Сохранившиеся со времен средневековья ограничения в правах для “лиц иудейского вероисповедания” и жестокие погромы беззащитных евреев способствовали тому, что особой привлекательностью пользовались наиболее радикальные движения, прежде всего марксистские. Жестокая гражданская война на территории бывшей империи объективно показала, что реальным защитником еврейского населения от массовых бесчинств и даже прямого геноцида было правительство Ленина. Это вынуждены были признать даже представители тех слоев еврейского населения, которым не нравилась идеологическая, а также антибуржуазная политика коммунистической власти.
Реальное политическое равноправие, предоставленное евреям советской России, несомненно вызвало горячие симпатии к идеям коммунизма среди еврейской молодежи как в самой стране, так и за ее пределами. Это чувство было настолько сильно, что его не смогли основательно поколебать даже события, связанные с установлением и укреплением в СССР диктатуры Сталина. Не вдаваясь подробно в изложение этого вопроса, все же следует указать, что вряд ли правильно приписывать грузину Сталину активный личный антисемитизм, особенно в предвоенные годы. Однако, стремясь после смерти Ленина в борьбе с противниками расширить свою социальную опору в стране, он вербовал соратников из рядов коммунистов нового призыва, в основном по принципу личной преданности. В значительной степени они были носителями многих привычек и предрассудков традиционного отсталого российского крестьянского общества, в том числе ксенофобии и антисемитизма. С другой стороны, среди его противников были образованные профессиональные революционеры, “ленинская гвардия”, характерным образцом которой был блестящий представитель русской интеллигенции еврейского происхождения Лев Троцкий (Бронштейн), давно и окончательно порвавший с еврейской средой и тем более с иудаизмом. И хотя, конечно, большинство этих врагов Сталина были не евреи, все же объективно получилось так, что на первом показательном процессе в Москве евреями оказались 10 обвиняемых из 16, а на втором процессе 8 из 17. Особенно возмутило находившегося тогда в эмиграции Троцкого то, что евреев-подсудимых обвиняли в том, что они были ... агентами гестапо, в чем он усмотрел попытку использования антисемитских предрассудков. Тогда эти утверждения были отвергнуты, прежде всего еврейской, в том числе и сионистской прессой. И даже сегодня очень трудно оценить их справедливость, поскольку среди аппарата НКВД (выполнявшей и задачи тайной полиции), готовившего эти процессы, было предостаточно евреев во главе с наркомом НКВД Генрихом Ягодой. Но, безусловно, психологические корни печально знаменитых жестоких событий последних лет жизни диктатора – расправа с деятелями еврейской культуры в 1952 г. и “дело кремлевских врачей” в 1953 г. берут свое начало в те тридцатые годы. В этом смысле история еврейской семьи Ольбергов представляется особенно показательной.
Судьбы Валентина Ольберга, его брата Павла и жены Бетти кажутся особенно трагичными даже на фоне страшной эпохи Великого Террора. Хотя формально они были юридически реабилитированы, их фамилия остается опозоренной. Во всех публикациях, посвященных печально знаменитым московским процессам тридцатых годов, Валентин Ольберг неизменно фигурирует как главный провокатор и агент НКВД.
Широкой, можно сказать даже всемирной, известности Валентин Ольберг удостоился, когда предстал в качестве обвиняемого на первом показательном в Москве, проходившем 19-24 августа 1936 года. Главными фигурантами на этом “суде” были, конечно такие “киты” как Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов, И.П. Бакаев, С.М. Мрачковский, В.А. Тер-Ваганян, И.Н. Смирнов. Другими обвиняемыми были девять человек, включая В. Ольберга, являвшиеся якобы членами подпольных террористических групп и активными участниками подготовки убийства руководителей партии и государства, иначе говоря исполнителями заговоров, замышляемых главными обвиняемыми. Все подсудимые были признаны виновными и приговорены к расстрелу. Приговор был немедленно приведен в исполнение. Уже позднее стало известно, что тело Валентина, как и других казненных, было кремировано, а прах захоронен на Донском кладбище в Москве, ставшем в последующие годы огромной усыпальницей многих жертв террора.
