"Народ мой" №23 (220) 15.12.1999
О тираспольском полковнике, посрамившем двух министров
Почти детектив
Что я знал о полковнике Бергмане?
То, что он был военным комендантом Тирасполя во
время известных событий в 1992 году в Приднестровье, что он был сподвижником
генерала Лебедя, когда тот командовал в Молдавии 14-ой армией и внес решающий
вклад в прекращение бессмысленной кровавой бойни.
Но вот, в конце прошлого года, побывав в Израиле,
я столкнулся в русскоязычной прессе с несколькими статьями о полковнике
Бергмане, из которых узнал много интересного об этом человеке. Оказывается,
он был назначен военным комендантом Чернобыля и Припяти сразу же после
Чернобыльской катастрофы и пробыл на этом посту (по приказу начальства)
2 срока, вместо одного положенного. За это он получил орден Красной Звезды
и лучевую болезнь. Я узнал, что полковник Бергман пошел один, без оружия
на обезумевшего солдатика, который, убежав из части с автоматом, забрался
в блиндаж и решил стоять там до последнего патрона. Но самое удивительное,
что мне довелось узнать - офицер - еврей Бергман выиграл в последние годы
два судебных процесса у двух высших военных начальников в России - у двух
министров обороны: Грачева и Сергеева!
Иметь у себя, как говорится, под рукой в Тирасполе
такую легендарную еврейскую личность, и не написать о ней, было бы для
еврейского журналиста непростительно. Но найти в Тирасполе полковника Бергмана
и встретиться с ним оказалось не так просто. На все мои телефонные звонки
из Кишинева в смешанную комиссию по перемирию в Приднестровье, в военную
комендатуру, к гарнизонному начальству при упоминании фамилии Бергмана
возникала небольшая пауза и ледяные голоса на другом конце провода отвечали,
что им неизвестно ничего о местопребывании полковника. И только после безуспешных
поисков через военные организации меня осенило обратиться к председателю
Общества еврейской культуры Тирасполя доктору Когану. Через день Александр
Моисеевич сообщил мне домашний телефон полковника, а через насколько дней
состоялась наша встреча.
 |
генерал Лебедь, жена Лебедя Инна, полковник Бергман |
На фотографиях из израильских газет Михаил Бергман выглядел в военной форме бравым офицером, а я встретил вполне цивильного, еще довольно молодого человека с мужественным лицом, с седым ежиком волос, элегантно одетого, хотя в его внешней подтянутости, в манере разговаривать чувствовалась армейская “косточка”. Мы проговорили около двух часов, разговор мне показался захватывающе интересным, и я привожу его с некоторыми сокращениями.
С.Б. - Михаил Михайлович, так как я пишу для еврейской газеты, мне хотелось бы начать нашу беседу с Вашего происхождения.
М.Б. - Я еврей, родился и вырос в Тирасполе в еврейской семье, все мои предки 12 поколений и по материнской и по отцовской линии жили в Тирасполе и все сейчас лежат здесь на еврейском кладбище. У евреев испокон веков было почитание умерших, они наша история, и без уважения к прошлому не может быть будущего. Я каждое воскресенье, а иногда и чаще, хожу на кладбище, ухаживаю за родными могилами, потому что это - мои корни. С тревогой наблюдаю, что последние 2-3 года еврейское кладбище в Тирасполе разрушают. Можно сказать, что на сегодняшний день пятьдесят процентов памятников разбито, это - настоящий вандализм. В Приднестровской печати об этом ни слова, все замалчивается. Из-за того, что власти не принимают никаких мер, погромщики чувствуют свою безнаказанность. О чем говорить, если пресса Приднестровья откровенно печатает воззвания баркашовцев, появляются листовки со свастиками, с антисемитскими призывами и лозунгами, появляются книги, среди которых печально известная “Майн кампф” Гитлера. Эту книгу я встречал не только в Тирасполе, но и в Москве в метро, в Калининграде, где был недавно в командировке. Все возвращается на круги своя, и будучи человеком военным, я вижу, что это приведет к страшнейшей трагедии, если не обратит на это внимание международное сообщество и руководители западных стран: Америки, Англии, Франции, Канады и т.д., потому что после гитлеровского - второго фашизма мы не переживем. Я так считаю и потому,, что я еврей, и потому, что после евреев фашисты убивали представителей других национальностей. Здесь я хотел бы привести факт, когда в 1992 году, в июне во время приднестровского конфликта мне пришлось встретиться в генерал-полковником Макашовым. Я тогда был комендантом Тираспольского гарнизона и был назначен комендантом Приднестровской республики, а он прилетев в Тирасполь, пытался попасть в штаб армии. Меня вызвал командующий армией Лебедь и приказал не пускать этого человека в штаб армии, и от того, что мне наговорил Макашов с его оголтелым антисемитизмом, у меня сложилось впечатление, что это человек с больной психикой. Представьте себе, если сегодня придет к власти Макашов с его отношением к евреям. Коммунисты, поддержав в Думе Макашова, разрешив ему антисемитские высказывания, поддержали русский фашизм, потому что я считаю Макашова фашистом. К чему приводит фашизм - это мы уже проходили. Поэтому, если Макашова поддерживает целая партия, - это говорит о коричневой окраске коммунистической партии. Но то, что и президент, и правительство, и прокуратура оказались бессильными наказать Макашова и ему подобных, наводит на самые мрачные размышления.
