"Народ мой" №22 (219) 30.11.1999
"ЧУГУННЫЙ ОТБЛЕСК ИУДЕЙСТВА..."
* * *…С камня на камень, с камня на камень…* * *
Ночь потихоньку плывет.
Р. Мандельштам "Дом Гаршина"Крышами - волнами - с гребня на гребеньДВЕ СТРОКИ
Мимо провалов дворов -
Мертвых колодцев, в чердачную темень
Время ночное брело.Крышами - кронами - с купола в купол
Медный ударился крик
Белые мумии гаснущих звуков
Черный хоронит старик.Город - как море, горе - как небо,
Серо-зеленой тоской…
Будет! - рассыплют опилки из хлеба -
Звездами - по мостовой.В омуте неба - забудется, канет,
Тиной цветя буровой…
С гребня на гребень, с камня на камень
Теменем, жизнью, судьбой…
ВРЕМЕНА ГОДА
Легкие капли надежды
Падают с тающих крыш,
В луже без лишней одежды
Солнечный зайчик-малыш.Слышен в заливистом смехе
Резкий металла рожон.
Тянут канала доспехи.
Жирной воды метроном -Плата беспечного лета.
Осень - в декабрь - ничком
Стынет фонарь пистолетом -
Волчьим вороньим зрачком.
* * *
Осипу М.
Воронеж, тронешь пыль кирпичную твою,
Протравленную ветрами Эллады.
Шипя, висок горящую броню
Отбрасывает в слякоть снегопада.Отделены веками льна и льда
От главного пещерного злодейства,
Но протестантства желтая слюда
Хранит чугунный отблеск иудейства.
* * *
Дорога - кочерга и корни фонарей
Ее не распрямляют, а корчуют,
Как шею рвут от плеч - для поцелуя,
Как сердце - без осколков - на гранит.Как изо рта разорванного "Эй!"
Подбитым вороном клюет сырую почву,
Дороги вздыблены, обочин кровоточье
Углями волчьих глаз внимательно горит.
ПРИХОД СФИНКСОВ
Фиолетовым дождем умыта,
Мостовая катится, дрожа…
Кровяными брызгами гранита
Постаменты сфинксов сторожат.Наполняет мокрый воздух мятой
Огурцов озоновый раствор,
Бронзовой, брезгливой, мягкой лапой
Выщербленный пробуя престол,Гордо застывают исполины,
Равнодушия храня секрет…
Разве дождь промочит эти спины,
Сохнувшие миллионы лет?!И, дрожа, дробятся капли-даты
На булыжном выпуклом стекле,
Кровяными брызгами заката
Взгляды отражаются в Реке.
* * *
Горит на юбилее полусвет:
Под шубой норковой соленая селедка,
Отдельно от селедки - винегрет
Из пиджаков с малиновой середкой,
Чуть ближе к краю - водка и коньяк
Два близнеца армянского разлива,
А на углу блестит прокатный фрак
Любителя сортов ершовых пива
Но снова к центру взоры обратим:
Там злые языки о всех судачат:
Мол, заливные наши судаки,
И их копченые на шишках балыки,
Хотят десерт сервировать иначе:
Что вместо фруктов лучше подавать
Таблетку под язык перед танцклассом
Нож с вилкой - выбросить, на ложках написать:
"Давай ищи, в тарелке, курва, мясо"!
Что пальцы в яйца можно окунать,
Минуя соль и прочие приличья,
Чтоб половой на счете мог писать
Два раза "мать" - в начале без кавычек.
Я недослушал, наблевал в углу,
И перешел к соседнему столу.
Я знаю, ты, читатель, возмущен
Натурализма чистою монетой
Другого извините, не нашел -
Не потому, что лень, а просто нету.
* * *
Кровит чахоткой шизофреник Питер,
Не в состоянии постичь начальный смысл,
Которым основатель и воитель
Был увлечен. Известно, компромисс
Был невозможен в принципе, и шведы,
Оставив прежние удобства и победы,
Расколотым орехом - шмыг под стол
И там уже, не хорохорясь боле,
Смирясь своею северной юдолью,
К Романовым не лезли на престол.
А может дело в том заветном месте,
Где гробу, в коем дрыхнущей невесте,
По всем законам надлежит лежать,
Не подошла размером и по весу
Та цепь, что приволок сюда повеса,
И на песке дубы велел сажать?
Но все одно - вопрос стоит открытый:
И так-то Богом были позабыты
А тут еще прорублено окно
И не куда-нибудь, пардон, - в Европу
Откуда, кроме кринолинов толстожопых,
Нет никакого толку все равно.
Итак, болото осушать казну пристроив,
Адмиралтейство и кунсткамеру освоив,
Увидел Петр чудный, дивный сон:
Что на слоне катался с горки он,
Как на осле, большие свесив ноги -
В дороге не нужны карета, дроги,
И главное - что никому не нужен трон.
Так вот от этого бессмысленного бреда
Пошли балы да званые обеды,
Переустройство свойства естества.
И наблюдает этот гимн событий
Всегда чужда веселию открытий
Купчиха глупая - дебелая Москва.