В Постановлении № 79-88 Пленума Верховного Суда СССР о реабилитации всех осужденных по этому делу (в дальнейшем Постановление) содержится краткая биографическая справка об Ольберге: “Ольберг Валентин Павлович. 1907 года рождения, уроженец г. Цюриха (Швейцария), ... с высшим образованием, член Коммунистической партии Германии с 1928 по 1932 гг., до ареста 5 января 1936 года преподаватель истории Горьковского педагогического института”. В тексте самого приговора он фигурирует как “служащий”.
Однако, именно этот скромный молодой человек заслужил то особое внимание, которое ему было уделено в совершенно секретном “Закрытом письме ЦК ВКП(б) “О террористической деятельности троцкистко-зиновьевского контрреволюционного блока” (В дальнейшем Письмо), адресованном обкомам, крайкомам, ЦК нацкомпартий, горкомам, райкомам ВКП(б) 29 июля 1936 года, то есть почти за месяц до процесса [1]. Сохранился проект письма с детальной правкой его текста, произведенной лично И.В. Сталиным.
Согласно тексту Письма, В. Ольберг предстает главным доверенным лицом Л. Троцкого и его сына Л. Седова; он организовал террористическую группу, нелегально прибыл в СССР по фиктивному паспорту республики Гондурас, приобретённому с помощью “немецкой охранки” ГЕСТАПО (так в тексте – В.В.), агентом которой он также является. Гестапо действует якобы заодно с Троцким и, стремясь уничтожить Сталина, обещает Ольбергу всяческое содействие. В письме широко цитируется выдержки из протоколов допросов Ольберга, содержащие его признательные показания. В разделе Письма “Выводы” особо отмечается, что скрытые троцкисты якобы помогли “агенту” Троцкого В. Ольбергу, прибывшему из Берлина в 1935 году, легализоваться в г. Горьком. Оттуда он должен был с террористической группой прибыть в Москву, где она должна была предпринять во время демонстрации 1 мая террористический акт против Сталина и других руководителей ВКП(б). Разумеется, весь ход и приговор последующего суда полностью соответствовали Письму, которое явно было директивным указанием для будущих судей.
На то, что все эти обвинения являются фальсификацией и мифом, указал уже в 1938 году видный работник НКВД Г.С. Люшков, лично принимавший активное участие в подготовке процесса и сумевший вовремя бежать за границу [2]. Вышеуказанное Постановление о реабилитации всех осуждённых в ходе первого показательного московского процесса 1936 года, казалось бы, ставит окончательную точку в разоблачении этого мифа и полностью восстанавливает доброе имя всех его жертв.
Однако, в отношении Валентина Ольберга дело обстоит не так просто. Он стал жертвой другого мифа – уже антисталинского. Авторство тут явно принадлежит бывшему высшему офицеру НКВД Александру Орлову (настоящие имя и фамилия Лейба Фельбинг), подобно своему сослуживцу Люшкову бежавшему в 1938 году за границу и опубликовавшему через 15 лет сразу же ставшую широко известной книгу разоблачительного содержания “Тайная история сталинских преступлений” [3]. В ней В. Ольбергу также отведено много места. Согласно Орлову, Ольберг был давним агентом Иностранного управления НКВД и даже считался одним из наиболее опытных его агентов. Долгое время он якобы выполнял задания в Берлине и Праге по слежке за деятельностью германских троцкистов и представителей других левых партий. Пытался он также по заданию органов НКВД стать секретарем Троцкого, но был заподозрен и отвергнут. В 1935 году он отзывается в СССР и направляется органами НКВД в Горьковский педагогический институт на должность преподавателя истории с целью выявления сторонников Троцкого среди студентов и преподавателей. Однако на собеседовании в Горьковском краевом комитете ВКП(б) выяснилось, что Ольберг не имеет высшего образования, не историк по специальности и не является гражданином СССР. Но руководитель Ольберга, высокопоставленный сотрудник НКВД Молчанов, просит самого Ежова о содействии, и тот просто отдал приказ о приеме Ольберга на работу.