С.Б. - Теперь, Михаил Михайлович, о Ваших трех боевых орденах.
М.Б. - Орден Красной Звезды я получил за Чернобыль, орден “За службу Родине” получил за то, что моя комендатура на протяжении пяти лет занимала одно из первых мест в Вооруженных Силах Советского Союза, а орден “За личное мужество” - за предотвращение военного конфликта в Приднестровье.
С.Б. - А я думал, что последний орден Вы получили за того солдатика, к которому Вы пошли безоружным и уговорили сдаться.
М.Б. - С тем солдатом особенный случай. Тут заслуги моей никакой нет.
С.Б. - Как же нет, ведь Вы должны были проявить мужество, решительность, чтобы пойти на вооруженного, готового на все человека.
М.Б. - Это произошло в мае месяце, который принес мне столько горя. 1-Го мая убежал этот солдат, 3-го мая я его разоружил, а 18 мая погиб мой внук. Я сохранил жизнь Крылову, но не спас собственного внука. Получилось так, что у этого солдатика погибла мать, ее нашли убитой в подъезде собственного дома, через месяц умирает отец, и этого мальчишку, у которого рост 1м 56см - забирают в армию, посылают в Приднестровье, где он служил полтора года. Ситуация теперь в армии Вы знаете какая - солдат голодный, холодный, обозленный. А ему каждую ночь снится мать, которая просит, чтобы он к ней пришел. И он на почве этого берет автомат и идет мстить за мать. Когда он ушел, всех подняли по тревоге, я возглавил операцию по поимке этого солдата, мы его обнаружили в доте времен 2-й Мировой войны. Нас было около трехсот человек, прибыл начальник штаба армии, который пытался по радиорупору уговорить солдата сдаться, но было бесполезно. При мне два раза позвонил из Москвы командующий оперативной группы российских войск, оставшейся в Приднестровье вместо 14-ой армии, генерал Явневич, который сказал, что министр обороны России маршал Сергеев дал команду открыть огонь на поражение. Конечно, уничтожить солдата не представляло труда, но применять оружие в том месте, где рядом находилось 10 шестидесятитонных цистерн с бензином, здесь же рядом военный госпиталь, завод “Молдавизолит” и стрелять крупнокалиберными пулеметами, можете себе представить, чтобы там было даже от рикошета пуль от бетонного дота. Да и солдат бы не сидел сложа руки. Я неоднократно руководил такими операциями, и всегда солдаты отстреливались до последнего патрона, а последний - себе. Поэтому единственно правильное решение было сохранить жизнь всем тем, кто там находился, и я пошел к этому солдату, и уговорил его.
С.Б. - Но он же мог Вас застрелить, когда Вы - безоружный - шли к нему.
М.Б. - У меня не было другого выхода - или погибнуть самому, или погибнуть вместе со всеми. Поэтому я решил использовать шанс: пока шли поиски, я досконально изучил его дело, побеседовал с его самыми близкими друзьями по службе - они все из Иваново. Когда я вышел к нему, то разделся, расстегнул рубашку, показал, что я не вооружен и первое, что сказал: “Максим, я знаю все о твоей матери, знаю о твоем отце, и даю тебе слово, что сделаю все, чтобы установить, кто виновен в смерти твоих родителей”. Потом я ему честно сказал, что дана команда на открытие огня, на его уничтожение, что он все равно погибнет, но в первых рядах цепи будут идти его близкие друзья (назвал их по фамилиям). И он, зная меня и поверив моему обещанию, что его судить никто не будет, сложил оружие. Он продолжает мне и сейчас звонить, пишет письма. В Иваново, благодаря статье в “Комсомольской правде”, все знают об этом инциденте. Со мной и мэр города разговаривал, и приглашали на местное телевидение, и там меня принимают как родного.
