Всеволод ВИХНОВИЧ

Скажи мне, кудесник, служитель богов... на идише!

(Неожиданный штрих Пушкинианы)
     Вряд ли солнце русской поэзии при всем величии своей поэтической фантазии полагало, что его стихи прозвучат в числе других сущих на Руси языков еще и на идише. Но гений поэта преодолел и это препятствие. Представьте себе: Евгений Онегин, Татьяна, Ольга, Ленский, Вещий Олег, а также герои Полтавы, в том числе Петр Великий, и даже Борис Годунов заговорили на языке Шолома Алейхема в полный голос. Недавно мне пришлось познакомиться в отделе рукописей Российской Национальной библиотеки с архивом покойного ленинградца Моисея Мееровича Бернштейна, где хранятся эти переводы. Более того, под его пером на идише заговорили Лермонтов, Фет, Некрасов, Бальмонт и другие русские поэты, а также Гейне и даже Лонгфелло, причем список на этом не заканчивается. Кстати сказать, Моисей Меерович составил к "Песне о Гайавате" Лонгфелло пояснения индийских терминов на том же идише!
     Однако не меньший интерес представляет и судьба самого переводчика, о чем мне удалось узнать от его сына Александра Моисеевича, проживающего в настоящее время в Америке и недавно посетившего наш город.
     Моисей Меерович родился в русской Польше в 1892 году в семье мелкого торговца. Поразительные способности проявились у него с раннего детства. В частности, он обладал феноменальной памятью и помнил наизусть всю Библию. Сравнивая буквы надписей на товарах, приходивших в лавку, самостоятельно изучил русский и немецкий языки. Все, разумеется, прочили ему карьеру раввина. Вероятно, так бы оно и было в прежние времена. Но век был уже двадцатый, и вопреки воле отца он уезжает в Германию учиться в институте и становится инженером.
     Возвратившись в Россию, он женился и вскоре "прославился" в еврейских кругах тем, что публично отказался делать обрезание своему новорожденному сыну, из-за чего еврейские газеты подняли шум о "сумасшедшем" еврее. Таковы были тогдашние нравы. Жена его вскоре умерла, и он женился во второй раз. Вторая жена его - мать вышеуказанного Александра Моисеевича и его старшей сестры Лилии. Александр Моисеевич вспоминает, что его мать была известной в Петербурге акушеркой, а Моисей Меерович не имел права жительства в столице и был по этой причине неоднократно высылаем. Тут, правда, есть некоторая неясность, поскольку лицам иудейского вероисповедания, получившим высшее образование за границей, право жительства предоставлялось. Вероятно, диплом германского учебного заведения не соответствовал необходимым требованиям. В конце концов, кто-то сдал за него экзамены на зубного техника, и он поселился в Петербурге на законном основании. Видимо, у него были недюжинные деловые способности, потому что 1917 год он встретил председателем одного коммерческого общества. Благополучно пережив революционные бури, он продолжал заниматься коммерцией во время НЭПа, а после его ликвидации работал на фабрике "Победа" №1. Там он приобрел большой авторитет и уважение, когда выиграл очень сложный судебный процесс за свою фабрику. Уважали его также за выдающиеся шахматные способности. Достаточно сказать, что незадолго перед Первой мировой войной он сумел в ходе двухчасовой партии с тогдашним чемпионом России, а затем чемпионом мира Алехиным добиться почетного ничейного окончания.
     В семье помнят его великолепную библиотеку, в которой были уникальные книги с изумительными иллюстрациями знаменитых русских художников. Все экспозиции Эрмитажа он знал на память. Дочь его вспоминает, что он ей советовал в определенном зале на картине под определенным номером обратить внимание на указанные им детали. Был он отличным математиком, хорошо знал физику, литературу, историю, владел тремя главными европейскими языками. Однако при всем этом оставался по определению сына, одним из "породы чудаков", склонным к опасному в те времена озорству. Например, при переписи населения он приписал себя к "космополитам". Все увещевания инспектора он опровергал посредством привлечения философских доводов.
     Но, безусловно, главным делом его жизни перед войной стали переводы на идиш классиков мировой поэзии, прежде всего Пушкина. Увлечение переводами было настолько велико, что своего Александра он назвал именем героя поэмы Лонгфелло "Песнь о Гайавате" индейца Вэбон. Это имя на Александр он поменял позднее. Выходившая тогда на идише газета "Дер Эмес" подготовила для публикации ряд его материалов, но разразившаяся война помешала этому.
     По словам дочери, во время блокады Моисей Меерович проявил железную волю и выдержку. Лучшую пищу он отдавал внучке. Ни разу он не пожаловался на голод. Он говорил: "Я без хлеба могу жить, а без книги не могу" и "Если человек думает только о желудке, это не человек, а скотина".
     Когда дочь помогала ему, он звал ее "Антигоночка" (по имени героини трагедии Софокла "Антигона").
     Умер он от голодного истощения 2 февраля 1942 года.
     Скромным, но вместе с тем величественным памятником этому замечательному человеку пока остается только собрание его переводов в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки.
     На предлагаемой вниманию страничке читатель может видеть черновик начала перевода баллады Пушкина "Песнь о вещем Олеге".
     На идише ее наименование и первые две строчки звучат так:
ГЕЗАНГ ВЕГН ВЕЙТЗЕЕР ОЛЕГН!

Ви хайт рихтиг клайбт зих вейтзеер Олег
Башторфн ди протин хузорн...

Санкт-Петербург, февраль 2000 г.
Сайт создан в системе uCoz