Далее, согласно изложения Орлова, когда в начале 1936 г. началась подготовка процесса, Молчанов поручает Ольбергу дать ложные показания против Троцкого и других будущих подсудимых. Ему объяснили, что он выступит в качестве фиктивного обвиняемого на суде, но, независимо от приговора, его лично освободят и отправят на Дальний Восток, поручив ответственную работу. Ольберг якобы без всякого возражения сотрудничал с Молчановым и подписывал все протоколы “допросов”, которые составляли для него следователи. Заминка наступила только тогда, когда ему предложили дать обвинительные показания против его близких друзей. Однако его быстро запугали, и он вынужден был подчиниться. Орлов красочно описывает очную ставку Ольберга с другом – Зорохом Фридманом, одним из тех немногих, кого следствию не удалось сломить даже самыми жестокими методами. В ходе этой сцены будто бы Фридман решительно отверг все выдвинутые против него обвинения и дело чуть было не дошло до драки между бывшими друзьями. Помимо этого, Орлов в своей книге утверждает, что видел протоколы допросов Ольберга, где в качестве террористов фигурируют разные лица, якобы готовившие взрывчатые вещества и устройства для совершения террористических актов.
Все последующие публикации, посвященные первому московскому показательному процессу, опираются на рассказ Орлова. Р. Конквест, например, в своей книге “Большой террор” повторяет её буквально дословно [4]. То же самое можно сказать и о книге известного исследователя событий той поры В. Роговина “Сталинский неонэп” [5], и тем более о литературе ненаучного характера, в том числе о романе Рыбакова “Дети Арбата”.
Однако теперь настало время разобраться и с этим мифом, поскольку для этого вполне достаточно необходимых материалов.
Прежде всего отметим общепризнанный факт – технология фабрикаций всех политических процессов того времени была, можно сказать, типовой. Обычно замысел возникал где-то в самых высоких сферах. Затем по их общему указанию органы НКВД по своему усмотрению арестовывали подходящий “человеческий материал”, находящийся в пределах их досягаемости. После этого шла “разработка” фигурантов будущего “суда”, распределения ролей и т. д. Если попадались “неподдающиеся”, вроде вышеупомянутого Фридмана, то их через какое-то время ликвидировали физически. Случай с Валентином, его супругой Бетти и братом Павлом полностью укладываются в эту схему.
В Справке Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Прокуратуры СССР, Комитета госбезопасности СССР “О так называемом Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре” (в дальнейшем Справка) сообщается, что уже в январе-феврале 1935 г., непосредственно после убийства Кирова, И.В. Сталин и тогдашний глава НКВД Н.И. Ежов (конечно по инициативе Сталина – В.В.) “искусственно создали версию о тесной связи зиновьевцев и троцкистов и их совместном переходе к террору против руководителей Партии и Советского правительства и об объединении на этой основе всей их контрреволюционной деятельности” [6]. Далее, согласно Справке, уже в середине 1935 года Ежовым была выпущена специальная директива с указанием разыскать и ликвидировать существующий, но пока не раскрытый центр троцкистов. Разумеется, можно полагать, что особое внимание обращалось на иностранцев, по разным причинам переселившихся в СССР. Среди них, естественно, сразу же прокатилась широкая волна арестов. В один и тот же день – 5 января 1936 – Управлением НКВД Горьковского края были взяты под стражу Валентин Ольберг, его жена Бетти Ольберг (урождённая Зирман) и брат Валентина – Павел Ольберг. Об этом свидетельствуют “Анкеты арестованных” и другие материалы, имеющиеся в нашем распоряжении (ксерокопии фрагментов первых протоколов допросов, личного листка по учету кадров, заполненный Валентином Ольбергом в целях поиска работы, вид на жительство в СССР, личные фотографии арестованных, акты о реабилитации и т. д.). Согласно этим документам, предоставленным Центральным Архивом Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации, Валентин Ольберг прибыл в СССР как гражданин республики Гондурас по туристской визе, выданной ему советским консульством в Берлине 7 июля 1935 года, его жена также с паспортом республики Гондурас приехала к нему в г. Горький в ноябре 1935 года, а брат Павел переселился в поисках работы в СССР ещё в ноябре 1934 года, будучи гражданином Германии. Детальное изучение документов сразу же ставит под сомнение всю версию Орлова.
