Человек устроен с жесткой логичностью: ничего лишнего. Как только разум
выясняет, что какой-то из членов человеком более не используется, он уменьшает
поток крови в этот никчемный орган, обрекая его на постепенное отмирание.
Вполне марксистский подход.
Такая же схема используется и в обществе,
поскольку человек есть его клеточка. Демократия как раз и возникла, чтобы
воспрепятствовать чудовищно жестокому принципу: она защищает тех, кого
общество готово выбросить из своего состава. Инвалидов, стариков, многодетных
матерей. Зато трудоспособные обязаны работать в полном соответствии с физиологией:
не желаешь трудиться — в отвал.
Однако при этом отмирании порою случаются
странные вещи: рецидивы и фантомные боли. Как в человеке, так и в обществе.
Ну, скажем, тоска по дешевой колбасе, по талонам — типичная фантомная боль
общества. Что-то оттяпали, а это “что-то” еще свербит. Или — чешется. Или
очень хочется, чтобы партбюро разобрало вопрос о неверности жены. А оно
больше не разбирает, и разбираться приходится самому. Но как разобраться,
если и сам орган, с помощью которого человек разбирается с вновь возникшими
обстоятельствами, тоже... как бы это сказать помягче?.. Отмер за ненадобностью
в соответствии с жестокими законами физиологии. Что тут поделаешь! И тогда
вместо размышлений возникают гневные требования. Например, отключить некоторые
каналы телевидения или указать им, что можно показывать, а чего нельзя,
чтобы не развращать подрастающее поколение.
Господи, люди добрые, да конструкторы решительно
всех телевизоров кнопку для этой цели придумали! Маленькая такая кнопка.
Ткните в нее пальцем, и вместо кровавой драки или женских ножек на экране
возникнет, к примеру, товарищ Зюганов. Или вообще все отключится: просто
и надежно. Такой кнопкой пользуются во всем мире, и все довольны. А мы
— не пользуемся, потому что при Советской власти эти кнопки были в руках
у специальных чиновников, которые в них и тыкали, чтобы население смотрело
то, что надо.
Коммунистическая партия, себя не щадя, боролась
за нашу личную нравственность со всем оголтелым международным империализмом,
а мы и в ус не дули. Хорошо, когда кто-то за тебя борется. Им лучше знать,
что нам можно смотреть, а что — ни под каким видом. И вся страна под названием
СССР была нравственным оплотом человечества. А что при этом мы получали
зарплату не за работу, а за время, проведенное на рабочем месте, так ведь
— развитой социализм. Что пили денатурат, так опять же — каждому по потребностям.
Что перли с работы все, что только можно мимо вахтера пронести — так это
ж добро народное, то есть ничье. А что наделали проклятые демократы? Сам
думай, сам считай, сам работу ищи. Ну, нет, так не договаривались...
Вот они, фантомные боли, которыми только и
жива КПРФ сегодня. Именно это и выдается за страдания простого человека.
Кстати, это их термин, коммунистов: во Франции любой — месье, в Америке
— мистер, в Испании — сеньор. А у нас — “Эй, мужик, который час”? Это ведь
коммунисты нас к такой советской вежливости приучили, введя странное определение:
“Простой человек”. Сами они — не простые, а мы — куда уж проще, — вот и
приходится за нас, несмышленышей, думать день и ночь. И, представьте себе,
думали. Как Волгу угробить, как Байкал отравить, как загубить целинные
земли, пустив чернозем на ветер в полном смысле слова. Зато колбаса была
дешевая, если достанешь талон.
Словом, развитой социализм по-советски означал
некий резерват, в котором под усиленной охраной содержались особи обоего
пола с атрофированным самосознанием, способные за восьмичасовой рабочий
день исполнить трехчасовую работу с перекуром каждые пятнадцать минут.
В обмен на такую работу особи голосовали за блок коммунистов и беспартийных,
ругали евреев и подписывали письма против разного рода интеллигентов с
непременным рефреном: “Я не читал Пастернака, но с грозным советским негодованием...”.
Вот это был электорат! Теперь он коммунистам
только снится. И не в тоске ли по этому безропотному электорату один из
лидеров КПРФ недавно вновь ратовал за “Народное правительство” (не профессиональное,
как во всех прочих странах, а некое особое, состоящее исключительно из
“народа”).
Ну, а из кого оно вообще может состоять, если
не из народа? Из зверей и птиц, что ли? Ведь что это такое: “НАРОД”? Посмотрим
в словаре.
Словарь русского языка, Даль: “НАРОД — люд,
народившийся на известном пространстве”.
Советский энциклопедический словарь: “Все
население определенной страны”. То есть “вышли мы все из народа”, как пелось
в свое время. Все решительно. Крестьяне, мещане, рабочие, дворяне, даже
государи наши, поскольку они тоже “народились на известном пространстве”
и входили в состав населения определенной страны. Применительно к России
— русские, татары, чукчи, удмурты, эвенки, чеченцы, дагестанцы и прочие
лица кавказской национальности. Это Советская власть разделила нас на “народ”
и'“не народ”, провозгласив лозунг “Народ и партия едины”. Коммунисты числили
себя вне народа и, мне кажется, были правы. А теперь вдруг вспомнили о
том, что кроме компартии существует, оказывается, еще какой-то народ, и
предлагают из него сформировать правительство. Любопытная метаморфоза,
именуемая в зоологии мимикрией, то есть изменением окраски, чтобы не выделяться
из окружающей среды. А совсем недавно выделялись изо всех сил!
Вот ведь до чего одичать можно. До выпадения
в осадок из населения собственной страны. А причина одна: ненужные члены
организм отторгает, делая их для начала абсолютно неспособными к какой
бы то ни было деятельности. Ну и на что они годятся? Ни на что — одна обуза.
Мне куда больше по душе те, которые не болтают,
а делают свое дело. Причем вне зависимости от смены как премьеров, так
и правительств в целом. Вот таких и надо во власть. А Зюгановы-Шандыбины-Харитоновы
пускай и дальше пребывают вне народа. Народ им давно чужой. А они ему —
тем более...