“Вас уже почти что нет на свете...”

     В воскресенье шел дождь, пополам со снегом и дул пронизывающий ветер... Это в Калининграде - дул, а в Янтарном - бушевал. Та пара сотен метров, что сначала мощеной дорожкой, потом просто грязью тянулась от поселка к берегу моря, заставила глубже нахлобучивать шляпы, плотнее запахивать куртки и прятать лица в воротники. А 55 лет назад было еще холоднее, стоял двадцатиградусный мороз, но одежды ни на ком из человеческой вереницы, бредущей по этим же булыжникам, не было почти никакой. Раздетые, разутые военнопленные, мирные старики, женщины и дети шли на расстрел.
     Потом мы назвали это маршем смерти - более чем пятидесятикилометровый переход от Кенигсберга, последний путь для семи тысяч узников, собранных здесь из концентрационных лагерей Германии. “Трудно сказать, зачем их гнали на Восток, навстречу Советской Армии, - рассказывает писатель Олег Глушкин. - Одна из версий - строить укрепсооружения. Почему изменились планы, неизвестно, но эти люди погибли через несколько дней после освобождения Освенцима. Эта дата - 27 января 1945 года традиционно, но ошибочно считается завершением Холокоста. На самом деле он закончился 30 января. Пять тысяч человек в той обреченной колонне были евреи”.
Пули карателей достались не всем - большая часть пленников замерзла по дороге. Светлой памяти их всех и был посвящен воскресный траурный митинг, организованный еврейской общиной Калининграда. Народу собралось очень много, раза в два-три больше, чем в прошлом году, когда трагедия в Пальмникене отмечалась впервые. “Думаю, дело в том, что с возникновением духовного центра еврейская община стала сплоченнее, дружнее, - объясняет рост общественной активности советник губернатора по связям с религиозными организациями Игорь Гуров. - А второе, проявляется стремление крепить национальные корни, знать свою историю. Ведь мы все понимаем, что народ, не помнящий прошлое, не имеет будущего”.
     Помнить нам не давали. Государственная идеология по непонятным для нормального человека причинам выпячивала одно, замалчивала другое. Плен, оккупация, окружение приравнивалось чуть ли не к измене Родине. А тут еще и свой советский антисемитизм. Нигде и никогда не было напечатано стихотворение Маргариты Алигер, в котором каждая строка сочилась кровью и болью: “Вас уже почти что нет на свете. Вас уже никто не оживит”. И все-таки о Пальмникене знали: как любое массовое убийство, это преступление, кроме тысяч трупов, оставило и свидетелей. Чудом спаслись несколько человек. Потрясенный увиденным, всю жизнь посвятил этой теме тогда пятнадцатилетний гитлерюгенд Мартин Бергау - он пишет книги, ищет родственников погибших. А Олегу Глушкину рассказывал о трагедии Юрий Иванов. Но тогда еще не принято было помнить.
     Времена переменились, и на студеном балтийском берегу появился каменный обелиск. На табличке гравировка - “В память 7000 жертв...”, значит, в память всех независимо от национальности. А рядом стоит памятник нашим морским летчикам, погибшим в ту же войну. Всех накрыла тень одного зла - фашизма. Поэтому выступавшие на митинге - раввин Давид Шведик, губернатор Леонид Горбенко, педагог Лазарь Фуксон, гость из Израиля г-н Майер - все говорили об общем горе, общей памяти, общих усилиях, чтобы не повторилась беда. Пусть к этому памятнику, открытому 30 января, во все отпущенные этой земле январи приходят не только евреи, но все, кто живет здесь ради будущего. Кто верит, что те, кого мы поминаем пусть не поименно, пусть алой гвоздикой, пусть чистым огоньком свечи, пусть гладким морским камешком у основания памятника, - они живы. И мы вместе с ними. И уж если на всех хватило поминального угощения, то хватит на всех и молитвы священной Торы, и благовеста православных колоколов.

Ирма БИРЮКОВА
“Калининградская правда”
Сайт создан в системе uCoz