Прежде всего обращает на себя один и тот же штамп, стоящий на первом листе всех трёх анкет арестованных: “В Центральной картотеке СВЕДЕНИЙ НЕТ (так в тексте – В.В.). Начальник 3-го отделения УСО (видимо Управления Секретного отдела – В.В.) ГУГБ (Главного управления государственной безопасности – В.В.) НКВД . 15/1 1936 г. Подпись (неразборчива – В.В.).” Анкеты В. Ольберга и П. Ольберга заполнены 9.01.1936 г., а Бетти - 13.01.1936 г. Так что справка в Центральной картотеке была наведена оперативно. То, что на Павла и Бетти сведений в Центральной картотеке не содержалось, вполне объяснимо. Но ведь согласно Орлову “Ольберг считался одним из самых опытных агентов” [7]. Абсурдно полагать, что он был настолько засекречен из предположения о возможности публикации архивных данных через многие десятки лет! При этом всё было отработано и заранее согласовано так, что указанный штамп был поставлен на всех трех анкетах в один и тот же день и даже, вероятно, час.
Прежде, чем перейти к вопросу об образовании Ольберга, обратимся к его фотографиям, приложенным к делу. С них смотрит тонкое, умное и красивое лицо интеллигентного молодого человека в очках, лицо типичного “кабинетного” учёного. Документы также опровергают утверждения Орлова о якобы полном невежестве Валентина. В упомянутом выше Листке по учёту кадров он сообщает, что в 1932 году закончил исторический факультет “Высшей социальной школы” в Брюсселе, получив степень доктора. Его перу принадлежит научная работа “История германской социал-демократии в 1914 году”. Согласно тому же листку, он свободно владел русским, немецким, испанским языками, мог объясняться на французском. Преподавал в Марксистской Рабочей школе в Берлине (1930–1932 гг.), в 1934 г. состоял доцентом в Институте им. Гегеля в Праге.
В отношении интереса к социальным и политическим наукам Валентин явно следовал примеру своего отца – видного деятеля европейской социал-демократии – Пауля Ольберга (1878–1960 гг.). Уроженец России Ольберг-старший долго жил и работал в Германии, а после прихода Гитлера к власти эмигрировал в Швецию. Содержание доступных нам книг (на немецком языке) “Письма из Советской России” (Штутгарт, 1919 г.) [8] и “Крестьянская революция в России. Старая и новая политика Советской России.” (Лейпциг, 1922 г.) [9] не оставляют сомнений в его политических взглядах. В этих книгах с позиций социал-демократа-меньшевика критикуется политика Советской власти и Российской коммунистической партии большевиков. Женой Пауля Ольберга и матерью обоих братьев была, по материалам анкет, “акушерка и массажистка” Паулина Израилевна Бескина, проживавшая в момент ареста ее сыновей в столице независимой тогда Латвии Риге, на улице Бривибас д.14, кв.7. Видимо, ей приходилось много путешествовать в связи с политической деятельностью мужа, поскольку Валентин родился в 1907 году в Цюрихе, а Павел в 1909 году в Гельсингфорсе (Хельсинки). Разумеется, было бы весьма удивительно обнаружить в такой семье детей-неучей. Лишним доказательством обратного может служить то, что Павел, брат Валентина, получил инженерное образование, окончив в 1934 году Пражский политехникум и работал на момент ареста в тресте “Главмука” в г. Горьком.
Материалы допросов арестованных проясняют и картину изменения их гражданства. По рождению Ольберги были подданными Российской империи, а затем Латвии. В 1929 г. Ольберг-старший получает германское гражданство, а вместе с ним и его сыновья. После эмиграции в 1933 году распоряжением гитлеровских властей они были его лишены. Павел Ольберг, прибывший в СССР после окончания ВУЗа в ноябре 1934 года и уже устроившийся на работу по специальности в г. Горьком, принимает гражданство СССР. Валентин же сумел в 1934 году получить временный (на три года) паспорт республики Гондурас в берлинском представительстве этой латиноамериканской страны. По этому паспорту Валентину Ольбергу и была предоставлена консульством СССР в Берлине туристская виза. Все эти сведения отражены в “Виде на жительство иностранца”, выданном ему на три месяца Ино ( видимо, иностранным отделом – В.В.) Горьковского крайисполкома 10 ноября 1935 года. Причём указана и цель приезда: “на работу”. Бетти Ольберг показала на допросе, что она была лишена германского подданства в 1933 г. в связи с регистрацией брака с Валентином Ольбергом, бывшим тогда без гражданства. Потом она вместе с мужем приняла гражданство республики Гондурас и по паспорту этой страны прибыла к мужу в г. Горький. Таким образом не может быть и речи ни о “нелегальном”, ни о “тайном” приезде Валентина Ольберга в г. Горький по паспорту столь экзотической страны.
