCoz