Урок начинается в 1900 году и заканчивается в наши дни. Три главных роли играет звезда англоязычного кино Рэйф Файнс. Три драмы развиваются на фоне революций и переворотов, которыми Венгрия может похвастаться не хуже любой другой европейской страны.
Летопись семьи Зонненшайн излагает наш современник, и начинает он с пешего похода прадедушки, явившегося в Будапешт из восточной провинции Австро-Венгрии. С собой тот принес фамильный рецепт напитка, который дал ему богатство и солидное положение. Судьбы потомков Зонненшайна каждый раз развивались примерно по одной и той же схеме.
Первый, Игнац (Файнс с усами и бородкой), получив серьезное образование,
стал знаменитым и преуспевающим судьей. Чтобы получить важный пост, он
предал свою фамилию – и из Зонненшайна превратился в Шорша. Судья был патриотом-монархистом
и верно служил власти. Поражение Австрии в первой мировой войне, одновременная
смерть императора и отца сломили его.
Сын Игнаца, Адам (Файнс только с усами), оказался великим фехтовальщиком и выиграл Олимпийские игры 1936 года. Чтобы попасть в престижный спортивный клуб, ему пришлось креститься. Адам тоже был человеком, лояльным правительству. Но прогерманский режим в Венгрии издал антисемитский закон, и даже чемпионское звание не спасло Шорша от смерти в лагере.
Его сын Иван (выбритый Файнс), выживший в лагерях и видевший смерть отца, вернулся домой, когда Будапештом заправляли сталинисты. Иван пошел в следователи и стал охотиться на бывших фашистов. Но и его власть предала – заставила допрашивать лучшего друга, чтобы раскрыть сионистский заговор. Но тут коммунисты перегнули палку: Иван бросил полицию, пошел на баррикады в 1956 году, а потом попал в тюрьму. В конце концов он решил вернуть фамилию Зонненшайн, не служить больше никаким правительствам, а жить как свободный человек, не боясь быть самим собой.
Все трое прошли через трагическую любовь (Игнац женился на кузине, которая его потом бросила, у Адама был роман с женой брата, а Иван влюбился в супругу влиятельного генерала), каждый честно служил режиму, все хотели ассимилироваться и предавали свои еврейские корни. В финале Сабо открытым текстом выдает мораль: ассимиляция – неверный путь, присягать правительствам, добиваться власти и денег евреи не должны. А должны заниматься своим главным делом – учиться, познавать мир и думать о Б-ге. Но Сабо не только разрешает споры еврейских интеллектуалов о пути и месте евреев в обществе, кипевшие весь век, он дает наставление любому, независимо от национальности. Евреи же выбраны им как народ показательный, вокруг которого в ХХ столетии сосредоточено слишком много страстей.
Сабо еще в своей знаменитой трилогии (“Мефисто”, “Полковник Редль”, “Хануссен”) проповедовал отказ от союза с государственной машиной. На этот раз режиссер заклеймил все режимы века скопом. Приятно, должно быть, во весь голос говорить правильные вещи, когда они уже практически всюду стали общепринятой точкой зрения.
Если бы этому нравоучительному и схематичному опусу, идущему два с половиной часа, добавить живой страсти, которую так старается выразить Файнс (из трех попыток не удалась ни одна), вышло бы, наверное, неплохо. Однако при всей осведомленности Сабо в еврейских проблемах и традициях, на изучение которых он, видимо, потратил немало времени, остается неистребимое ощущение, что кино сделано поверхностным наблюдателем, которого больше интересует собственная теория, чем реальная судьба многострадального народа. Но стоило ли тратить столько сил и патетики, чтобы сказать: в жизни, господа, происходит одно и то же, так будем выше этого. Впрочем, когда бывшего члена венгерского ЦК под конец жизни посещает такое прозрение, то будем считать его выстраданным.