Но самое интересное началось потом, когда возник вопрос, как же наградить этого полковника. Начальник штаба написал представление - наградить орденом “За личное мужество”. Этот орден у меня уже был, приняли решение - “За заслуги перед Отечеством”. Приехал из Москвы генерал Явневич и сказал: “Я этому жиду никакого ордена не дам, потому что он - ставленник генерала Лебедя. Дайте ему денежную премию!”. Приняли решение выделить один миллион старых рублей, потом поменяли на 500 тысяч, но и этого Явневичу показалось много, он велел выдать сто тысяч рублей, что по нынешним временам - 100 рублей, т.е. 4 доллара. И вот приносят мне приказ о выделении ста тысяч, а я на обороте приказа пишу: “Прошу эти деньги выделить министру обороны России маршалу Сергееву”. И вот в зале сидят 500 офицеров, начальник штаба зачитывает этот приказ, и перевернув страницу, видимо, не поняв сразу мою просьбу, зачитал и ее. Вы можете себе представить, какой смех был в зале.
С.Б. - Но вернемся все-таки к орденам. Итак, первый - за Чернобыль.
М.Б. - В 1986 году, сразу же после аварии я прибыл в Чернобыль. Помню нас всех в Тирасполе подняли по тревоге, причем не пофамильно, а по должностям: военный комендант, военный прокурор, начальник химической службы, председатель военного трибунала и т.д. Улетали отсюда на военно-транспортном самолете, прилетели в Киев, оттуда на вертолете в Чернобыль, я приехал и ужаснулся - мертвая зона, все в защитных костюмах. Первым, к кому меня подвели, был Председатель правительственной комиссии покойный уже Щербина, рядом с ним сидели бывшие Председатель Совмина Рыжков и министр обороны Соколов. Я получил первый приказ, еще не зная, что делать, как себя вести. Вечером, когда патрулировал тридцатикилометровую зону и видел пустые покинутые 9-ти и16-тиэтажные дома, я ощутил сильнейший страх, что может произойти, если будет ядерная война. Я никогда не забуду дорогу на Припять, там узкое шоссе, и кругом валялись мертвые крысы, а на деревьях не было ни одного листка - жуткое зрелище. Первый выброс произошел в восемь тысяч рентген, это был настоящий ядерный взрыв. И те люди, которые до сих пор там живут, они практически обречены.
И судьба нас - офицеров, прошедших через зону, ( а я фактически пробыл там 2 смены - вместо 30 суток - 60, потому что ждали Горбачева, и министр обороны отдал приказ оставить весь личный состав до прибытия главы государства, который так и не прибыл) это постоянные госпиталя, постоянные переливания крови, а мальчишки-солдаты, которые были с нами - представьте их судьбу, если из 28 офицеров, с которыми я служил в Чернобыле, сегодня в живых лишь четверо.
С.Б. - А как сказалось пребывание в Чернобыле лично на Вашем здоровье?
М.Б. - Мне полностью 5 раз переливали кровь. Для того, чтобы не растворялись красные кровяные тельца, добавляли в кровь специальные химические вещества. У меня был лучевой ожог... После конца смены меня сразу положили в госпиталь, который развернули рядом с Чернобылем, у меня резко упало давление, доходило до 80 на 50, и я похудел на 20 килограммов. Там сделали полное переливание крови и перевели в Одесский окружной госпиталь, где я пролежал месяц, там все-таки врачи подняли меня на ноги. Но я нахожусь, как чернобылец, на учете, каждый год лежу в госпиталях, только что месяц отлежал в госпитале им. Бурденко, прошел профилактику, в общем, держусь.
С.Б. - Теперь обратимся к еще одному ордену - за предотвращение вооруженного конфликта в Приднестровье. Как Вы считаете, этот конфликт, сейчас, слава Б-гу, уже невооруженный, он когда-нибудь разрешится?
М.Б. - Уже прошло восемь лет после этого конфликта, но воз не тронулся, он и ныне там. Виноваты, конечно, руководители, народ не виновен ни в чем. Поэтому я думаю, что никакими силовыми методами этот конфликт не разрешить, должно пройти время, чтобы люди прекратили бояться: одних пугают объединением с Румынией, других - сепаратизмом, а на самом деле все рушится, народ беднеет, а мы все продолжаем конфликтовать. Здесь, в Молдове, требуют, чтобы был только молдавский язык, а живет здесь 40% людей других национальностей и этим языком не владеет. Приднестровье требует так называемой независимости, а о простом человеке никто не думает, все делается против людей. Но все-таки любой мир лучше, чем война. Я когда прихожу в Тирасполе на кладбище и прохожу мимо аллеи героев, где похоронены участники Приднестровского конфликта (такие же кладбища есть и в Молдове) я думаю, что прошло столько времени и оказалось, что эти погибшие никому не нужны. Они нужны только своим близким и родным - женам, детям, а кому еще? Мать придет, жена, отец, ребенок - поплачут и все. А человек-то отдал жизнь и ради чего?
