Кинематограф подарил маньяку онтологический шарм и внешность Энтони Хопкинса. Харизму разрушителя и страдальца. Собирательный Чикатило – маргинал с дипломом профессора метафизики и генетическим кодом персонажа де Сада. Романтический реликт, чудом уцелевший в крестовых походах постмодерна, не превратившись в детскую страшилку или музейный раритет. Жест Потрошителя по-прежнему выглядит радикальным, а его носитель (с поправкой на современную терминологию) актуальным художником плоти, мастером танатологии.
     Это предисловие предпослано недавней нашумевшей премьере "Ганнибала" Р. Скотта, продолжению макабрической саги о докторе Лекторе. Один из самых колоритных злодеев извлечен из нафталина, поселен во Флоренции, где трактует интеллектуалам Данте. Каннибализм становится чем-то вроде хобби и проявляется только после того, как бывший "пациент" Лектора решает сквитаться за увечья, и в результате сам погибает, съеденный свиньями. Потревоженный "маэстро ужаса" берется за дело и с аристократическим изяществом, под звуки Бетховена и звон хрустальных бокалов начинает потреблять своих жертв.
     Аристократизм, манеры, филологический флер – весь этот антураж необычайно важен для Скотта. Маньяк-каннибал проассоциирован с культурой – академический мундир Ганнибала узаконен в правах с маркизом де Садом. На первый взгляд, трактовка Скотта классична. Вспомним Камиллу Палья, провозгласившую Потрошителя культурным героем, чуть ли не ординарцем художественной комьюнити. Однако поспешно выданная индульгенция оказывается фальшивкой. Подобно другим кинематографическим "собратьям по цеху", Лектор – фигура насквозь эпатажная, и его контрабандно отхваченная субъективность не более чем романтический миф. Одинокий актер на сцене, он ненавидит собственную публику и патологически зациклен на ней. Как и знаменитый маньяк из "Имитатора", посылающий полиции уведомительные открытки, Лектор устраивает кровавый спектакль для ФБР в лице Клариссы. Сентиментальная привязанность к символическим меткам, кровавым автографам и просто публичным шоу – эта "жизнь для Другого" объединяет всех серийных злодеев. Узнаванием маньяк идентифицирует себя в этом мире. Непойманный злодей зря прожил жизнь.
     Позитивно настроенная критика увидела в Лекторе изгоя, страстотерпца с гефсиманской чашей, а сам фильм назвала насмешкой над поп-культурой. Но если первое не удивительно, учитывая сугубо романтическую аранжировку картины (на фоне гоняющейся за Лектором жадной толпы он единственный вменяемый персонаж!), то мнимая радикальность оказывается хорошо замаскированным Голливудом. Бунтарь и маргинал превращается в морального персонажа, у которого есть свой нравственный императив. Женщины и дети – табу. Согласитесь, людоед, раздумывающий над вопросом, дать или не дать ребенку кусок свежеприготовленного мозга, – это совсем иной коленкор, не подразумевающий никаких танцев над бездной.
     Фальшивый финал – удел всякого голливудского кино, примеряющего маску арт-хауза. Компромисс идеи с аудиторией, осуществленный ли невнятным хэппи-эндом (“Неуязвимый”), правильным героем (“Красота по-американски”) и пр. – безошибочный жест тоталитарного служителя фабрики грез. Вопреки интеллектуальным амбициям, Ганнибал оказался еще одним черным комиксом, готической игрушкой для семейного просмотра.