Специалисты по истории евреев России различают
три волны погромов: 1880-х гг., 1903—1906 гг. и 1917—1921 гг. Их периодизация
и идеология, география и собственно ход — неплохо разработанные темы в
отношении первых двух волн. Полных и систематизированных сведений о послереволюционных
погромах нет. Но есть кое-какая статистика, есть сведения о контингентах
погромщиков — в разные моменты и в разных местах. Это и деморализованные
солдаты российской армии, и петлюровские воины-гайдамаки, и банды, повсеместно
зверствовавшие на Украине и в Белоруссии. Были и “красные” погромы: конники
Буденного умели грабить и убивать не хуже белых и зеленых. А были, оказывается,
и “комбинированные” погромы — как в Новке, под Витебском, в 1919 г. Вполне
сознательные пролетарии в условиях установившейся советской власти “пригласили”
банду, “гулявшую” поблизости, с просьбой убрать жидов, составлявших инженерно-техническую
и административную верхушку персонала местного стекольного завода. Заводской
комитет загодя предоставил атаману Быстрому список евреев с адресами, а
в качестве награды рабочие получили возможность пограбить их добро, разумеется,
после того, как бандиты отберут для себя лучшее. Случилось это 19 сентября
1919 г. Хотя и прошло 80 лет с тех пор, я нашла свидетельницу этого погрома.
Это Циля Григорьевна Брейдо. Тогда ей было пять лет, но она обладает цепкой
памятью, — помнит до мельчайших подробностей расположение комнат в доме,
где они жили, мебели, даже предметов на полках. И, кроме того, в ее памяти
живы рассказы домашних об этом страшном событии. Но обо всем по порядку.
Стекольный завод в Новке купил в 1880-х гг.
полоцкий купец 2-й гильдии Лейба Ирмович Галеркин, дедушка Цили с материнской
стороны. Управляющим, позже — владельцем, а после национализации — директором
завода был его старший сын Липа. Рабочими были, преимущественно местные,
из Новки и соседних деревень. К 1917 г. завод разросся: 700—800 работников,
здесь же в Новке хозяева построили рабочий городок, где каждая семья имела
отдельную квартиру. Инженерно-технические работники были приезжими, среди
них было много родственников самого Липы Галеркина и его жены. Жили с семьями
тут же в Новке или в соседнем Лопакове — на другом берегу Новкинского озера.
Места здесь дивные, и на лето съезжалась вся родня — из Полоцка, Витебска,
Петрограда. Во второй половине августа “дачники” разъезжались.
Брейдо, 1909 г. |
Мать Цили Брейдо Тэма (Эмма Львовна) Галеркина
была сестрой Липы. Ее мужем в 1909 г. стал ее двоюродный брат Григорий
Брейдо, социал-демократ, меньшевик. В сочинениях В.И.Ленина его имя мелькает
вкупе с именами других политических противников большевиков. Григорий Брейдо
не принял большевистской “революции”, и ему опасно было оставаться в Петрограде.
Поэтому семья Брейдо обосновалась сперва в Лопакове, а на момент погрома
они жили в Новке. Эмма Львовна осталась здесь с тремя детьми еще летом
1917 г. Она, имея диплом сельской учительницы, занималась обучением местной
детворы. Циля помнит, как в самой большой комнате их лопаковского дома,
за большим столом собиралась ребятня. Полтора десятка детей разных возрастов
учились вместе. Трехлетняя Циля тут же училась читать и писать. Учились
и ее братья — семилетний Виктор и пятилетний Ирма. А после уроков они с
деревенскими мальчишками лазили по деревьям, катались на санках. Их отец
Г. Брейдо, слесарь высшего разряда, одаренный механик-самоучка, работал
на Новкинском заводе — был заместителем директора по технической части.
С ними жил и дядя Фоля — Рафаил Галеркин, брат матери. Он тоже работал
на заводе. В 1919 г. туберкулез, которым он страдал, перешел в завершающую
стадию, и Циля помнит, что он не расставался с баночкой-плевательницей.
Это был мягкий обаятельный человек. Он учил детей молитвам. В его комнате
Циля любила рассматривать молитвенники и тфилин. Одно время он с сестрой
лечился в Швейцарии — оба были больны туберкулезом, сестра умерла на его
руках. Он вернулся, чтобы быть убитым погромщиками.
Приблизительно за месяц до погрома Циля проснулась
ночью оттого, что кто-то снаружи пытался открыть ставни окошка в ее комнатке.
