Существует ли более или менее значимая тема
еврейская тема в современном кинематографе? Пожалуй, с уверенностью можно
утвердительно ответить на этот вопрос относительно одного сегмента этой
темы – Холокоста. Фильмы о трагедии европейских евреев в годы Второй Мировой
войны снимают режиссеры, ни в чем другом не схожие: А. Вайда, Л. Малль,
Д. Лоузи, Р. Бениньи... Фильмы о Катастрофе уже не воспринимаются как
произведения на еврейскую тему: на уникальном историческом материале
рассматриваются экзистенциальные проблемы взаимоотношения палача и жертвы
(Малль), одиночество, заброшенность человека в мире (Вайда), идентичность
личности (Лоузи). Что же касается судеб евреев диаспоры в менее экстремальные
периоды истории, анализа места евреев в современном мире, – здесь достижения
кинематографа менее очевидны.
Тем более любопытно, что недавно в Петербурге
можно было посмотреть три французских фильма конца 90-х годов, затрагивающих
эти проблемы. Следует отметить, что удельный вес еврейской темы, ее значимость
для фильма в целом в них существенно меньше, чем в таких шедеврах европейского
кино, как “Земля обетованная” Вайды, “Фанни и Александра”
Бергмана, “Хрусталев, машину!” Германа (я уже не говорю о
несопоставимости художественного уровня). Но эти произведения построены
на историческом материале (начало века, 50-е годы), анализируемые же нами
фильмы сняты режиссерами нового поколения и говорят о сегодняшнем дне.
Впрочем, “Рождественский пирог” (La Buche) Даниэль Томпсон
(1999) представляется нам достаточно усредненным французским фильмом: смесь
мелодрамы с комедией, сентиментальности с иронией. Само название подсказывает
жанр – современная рождественская сказка. Большинство героев фильма – члены
большой семьи евреев, выходцев из России. Упоминаются некоторые реалии
жизни евреев во Франции: проблема, праздновать ли вполне ассимилированному
главе семейства католическое рождество вместе со своими еще более ассимилированными
детьми; воспоминания о добрых французах, прятавших евреев во время войны.
Имеется и национальный колорит, правда, скорее, русско-цыганский, в стиле
“фонтаны с лебедями, цыганы с медведями” (одна из героинь – певичка
в кабаре). Ничего не зная о режиссере, не хочу называть использование
еврейских мотивов спекулятивным: возможно, они как-то связаны с биографией
Д. Томпсон. Но, честно говоря, происхождение героев никак не влияет на
атмосферу фильма, сюжет, характеры персонажей, которые с тем же успехом
могут быть испанцами, немцами, да, собственно, и этническими французами.
Хочу отметить, что я не считаю фильм неудачным: вполне симпатичное кино.
Не очень симпатична лишь совершенно немотивированная национальная идентификация
персонажей.
Это встречается и в гораздо более значительных
произведениях: евреем заявлен и герой фильма Питера Гринуэя “Повар,
вор, его жена и ее любовник”. Возможно, я не уловил какие-то подтексты,
но, кроме связи с увлеченностью героя книгами, – а евреи, как известно,
“народ Книги”, – я ничего еврейского ни в персонаже, ни в фильме не заметил.
Ситуация с фильмом Франсуа Озона “Капли
дождя на раскаленных камнях” (Gouttes d'eau sur pierres brulantes)
более интересна. Озон – достаточно известный представитель молодого поколения
французского кинематографа. Он интересно экспериментирует с жанровым кино
(“Криминальные любовники”), довольно откровенно использует
темы и стилистику выдающихся предшественников (Шаброль, Бунюэль, Пазолини),
смягчая и снижая их антибуржуазный пафос. Озона отличает интерес к меньшинствам,
но, скорее, к сексуальным, чем к национальным: в большинстве его фильмов
присутствует гомосексуальная тематика.
Фильм “Капли дождя...” снят по ранней пьесе
Фассбиндера. Жанр ее можно довольно условно, определить как трагикомедия
с элементами фарса. Сюжет – роман зрелого с мужчины с юношей, а по национальности
этот самый зрелый мужчина – еврей со значащим именем Лео (т. е. Леопольд) Блюм.
Как известно, это имя самого знаменитого персонажа-еврея в литературе ХХ
века – героя джойсовского “Улисса”. Впрочем, Озона это, судя
по фильму, не интересует. Российский зритель может вообще не уловить еврейский
мотив: Джойса читали далеко не все, не в Европе живем. Для Фассбиндера
же происхождение героя принципиально. Прежде всего, оно усиливает мотив
отверженности (Блюм принадлежит сразу к двум меньшинствам – сексуальному
и национальному) и тем самым мотивирует ожесточенность и цинизм персонажа.
Но дело даже не в этом. Главной темой Фассбиндера была судьба немцев –
в разные времена и в разных ситуациях. На свой народ и свою страну он смотрел
всегда с интересом, очень часто – с презрением, брезгливой насмешкой, отвращением.
Художник, исследующий Германию ХХ века, не может обойти еврейскую тему.