Можно с уверенностью полагать, что в любом случае участь арестованных Ольбергов была бы весьма незавидной. Однако, особо трагическую роль в их судьбе сыграл эпизод, связанный с Л. Троцким. Как было сказано выше, Орлов утверждал, что Валентин Ольберг, якобы по заданию НКВД пытался стать секретарём Троцкого, проживавшего тогда в Турции, но вызвал подозрения и был отвергнут. Действительно, Валентин переписывался с Троцким и его сыном Седовым. Более того, какое-то время он разделял взгляды Троцкого, что впрочем не было редкостью в тогдашней Компартии Германии. Биограф Троцкого И. Дойчер даже называет В. Ольберга членом руководства германской оппозиции [10]. В его книге “Троцкий в изгнании” говорится, что “в начале 30-х годов ... Валентин Ольберг, происходивший из семьи русских меньшевиков, под видом троцкиста стремился получить доступ на Принцевы острова (к Троцкому, проживавшему тогда там, - В.В.)” [11]. Однако в пояснительной сноске к этому сообщению Дойчер как добросовестный автор счёл нужным отметить, что “вопрос о том, был ли он провокатором в 1930 году или стал им позднее, так до конца и не выяснен. После прихода к власти нацистов, в 1933–1934 гг. Ольберг жил в крайней бедности политическим эмигрантом в Чехословакии. Он, конечно, мог работать в качестве шпика Сталина по “идеологическим причинам, не получая денег”. Там же указывается, что подозрение он вызвал постоянными вопросами о связях Троцкого с его сторонниками в СССР [12]. Мысль о том, что братья обдумывали вопрос о переселении в СССР и Валентин мог просто интересоваться различными сторонами жизни там, Дойчеру не пришла в голову. Сегодня, конечно, может изумить наивность Ольбергов, но ведь надо осознать, насколько искаженно представляли себе на Западе тогдашнюю политическую обстановку в СССР. Ведь даже сам Троцкий после лишения его самого и членов его семьи советского гражданства советовал больной дочери обратиться с протестом в советское посольство, мотивируя свое право вернуться на родину тем, что она не занимается политической деятельностью и находится за границей для лечения [13].
Что же касается переписки с Троцким, то, как сообщил Ежов на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году, вся корреспонденция главного оппозиционера Троцкого, в том числе и письма В. Ольберга, а также ответы на них исправно фотографировались подлинным секретным агентом НКВД, внедрённым в окружение Троцкого, и аккуратно пересылались в Москву. Эта переписка с Ольбергом велась в начале 30-х годов и не привлекла особого внимания чекистов. Но, как продолжал Ежов, на одном из совещаний ответственных работников НКВД непосредственно в ходе подготовки процесса он сразу “хватился за это дело, – замечательно, Троцкий – Ольберг, это будет хорошо”. Получив от него предварительные материалы об Ольберге, Сталин поддержал наркома и возникло “дело” о ведущей роли Валентина Ольберга как главного связника Троцкого с зиновьевской оппозицией [14]. В общем, получается, что Ежов, естественно по иронии судьбы, свидетельствует против версии Орлова.
Однако решающий удар мифу, созданному Орловым, наносят опубликованные ныне материалы следствия по делу Валентина Ольберга. Оказывается первое время он категорически отрицал приписываемые ему преступления. Но потом, согласно вышеупомянутой Справке: “В.П. Ольберг после первых допросов написал следователю письмо следующего содержания: “После Вашего последнего допроса 25.01 (1936 г. – В.В.) меня охватил отчего-то ужасный, мучительный страх смерти. Сегодня я уже, кажется, несколько спокойнее. Я, кажется, могу оговорить себя и сделать всё, лишь бы положить конец мукам. Но я не в силах возвести на самого себя поклёп и сказать заведомую ложь, то есть, что я троцкист, эмиссар Троцкого и т.д. Я приехал в Союз по собственной инициативе, теперь, в тюрьме уже, я понял, что это было сумасшествие, преступление. Горько раскаиваюсь в нём. Я сделал несчастными не только себя, но и жену мою, брата. Теперь я понял до чего неправилен был мой шаг, то есть приезд в СССР ...”. На следующий день В.П. Ольберг обратился с новым заявлением, в котором говорилось: “Очень прошу вызвать меня сегодня к себе. Кроме других вопросов, я хочу назвать имена лиц. которые смогут подтвердить мою невиновность в инкриминируемом мне обвинении”. Расследований этих заявлений не производилось, и от суда они были скрыты. Сам же Ольберг впоследствии во всех обвинениях на допросах стал признавать себя виновным” [15].
