Когда говорят о значительном вкладе евреев в современное
искусство, уверен, что имеют в виду и Оскара Рабина.
Моя встреча с ним произошла в 1967 году. Я
тогда жил в провинции, в Бельцах (Молдавия). Делал первые шаги в живописи.
Приехал в Москву и стал искать знакомства с художниками-нонконформистами,
как их называли. Нечто таинственное и тревожащее крылось за этими словами.
И вот судьба свела меня с человеком по имени Оскар Рабин. Не было в нем
ничего необычного. Выглядел он скорее бухгалтером, нежели художником.
Отраженная церковь
Но вот он стал показывать свои картины. Они действительно
были необычны. Преобладали черные и серые тона. Сюжеты - нищета, пьянство,
мрачные, угрюмые лица, а над ними - привычные для того времени лозунги,
например, "Партия и народ едины". Это вселяло ужас. И страх - обыкновенный
советский страх. Казалось, сейчас появятся "искусствоведы в штатском" и
повезут нас на допрос. Между тем, Рабин показывал все новые и новые полотна.
Одно из них - "Паспорт". Документ, изображенный в огромных размерах, рождал
какое-то смятение. Вызывающи были и анкетные сведения, в их числе дерзко
выведенное - еврей...
В 20 лет Рабин поступил в Суриковское училище.
Но все там было ему чуждо. Учебу бросил, стал зарабатывать на хлеб грузчиком.
А по ночам искал свой путь в живописи - темы, сюжеты, краски.
Советское искусство было столь крепко ограждено
от "чуждого" влияния, что лишь к 30 годам Рабин впервые открыл для себя
Пикассо, Шагала, других западных мастеров - на выставке, которая входила
в программу Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве (1957 год).
В дальнейшем Рабин вместе с другими нонконформистами
основал направление в
Натюрморт с рыбой
и газетой "Правда"
искусстве, которое стали называть "Барачная школа". Жизнь на их полотнах
протекала преимущественно в бараках - деревянных строениях без перегородок
со множеством двухъярусных нар. Безысходность постояльцев заливалась водкой,
провоцировала кровавые драки...
Позже к "барачным" художникам присоединились
поэты, мужественно выступавшие против советской системы. Группа получила
известность как "Лианозовская" - по имени подмосковного городка, где жили
Рабин и его друзья. Нужно ли говорить, что их живопись, как и поэзия, были
в Советском Союзе под строжайшим запретом?
Осенью 1974 года Рабин предпринял необычайно
смелую по тем временам акцию. Он нашел, "дыру" в законодательстве (оказывается,
санкций за проведение выставок под открытым небом предусмотрено не было),
и лионозовцы устроили большую выставку своих работ на пустыре в Москве.
Предварительно уведомили об этом иностранных корреспондентов и всех, кого
считали нужным. Но вернисаж не состоялся. На выставку со всех сторон накатились
бульдозеры. Полотна гибли молча, слышен был только треск рам. За бульдозерами
двигались крутые парни, которые начали избивать художников и гостей. Рабина
и других участников выставки арестовали.
Однако их пришлось выпустить. Власти не ожидали
столь резкой реакции в мире на этот погром. Газеты всех стран обошли репортажи
и фото-информация об этой "бульдозерной выставке". Некоторые снимки публиковались
парами - страшные костры, на которых сжигали книги, и картины под ножом
бульдозера. Подпись гласила: Берлин, 1934 и Москва, 1974. Смысл сопоставления
был предельно ясен.
Через некоторое время Рабина лишили советского
гражданства. Он поселился в Париже, где у него своя мастерская в Центре
искусств им. Помпиду. Французская общественность встретила его как героя.
Он часто показывает свои картины в крупнейших
городах мира. За ним закрепилась слава еврейского художника. Не за сюжеты,
а потому что его полотна отражают истинно еврейский взгляд на мир.
