ТРИЛИСТНИК СУДЬБЫ
История с женой Лота и миф об Орфее предупреждают
нас: не оглядывайтесь. Напрасно. Человеку свойственно оглядываться. Особенно,
если он родился и прожил жизнь в России, особенно, если он – историк. Оглядываясь,
историк пытается ответить на два взаимосвязанных вопроса: “что же с нами
было” и “куда мы идем”. Воспоминания наших гуманитариев – своеобразный
жанр, где самопознание соединено с историческим познанием, ибо жизнь частная
в советской России всегда была вплетена в общую судьбу государства.
“Жизнь в трех эпохах” - так назвал книгу своих мемуаров историк и политолог
Георгий Ильич Мирский. Книга вышла в этом году, в Москве, в издательстве
“Летний сад”. Мирский родился в 1926 году, по образованию – востоковед,
арабист, работал в Институте мировой экономики и международных отношений
Академии наук (ИМЭМО). Книга Мирского – изображение и осмысление трех исторических
эпох послереволюционной России: сталинской, постсталинской и постсоветской.
Ему довелось быть свидетелем триумфа, загнивания и краха коммунистической
утопии. Как все-таки обманчивы биографические данные! Вот Мирский, советский
профессор, научный работник Академии наук, лектор-международник, пишет
доклады для Хрущева, Брежнева, Суслова. Что о нем можно сказать? Партийный
номенклатурщик, циничный приспособленец, всю жизнь, как сыр в масле катался.
Ничего подобного. Жизнь не баловала его, да и вообще, жизнь фантастичнее
наших досужих домыслов. Ведь только благодаря незаурядной воле, известному
авантюризму и природному уму, Георгий Мирский смог получить высшее образование.
Начнем с того, что автор чудом уцелел во время
войны. Мальчик должен был провести летние каникулы в Вильнюсе, где жили
его еврейские родственники по линии отца. Но 20 июня 1941 года он заболел,
и поездку пришлось отложить. Все родные отца погибли от рук фашистских
палачей. Мальчик остается в Москве. Один из самых сильных эпизодов книги
– воспоминание о большой московской панике 16 октября 1941 года, когда
весь день в городе царил хаос, власти бездействовали, начались погромы
магазинов. Мирский свидетельствует: “Но наибольшее впечатление производили
мусорные ящики во дворах, набитые книгами в красном переплете; это были
сочинения Ленина. В страхе перед приходом немцев эти красные тома тысячами
выбрасывали в мусорные ящики”. В 15 лет Мирский идет работать грузчиком.
Постоянное чувство голода. Через три недели мальчик обмораживает ноги,
ему не выдали валенок, и он вынужден был работать в летних ботинках на
тридцатиградусном морозе. Нужда, недоедание, нечеловеческие условия труда.
Для получения бюллетеня, Мирский обваривает себе ногу кипятком, только
чтобы не попасть в казарму. В самом начале жизненного пути подросток сталкивается
с грубостью, невежеством, ложью, воровством – таковы “Мои университеты”
Мирского. Но он не мог позволить себе оказаться на дне, стремление к другой
жизни, прежде всего, к знаниям, высшему образованию, полностью завладело
юношей. После войны он днем работает шофером, вечером учится. А время потеряно:
в двадцать лет – окончил только восемь классов. Чтобы сразу поступить в
десятый, автор мемуаров решает самостоятельно одолеть школьный курс за
девятый класс. Только нет времени на учебу, отпуск он уже отгулял. И тогда
Мирский повторяет опыт с бюллетенем. Вскипятив чайник воды, он ошпаривает
себе руку. Получает долгожданный бюллетень и две недели, по семнадцать
часов в сутки, зубрит школьные предметы. Вот что пришлось испытать молодому
человеку, чтобы стать студентом.
Вспоминая сталинские годы, Мирский замечает,
что опыт трудовой жизни освободил его от двух советских мифов: “Первый
из них – это миф о самой справедливой и передовой в мире Советской власти.