Надо сказать, что у Валентина вырвали обвинение в терроризме в отношении его брата Павла. Этого умудрился не заметить Орлов, утверждавший, что лично видел протоколы его допросов. Сегодня нет смысла, да и особого интереса размышлять о том, как сложился миф Орлова. Не исключено, что кое-что он мог слышать в коридорах центрального здания НКВД на площади Лубянка в Москве, а кое-что придумать сам. Репутация этого мемуариста хорошо известна по той кровавой бойне, которую он организовал, будучи представителем НКВД в Испании во время гражданской войны. Хотя, кажется, крупицы правды в этом мифе имеются. Например, вполне возможно, что В. Ольбергу могли что-то обещать, чтобы оставить ему искру надежды. Вероятно , этим можно объяснить просьбу о милосердии в его последнем слове на суде.
Остается только кратко остановиться на судьбах близких Валентину людей. Имя его брата Павла прозвучало на упомянутом выше процессе. Он был также обвинён в терроризме и связи с Троцким. Однако, при этом было заявлено, что его дело будет рассмотрено особо. Сегодня известно, что он вместе с 24 другими явно случайно собранными людьми, среди которых был так и не сломленный Зорох Фридман, был осуждён на закрытом заседании Военной Коллегии Верховного Суда 2 октября 1936 года и приговорён к расстрелу. Прах всех 25-ти захоронен на том же Донском кладбище в Москве. Павел Ольберг был реабилитирован первым из всей семьи – в 1959 г.
Причудливо в своей трагичности сложилась судьба Бетти Ольберг, жены Валентина. На тюремном снимке она выглядит интеллигентной женщиной с болезненным лицом, выражение которого ясно говорит о страшном потрясении в связи с неожиданно свалившейся на неё ужасной бедой. Военная Коллегия Верховного Суда СССР на судебном заседании 14 ноября того же 1936 года обвинила её в тех же страшных преступлениях, что и её мужа и Павла Ольберга, добавив ещё и переброску в СССР террориста Курта Робеля. Однако, совершенно неожиданно для тех страшных лет, к ней было проявлено “милосердие”, и ее приговорили только к 10 годам тюремного заключения. В Заключении прокурора Управления Прокуратуры СССР от 5.12.1991 года о её полной реабилитации имеется странная запись, что “Постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 5.02.40 года тюремное заключение ей было заменено высылкой из пределов СССР”. Р. Конквест в книге “Большой террор”, ссылаясь на свидетельство вдовы руководителя Компартии Германии Г. Неймана, также погибшего в Гулаге, Маргарете Бубер-Нейман, пишет, “что ещё в тюрьме очень больная и исхудавшая она (Бетти) сделала попытку покончить жизнь самоубийством, бросившись через перила лестницы. В конце концов её вернули в Германию вместе с коммунистами, переданным Сталиным в руки гестапо” [16]. К сожалению, её дальнейшая судьба нам не известна.
Отец Валентина и Павла, Ольберг-старший, конечно, знал из открытой печати о трагической судьбе своих сыновей, и это явно сказалось на его публицистической деятельности, как, в частности, видно из его переписки с Томасом Манном [17]. Его перу принадлежат книги с резкой критикой внутренней и внешней политики сталинского режима: “Русский империализм” (1940 г.) об аннексии стран Балтии и “Антисемитизм в Советском Союзе” (1953 г.). Он ушел из жизни в 1960 г. в Стокгольме, видимо, так и не узнав о реабилитации своего сына Павла в 1959 году.
Не удалось также проследить судьбу матери братьев Ольберг, хотя по анкетам известен её рижский адрес в 1935 г. К сожалению, есть все основания полагать, что она разделила скорбную участь всех рижских евреев, погибших во время немецкой оккупации Риги.