С.Б. - Ну и последняя тема нашего разговора - Ваши судебные дела с министрами обороны России. Начнем с Грачева.
М.Б. - С Грачевым ситуация была пикантная. Только сняли с командования Александра Лебедя, я возглавил кампанию по бойкотированию назначенного на его место генерала Явневича. Мы отказались принимать самолет с новым командующим, на борту летела комиссия Министерства обороны, фактически наши люди не дали посадку на аэродроме в Тирасполе, и самолет вернулся в Москву. Через несколько дней они приземлились в Одесской области, в Лиманском. Лебедь не хотел чтобы было какое-то противостояние, я хочу сказать честно, что если бы не Лебедь, мы бы тогда не подпустили к штабу никого, и мог возникнуть вооруженный конфликт, армия бы взялась за оружие. Но Лебедь предупредил, чтобы ни в коем случае этого не делать. Через неделю прилетел лично Грачев, он приземлился в Кишиневе и сразу же вызвал меня. Отвел под руку в сторону и прямым текстом: “Ты же понимаешь, ты умный человек, ты - еврей, поэтому думай, кто этот Лебедь, да мерзавец он такой-сякой”, в общем вылил на Александра Ивановича ушат грязи. Я ответил, что ничего не знаю, но свита Грачева, в составе которой были его первые заместители - генералы армии, генерал-полковники, схватили меня чуть ли не за руки, завели в кабинет, начали обещать мне должность военного коменданта Москвы, звание генерала, только чтобы я дал показания против Лебедя. Я ответил, что на Александра Ивановича никакого компромата нет. Тогда они начали угрожать: “Ты же знаешь, что мы с тобой сделаем, ты же еврей, ты же знаешь, что с тобой будет”. Я ответил, что у меня нет ничего на Лебедя, повернулся и вышел. Самолет Грачева еще не успел взлететь, а на меня уже поступил приказ об увольнении и четыре уголовных дела, потом пошли обыски, подняли целое вооруженное подразделение, чтобы захватить комендатуру и найти какие-нибудь документы, связанные с Лебедем. У меня дома и на даче тоже искали такие документы. Я никогда не забуду, как они нашли у меня семейные фотографии, где мы с женой и Александр Иванович с женой, и обрадовались, что нашли компромат. Естественно, что ничего не нашли, дело было прекращено из-за отсутствия состава преступления, я подал в суд в Москве. Судья был полковник Туманов - юрист высшей категории, очень мужественный человек. В то время пойти против Грачева было равносильно прыжку с 9-го этажа вниз головой без парашюта. Этот человек совершил подвиг. Суд шел четверо суток, причем суду очень мешали из-за того, что было много корреспондентов, человек 120, все-таки впервые офицер сумел подать в суд и выиграть дело! Я благодарен судьбе, что именно я - еврей - не испугался. Во мне сказалась моя национальная гордость!
Это был 1996 год, в этом году Лебедь стал Секретарем Совета безопасности, отстранили от должности Грачева и всю эту группу генералов. Помните эти дачные дела, когда начальник управления кадров генерал-полковник Высоцкий строил себе дачу за миллион долларов, и тогда Лебедь, будучи секретарем Совета безопасности, навел порядок в верхушке армии, остановил войну в Чечне и “в благодарность” за это его сняли с должности. А те 25 миллионов старых рублей которые мне отсудили о “Паши-мерседеса”, до сих пор “не достигли” адресата.
С.Б. - Мой последний вопрос связан со вторым Вашим процессом. Я прочитал в Израильской газете, что маршал Сергеев начал Вам “шить” увольнение из армии в связи с тем, что Вы, якобы, без разрешения начальства съездили в Израиль.
М.Б. - Тут опять говорили “Бергман”, а подразумевали “Лебедь”. В то время готовились выборы в Красноярске. Я помогал в выборной кампании Александру Ивановичу, и когда вернулся в Тирасполь, меня пригласил на беседу один из руководителей ФСБ - Федеральной службы безопасности России. И начался шантаж: ты ведь еврей, значит ты должен быть завербован Моссадом. И это не в первый раз, меня еще в 1992 году обвинили, что я - агент четырех разведок, и сейчас во второй раз наступают на те же грабли. Мне стало просто смешно. Я иду к командующему Явневичу и говорю: “Меня приглашает работник ФСБ и обвиняет в шпионаже в пользу Израиля”, а Явневич отвечает: “Ты лучше расскажи все о Лебеде, иначе, ты же сам понимаешь, как еврею, тебе будет очень плохо”.