Второй миф – это извечный интеллигентский миф о трудовом народе”. Мирский
смутно чувствовал, что советская власть, по сути, является властью деспотической,
понимал, что путь советского высшего образования, неминуемо приведет к
служению тоталитарному режиму. Он честно признается: “Выхода не было: мне
предстояло начать двойную жизнь”. Эту жизнь Мирский начинает в Институте
востоковедения, студентом арабского отделения. В 23 года становится руководителем
комсомольской организации всего института. Случай Мирского весьма типичен:
многие талантливые, работоспособные, целеустремленные юноши его поколения
шли на партийную и комсомольскую работу, ибо иначе они не могли целиком
реализовать себя в научной или хозяйственной деятельности. Но не только
карьерные интересы двигали этими людьми.
Интеллигенты в первом поколении, наивно полагавшие,
что это Сталин исказил справедливое дело Ленина, они считали, что чем больше
будет в партии умных и образованных людей, тем легче будет реформировать
саму партию, построить социализм “с человеческим лицом”. Это было поколение
“шестидесятников”, для них перестройка началась в 1956 году, после шокирующего
доклада Хрущева на XX съезде КПСС. Но еще во времена “оттепели” Мирский
на себе испытал отвратительную сущность системы. В 1957 году его, молодого
сотрудника ИМЭМО, не пускают в командировку в Англию. Причина ясна до банальности:
год назад ученого вербовал КГБ, но Мирский не оправдал надежд “славных
органов”, не стал внештатным осведомителем. Почти каждый, кто попадал в
идеологическую “обойму”, проходил через это. Система проверяла людей, списки
неблагонадежных, их досье хранились в папках первых отделов всех институтов.
Клеймо “антисоветски настроенного человека” заработал и Мирский. Это не
прощалось. Ученый стал невыездным: на протяжении тридцати лет его не выпускали
за границу.
Система нуждалась в квалифицированных работниках,
Мирский стал профессором, читал лекции в Институте международных отношений,
эпизодически выполнял задания ЦК, но шлагбаум для него был закрыт навсегда.
Годы застоя Мирский характеризует так: “История знает и более свирепые
и кровожадные деспотии, но не знает более лживой и лицемерной”. Для человека,
находящего внутри системы, знакомого с ее “кухней”, это было очевидно.
Поэтому Мирский приводит десятки примеров фальши, угодничества, нравственной
деградации людей, работавших в номенклатурных идеологических эшелонах власти.
Последняя часть книги - это не только воспоминания
о новейшей постсоветской истории страны, но и глубокие размышления ученого
о причинах распада советской империи, о будущем России. Бывший грузчик
и шофер, не понаслышке знающий, чего стоит кусок хлеба, Мирский одинаково
далек как от истерических лозунгов a la Новодворской “Народ – быдло”, так
и от тупого восклицания коммунистов “Народ всегда прав”. Историк Мирский
убежден, что крах ГКЧП в 1991 году был совершенно неизбежен, что, несмотря
на колоссальные социальные издержки выхода страны из социализма: обнищание
населения, разгул бандитизма, чудовищную коррупцию, вектор исторического
развития России выбран правильно. Автор воспоминаний не ищет виноватых,
по мнению Мирского режим государственной власти в России “более или менее
адекватен нынешнему состоянию нашего обществ. Дело не в нескольких одиозных
фигурах, подвергающихся сегодня нападкам, во многом справедливым – Ельцин,
Гайдар, Чубайс, Черномырдин, – а в том, что после краха Советской власти
экономические высоты в государстве были захвачены именно людьми той социальной
категории, которую мы видим сейчас”. Действительно, кто готов был в России
к рыночной экономике? Законопослушное население было достаточно пассивно.
Зато партийные и комсомольские функционеры, работники КГБ со связями, теневые
дельцы, авантюристы, просто криминальные личности, люди, большей частью
аморальные и беспринципные, начали “править бал” в государстве. Метастазы
прошлого еще пронизывают российское общество, но мы не можем позволить
себе роскоши отчаяния, ибо будущее зависит от нашей воли, от нашего сегодняшнего
выбора.
Заканчивая свои воспоминания, Мирский говорит:
“Если моя книга хоть в какой-то степени сможет побудить читателя поразмышлять
на тему о судьбе России и о болевых точках ее общественного организма,
я буду считать, что написал ее не напрасно”. Три эпохи, пережитые автором,
стали достоянием истории. Впереди – будущее.