Она в страхе побежала к родителям. Отец, увидав темные силуэты за закрытыми
ставнями окон, схватил топор и бросился к дверям. Когда он выскочил из
дома, поблизости уже никого не было. Когда Циля Григорьевна рассказала
мне об этом эпизоде, у меня мелькнула мысль, что их хотели не столько ограбить,
сколько напугать и заставить Григория Брейдо ради безопасности семьи уехать
(с женой и детьми) из Новки. Он был опытный боец-подпольщик, владел навыками
борьбы, умел обращаться с оружием и мог бы организовать сопротивление в
случае погрома. Ведь недаром же бандиты напали на Новку в его отсутствие!
Но семья Брейдо не покинула завод. Они переселились из Лопакова, где были на отшибе, в Новку. Там жил еще один брат Эммы Львовны — Гирш с семьей. У него было четверо детей. В этот момент у него гостила мать Рейзл Галеркина, старушка, прикованная болезнью ног к инвалидному креслу. Гирш тоже погиб. 19 человек, собранных по списку заводского комитета, бандиты отвели в ближний лесок и после пыток и издевательств расстреляли. Вернувшись, прошли по еврейским домам и что нашли — утащили. Циля помнит, как они ввалились к ним. Их нянька Татьяна, закрыв собой детей, села на сундук с их вещами и сказала: “Не дам!” Вид у нее был такой решительный, что бандиты махнули рукой и вышли. В ту же ночь она увела Эмму с детьми к своей сестре за 15 км от Новки: трудно было предположить, что бандиты сделают на следующий день — не надумают ли они вернуться и перебить женщин с детьми.
незадолго до погрома |
Григория Брейдо, как мы уже сказали, и Липы Галеркина в день погрома 19 сентября 1919 г. в Новке не было. Они уехали в Петроград по служебным делам. На обратном пути, подъезжая к Витебску, Григорий услышал о погроме в Новке. Прямо с вокзала он бросился в местное отделение милиции, начальником которого был Ирма, сын Липы Галеркина. В свое время именно он организовал группу еврейской самообороны в Витебске, и потому его поставили во главе красной милиции. Ирма и Григорий Брейдо верхом помчались в Новку. Банды, конечно, и след простыл. Отряд милиции, вскоре прибывший на место происшествия, арестовал 47 жителей Новки — инициаторов погрома, участников грабежей и наводчиков. Их судили в Витебске. Ревтрибунал вынес 15 смертных приговоров, остальные получили разные сроки или условное наказание. Защищали их на суде представитель губкома РКП(б) Рубинштейн, адвокаты Горин, Рожинский и т.д. — одни еврейские фамилии. Смертные приговоры не были приведены в исполнение, так как к тому времени, как документы поступили в ВЦИК РСФСР, смертная казнь была отменена. Дальнейшие судьбы погромщиков неизвестны. Что касается уцелевших Галеркиных-Брейдо, Григорий немедленно увез свою семью в Витебск. Осиротевшая семья Гирша Галеркина тоже сразу же покинула Новку, бабушку Рейзл отправили в Полоцк. Из Витебска Эмма с детьми планировали вернуться в Петроград, но застряли — в те годы нелегко было передвигаться по железной дороге. Помогло “Удостоверение”, выданное Эмме как “жене члена Союза рабочих-металлистов в том, что она возвращается после погрома на заводе “Новка” к месту своего постоянного жительства в гор. Петроград”. Витебское отделение Союза просит оказывать ей “полное содействие при проезде и не препятствовать провозу оставшихся после погрома вещей” (с печатью и подписями). Этот уникальный документ хранится у Цили Григорьевны Брейдо.
|
В Петрограде семье Григория Брейдо пришлось
несколько месяцев ютиться у бабушки с дедушкой, пока завод, на который
он устроился, не выделил ему квартиры. Он привез туда и бабушку Рейзл из
Полоцка — его оккупировали белополяки, и в непрерывных обстрелах там погибло
много народу. Здесь же поселились и сестры Эммы Анна и Мария, и сироты-дети
Гирша Галеркина, убитого погромщиками. Их мать, не выдержав испытаний,
умерла вскоре после погрома. Циля Григорьевна и внучка Гирша Анна Львовна
живут здесь, на 7-ой Советской, до сих пор. В начале 1920-х гг. сюда, к
Григорию Брейдо, перебрался и Ирма Галеркин из Витебска, а следом за ним
Липа, на которого погром произвел такое страшное впечатление, что он так
и не оправился и уже в Ленинграде покончил с собой. С большим трудом удалось
похоронить самоубийцу на еврейском кладбище.
В жизни Цили Брейдо было много тяжелого: нелепая
гибель старшего брата в 17 лет, частые аресты отца, истязания, которым
подвергли его, политического противника правящей партии, в застенках НКВД,
и его гибель в лагере, аресты и заключение множества родственников, война,
лишения, одинокая старость. Это общая участь поколения советских евреев,
вынесших на плечах все семь с половиной десятилетий тоталитарного режима.
Погром, свидетелем которого она оказалась в пятилетнем возрасте, был первым
звеном в этой цепи испытаний.