Они отдали бы Иерусалим арабам, даже если бы
те его не хотели. Ведь все еврейское им просто-напросто опротивело. Вот
что пишет об этом типе людей р. Адин Штейнзальц:
«Как это ни парадоксально, у антисемитизма
и юдофильства есть много общего. И то, и другое - полярные проявления одного
и того же иррационального восприятия евреев ("от любви до ненависти").
Наличие общих корней у антисемитизма и юдофильства
помогает объяснить достаточно распространенное ныне явление: многие тяготятся
своей принадлежностью к еврейскому народу, причем спектр эмоций при этом
широк - от гипертрофированной требовательности к своим соплеменникам до
иступленной ненависти к ним, да и к самим себе. То, что для всего человечества
является приемлемой этической нормой, стандартом поведения, по отношению
к избранному народу часто рассматривается как нечто непростительное и заслуживающее
всяческого порицания. Если же самобичевание таких евреев принимает наиболее
острые и крайние формы, то подсознание вытесняет вызвавшие его реальные
причины и весь шквал гнева обрушивается на собственное происхождение. Это
может перерасти в болезненную антипатию к еврейству вообще, а то и в настоящую
ненависть, «автоантисемитизм».
Наверное, всем известно, что представляет
собой комплекс неполноценности: злость на самого себя, стыд за свои истинные
или мнимые недостатки, болезненная страсть к выискиванию их. Многие люди
в той или иной степени подвержены ему и жестоко страдают при этом. Но существует
и комплекс национальной неполноценности, странным образом присущий многим
евреям, в частности, ассимилированным интеллектуалам, и выражается он,
прежде всего, в их отношении к иудаизму.
Причина этому заложена, в первую очередь,
в удивительной, уникальной способности евреев к мимикрии, особенно ярко
проявляющейся в области культуры. Они словно перенимают покровительственные
формы и окраску, уподобляясь другим, более сильным видам. Для ассимилированного
еврея это не просто стало маскировкой, но вызвало изменение его внутреннего
мира, приведя к отказу от системы ценностей и образа жизни своего народа.
Страсть к подражательству порой оказывается
настолько сильной, что перестает коррелировать с реакцией господствующего
окружения. Даже если последнее остается враждебным или просто индифферентным,
но не желает принимать «чужака», он продолжает обезьянничать. Способности
имитатора, вызванные необходимостью выжить в нееврейском окружении, в разной
мере присущи каждому еврею, но усиливаются чрезвычайно, если он не унаследовал
представления о своих национальных корнях. В таком случае этот человек
вообще перестает считать себя евреем; это может быть верным и для общности
индивидуумов - например, семьи, - и, казалось бы, через некоторое время
от всех внешних и внутренних признаков еврейства не остается и следа. Но
отказ от национальной самоидентификации не приводит к ее полному исчезновению.
Какие-то слабые ее проблески все же продолжают мерцать, по крайней мере,
на подсознательном уровне. Еврей, который полагает, что сроднился с чуждой
культурой до такой степени, что она стала его естеством, глубоко-глубоко
в душе хранит веру в уникальность своего народа. Более того, он осознает,
что эта уникальность обязывает и его, предъявляет к его поведению особые
требования и завышенные стандарты. Замысловатое сочетание признания миссии
Израиля в мире и отчуждения от собственных корней почти неизбежно вызывает
враждебное чувство к еврейству.
Страх и подозрительность по отношению к чужакам
порождают болезненное отклонение от психической нормы: ксенофобию. А когда
их к тому же наделяют уникальными талантами или особенностями, она приобретает
самые зловещие формы. Антисемитизм амбивалентен: наряду с ненавистью в
нем содержится немалая толика зависти и благоговения. К этим чувствам примешана
иногда и некоторая доля стыда. Если кто и оказывается абсолютно свободным
от этой амбивалентности - так это еврей-антисемит. Он презирает свое происхождение
и при этом не чувствует ни тени смущения, не испытывает никакой неловкости,
равно как и необходимости для самооправдания, ведь он сам - еврей. И уже
одного этого достаточно для ненависти к не отпускающему его народу, когда
не остается места для элементарного чувства - стыда. Только такой человек
и может быть неисправимым, законченным юдофобом, ненавидящим свой народ,
а значит и самого себя, всем сердцем и всей душой».