А. Башлачеву
Куда же все уходит, как детские стихи,
И не разжать ладони, и не поднять руки…
Уходит полуночник в сыпучих дней песок,
Двусмысленный подстрочник царапает висок,
Щекочет ноздри ветер, закатный свет в глаза,
Спускается под вечер пьянящая гроза;
Пока еще он дышит, и тем не дорожит,
Пока еще он пишет - над рифмою дрожит,
Пока не охладело, и выдох прям и груб,
Пока заносит тело, и в зеркале испуг,
Пока в груди прореха - зеленый лепесток,
Он взял - да не уехал - как видно вышел срок,
И ласточки над стрехой, где жили столько лет,
Кружатся детским смехом, спешат оставить след
В предгрозовой напасти, в могильной духоте:
Какое это счастье - полеты в пустоте!
От ветра птичьих крыльев он навсегда охрип,
Что голос - были б силы, чтоб к небу он приник,
Как к роднику, что в детстве поил живой водой,
Как к жившей по соседству кормилице родной.
Ему уже не выйти и, запертый в тиши,
Прикованный к наитью и к строчке в пол души
Ни завтра, ни сегодня, ни в будущий четверг,
Ни в верхнем, ни в исподнем, ни в море, ни на снег,
Ему уже не выйти, и не поднять руки,
И не разжать ладони, не написать строки.
Здесь вроде был парнишка, и вроде что - то пел -
Осталась даже книжка - семь строчек на семь дел.
Куда девался мальчик? Куда ушла любовь?
Уходит барабанщик, под ним струится кровь -
Чем простодушней рифма, тем легче строчек ход -
За поисками смысла растопишь синий лед,
Взлетишь за синей птицей, уйдешь за синий лес,
За синим морем снится густая синь небес,
За синими горами, за синею чертой,
За синими глазами, за синью золотой!
За молоком, облитым синеющим Путем,
Последнею молитвой раскинешься крестом,
И полетишь над лесом, над речкой, над судьбой,
Над мельницей, над плесом, над дымкой голубой,
Над полночью, над полем, над утренней зарей,
Над нашею юдолью, манящей полыньей!
Увидишь синий лайнер и синий дым трубой,
И девочку с печалью, но не по нам с тобой,
И мальчика с коробкой грошовых леденцов,
Родителей с котомкой, их матерей, отцов …И голод лютый, синий, бараки, печи - в ряд,
Где на предплечьях синих, шесть синих цифр горят,
И синий-синий иней заснеженной страны,
Где мы с тобой ни ныне, ни присно не нужны
Но полно! стихнет ветер, опохмелит гроза,
Свечой зажжется вечер, ведя под образа:
В прощении, в поклоне, забудутся стихи -
Не разжимай ладони, не поднимай руки!..
Мгновенье притяженья проносится легко
Земного столкновенья не выдержит никто!
Лишь сложенные крылья царапают песок
И влагою бессилья наполнился висок!
Вдохнув последним вздрогом все небо над собой,
Ты выдохнешь с порога мотив уже иной:
Лишь ласточки с разлета в открытое окно
Бросаются. До срока не заперто оно.
Опять поставит точку корявая левша,
Легла вторая строчка: лети, лети, душа!
Дождливый день блестит калошами - их в лужах видимо-невидимо,
Дырявый зонт и плащ поношенный никак не свыкнутся с обыденным.
Их доморощенные доводы наивные торопят выводы -
Но спицы меж собою скованы, а пуговицы с мясом вырваны.Художник вытрет кисть старательно, переоденется в пригожее,
Вздохнёт, закурит обстоятельно и, не спеша, войдёт в прихожую:
Там, за прожитыми невзгодами, в углу, под карточкой засвеченной,
На карауле верноподданном дырявый зонт и плащ с отметиной.А за сквозным окном подрамника холстом такое занавешено!
Кленовою рукою странника палитра осени размешана;
Аллеи вздрогнуло адажио форшлагами листа - паломника,
Деревья - сказочные странники стучат в ворота подоконника.Он выйдет в город заторможенный, который век не понимая - где?
Где фонари вокруг изброжены на керосиновой Невы воде,
Где по проспекту мчится конница, и искры сыплются брусчаткою,
Ему бы взять, да успокоиться, а он полу рванёт перчаткою!И пуговицы - деньги медные звенят по мостовой одаренной,
И охрою портвейн победною окрасит рваные миндалины,
Прохожие спешат испуганно - ах, не случилось что внезапное?
А просто храбрости и ругани хватило до начала пятого.И новый день, как ломтик выжатый - чаинки знают дно стаканное,
И снова осень скукой лижется и бьёт тоскою деревянною,
И время вроде бы обретено, да только непомерной мерою,
И скоро снежное веретено закрутит небо шерстью серою.Ворона на песке иероглифы трёхпалым росчерком царапает,
По стенам нехотя ползут лифты, как экскурсанты по Исакию…
Молчит окошко, занавешено глухими зимними портьерами,
Дырявый зонт и плащ повешенный как дети малые растерянны…
Сайт создан в системе uCoz