Проходит несколько дней, Лебедь становится губернатором, компромат уже не нужен, и приходит приказ министра обороны Сергеева. Представляете, в воскресенье написан, в воскресенье подписан, в воскресенье вручен приказ о снятии с должности из-за того, что я агент Моссада. После того, как вручили приказ, сразу же уволили без выходного пособия, без отпускных, в общем выгнали с волчьим билетом. После этого меня опять приглашает начальник из ФСБ и говорит: “Михаил Михайлович, ты только не поднимай шум, потому что тебя арестуют через три минуты”. Естественно, я тут же доложил об этом Александру Ивановичу, подал в суд и 4 месяца борьбы увенчались успехом. Был суд гарнизонный, затем армейский, затем Верховный суд, а после этого Коллегия Верховного суда Российской Федерации. И все однозначно приняли решение в мою пользу. Мне были возвращены все деньги, а те деньги, что мне были присуждены за моральный ущерб, я перечислил с детский дом Красноярска.
С.Б. - А какие “доказательства” Вашей связи с израильской разведкой они предъявили?
М.Б. - “Доказательство” было одно - авиабилет до Израиля, где стояла фамилия “Берланд”. Но когда министр обороны понял, что нет ни одного документа, что его просто подставили, когда командующий Явневич выступает на суде и начинает оправдываться, что этот вопрос его не интересует, что ему приказали подписать, что он ничего не знает, а выступает эфэсбэшник и говорит, что ему приказал это сделать Явневич, стало ясно, что команда о моем обвинении поступила из Москвы от людей, для которых Лебедь как кость в горле. Они хотели развить еврейскую тему, она была им нужна, чтобы показать - вот Лебедь пригрел агента Моссада. Мне стало так смешно прямо на суде и я сказал: “Как же так, я - агент Моссада сижу в Тирасполе в своем кабинете, никто меня не трогает, не арестовывает, где же ваша бдительность, как можно меня держать на свободе?”. Но самое главное - наша власть никого не наказала - ни Явневича, ни министра обороны, российская пресса подняла шум, требовала расследовать произвол в отношении меня, но всем все “до лампочки”. Поэтому за эту страну так и будут воевать, поэтому так получилось в Чечне, так получится везде, никому ничего не надо. Поэтому я и покинул армию, сам написал рапорт об увольнении и переезжаю в Москву и Красноярск. Буду помогать Александру Ивановичу в его предвыборной президентской кампании.
С.Б. - И все-таки “израильский след” есть в Вашей жизненной и служебной биографии. Я прочитал в израильской прессе, что там живет Ваша дочь с семьей. Представляю, с каким “восторгом” встретили Ваши недруги известие об ее отъезде. Ведь это же прямое “доказательство”, что Вы - агент международного сионизма!
М.Б. - Моя дочь действительно переехала в Израиль со всей семьей, она живет в Ашдоде, у меня там родился внук Фредди, так что он - сабра. Оба - она и муж - работают, хорошо устроены. Я благодарен Израилю. Если бы не врачи этой страны - моя дочь не смогла бы родить второго ребенка. У нее была тяжелая беременность, там ей сделали операцию, этой стране я очень благодарен, что она дала приют не только моей дочери, но и всем евреям, нуждающимся в нем.
С.Б. - Рассказ о Бергмане - это прежде всего рассказ о его поступках. Из этих поступков складывается образ честного, бесстрашного, порядочного человека.
И закончить этот диалог я хотел бы цитатой израильского журналиста Аркадия Малера из статьи в газете “Вести”: “Одни военные деятели раздували войны, торговали оружием, коллекционировали иностранные машины и загородные виллы, гнали в пекло чеченской бойни необученных мальчишек, шли на сговор с врагами и предавали друзей, другие жили по нормальным человеческим и Б-жьим законам. Одни получали в награду счета в зарубежных банках, посты и депутатские мандаты. Другие - нервотрепку в судах и вечную, докучливую маяту в склоках с людьми без совести. У времени негодяев - свои законы. Но полковник Бергман не желает их признавать. Он считает бесспорной ценностью свое еврейство, высшей наградой - семью, великим благом - честно служить Родине - России, и жить с чистой совестью человека, органически не способного на предательство и подлость”. Так он и живет!
Серго БЕНГЕЛЬСДОРФ,
cпециально для “Ами”
г. Кишинев
Сайт создан в системе uCoz