Подход Фассбиндера к ней нестандартен. Впрочем, он, кажется, органически
не мог быть банальным, заурядным – предпочитал выслушивать обвинения в
фашизме, левом экстремизме и – как же без этого – в антисемитизме. В некоторых
своих пьесах, сценариях, фильмах Фассбиндер создает образ еврея – умного,
циничного, сильного человека, привлекающего людей и равнодушно ломающего
их судьбы. Этот персонаж пережил Катастрофу и становится для персонажей-немцев
каким-то извращенным возмездием. Сами же немцы – иногда вполне симпатичные
– вызывают у Фассбиндера лишь презрение (иногда смешанное с жалостью) своей
пошлостью, ограниченностью, неспособностью понять, что произошло с их страной.
В “Каплях дождя...”, написанных Фассбиндером
в 19 лет, этот поворот еврейской темы только намечен. Озона он не заинтересовал,
хотя Озон, конечно, знает и более поздние работы немецкого режиссера. Фильм
получился боле плоским, более однозначным, чем мог бы.
Наконец, в фильме Кристин Паскаль “Техника
супружеской измены” (Adultere (mode d'emploi)) (1995) сделана
попытка объяснить психологию главного героя в том числе его происхождением.
Судьба самой Паскаль трагична. Актриса, сыгравшая в нескольких фильмах
Б. Тавернье, автор трех полнометражных фильмов, она покончила с собой в
возрасте 40 лет. “Техника супружеской измены” оказалась ее последним фильмом.
Персонажи-евреи действуют во всех фильмах
Паскаль. Возможно, это связано с тем, что исполнитель главных ролей в них
– французских актер Ришар Берри, еврей, не скрывающий свое происхождение
и часто играющий соответствующие роли (например, у того же Тавернье в “Приманке”).
“Техника супружеской измены” – история дружбы, любви и предательства. Молодые
супруги-архитекторы, поднявшись по карьерной лестнице, без особых
колебаний порывают со своим другом (и любовником жены), строительным подрядчиком
Симоном, когда-то обеспечившим им начало карьеры. Своего стиля у Паскаль
нет: фильм сочетает типичное для французского кино реалистическое изображение
путаницы любовных и дружеских связей на фоне парижских улиц и кафе, с откровенными
эротическими эпизодами, снятыми в манере, более уместной в фильмах типа
“Истории О”, и сценами в духе криминальной комедии (эпизод
с наркотиками). Спасает фильм хорошая игра актеров, уверенная смена ритма,
не дающая картине стать монотонной. Учитывая же выбранный нами угол зрения
на фильмы, интересным представляется образ главного героя – ливанского
еврея Симона, обаятельного человека, любимца женщин, довольно удачливого
бизнесмена. Тем не менее, герой – чем дальше, тем больше – выглядит одиночкой,
человеком, чуждым окружающему миру и окружающим его людям. В какие-то моменты
он становится похож на старого гангстера из фильма Ж. Беккера “Не
прикасайся к добыче”. Но если стареющий герой Габена оказался “не
в своем времени”, и в этом причина его печального одиночества, то герой
Берри находится “не на своем месте”. Хуже всего, что у Симона “своего места”
нет. Еврей-сефард, он у себя на родине, в Ливане, стал на сторону палестинцев,
но – как еврей – не был принят ими. Я сомневаюсь в достоверности этой ситуации:
если идею мира с палестинцами поддерживают многие израильтяне, то
союзники палестинцев в Израиле обнаруживаются только среди крайних ортодоксов.
Есть, правда, журналистка из России Нелли Гутина, утверждающая в
своих статьях, что естественные союзники Израиля – это арабские страны,
а не какие-то далекие европейцы или американцы, но вряд ли Симон читал
Гутину. Впрочем, для фильма это не столь важно. В Париже, куда он бежал
из Ливана, он дважды чужой: как еврей и как эмигрант, ливанец. Эту скрытую
ксенофобию Паскаль точно фиксирует: у героини фильма муж – итальянец, друг
и любовник – еврей, все прекрасно, но в момент ссоры она не упустит случая
упрекнуть мужа его нефранцузским происхождением.
В конце фильма Симон, вначале окруженный друзьями
и девушками, печально танцует с дочерью своего ливанского друга Сарой.
Что же, русский переводчик А. Ревич не так давно написал в стихотворном
послании другу: “Ну что ж, мой друг, ведь мы с тобой евреи. Есть родина
у нас – и та чужбина”.
Таким образом, даже в рамках кинематографа
одной страны и одного времени возможны различные подходы к еврейской
теме. Это орнаментальное ее использование, экзотический компонент –
“Рождественский пирог”. Это почти демонстративное ее игнорирование, притом,
что сценарий дает возможность нестандартной ее разработки – “Капли дождя
на раскаленных камнях”. Это достаточно серьезная попытка изобразить психологию
еврея диаспоры – “Техника супружеской измены”. Хочу еще раз отметить, что
с качеством фильма различие подхода не связано. Просто мы выбрали такой
– несколько специфический – угол зрения на довольно заметные фильмы последних
лет.