Мой собеседник Виктор Вайнерман – человек в Омске известный: заслуженный работник культуры России, директор государственного Литературного музея им. Ф. М. Достоевского... Он, автор книги “Поручаю себя Вашей доброй памяти” (Достоевский и Сибирь), занимает далеко не последнее место среди исследователей творчества великого писателя.
     А вот как еврей 47-летний Виктор Соломонович – почти ребенок...
     – Мою маму звали Хана Перцевна, а отца – Соломон Гершкович. Вырос я на Украине и сполна хлебнул там антисемитизма, – говорит В. Вайнерман. – Тем не менее, я почти ничего не знал о еврейской культуре и традициях. Не могу понять, почему мои родители (царство им небесное!) не посвящали меня во все это. Между собой они иногда говорили на идише, но только для того, чтобы что-то скрыть от меня...
     Как это нередко бывает в наше время, евреем Виктора Соломоновича сделали не родители, а ... сын. Илья был мадрихом в Сохнуте, потом уехал в Израиль... И вот теперь знаток творчества Достоевского стал читать книги по иудаике, заходить в синагогу... А в зале его музея по воскресеньям собирается клуб любителей еврейской культуры.
     – Должен же Достоевский как-то оправдаться за тот антисемитизм, в котором его обвиняют, - шутит Виктор Соломонович по этому поводу.
     Если уж А. Куприн, автор “ Суламифи” и “Гамбринуса”, в частной жизни, оказывается, был юдофобом, если “совесть русской поэзии” А. Блок поддерживал литераторов-черносотенцев, то, что же сказать о Федоре Михайловиче, к которому давно и прочно прилепилось звание антисемита!..
     Вот об этом и состоялась у нас беседа.

     – Сразу отметим, что ни в одном своем романе Достоевский не опускается до антисемитских выпадов, – утверждает автор книги о Достоевском. – В “Братьях Карамазовых” встречаются, правда, нелестные высказывания о поляках и немцах, а в других произведениях – о французах. Еврейской же “темы” писатель касается только в “Записках из Мертвого дома”, где представлены художественно обработанные воспоминания о пребывании Достоевского на каторге в Омском остроге. И то – все его антиеврейские высказывания можно запросто списать на антисемитизм рассказчика, Александра Петровича Горянчикова, от лица которого ведется повествование. Так, последний, описывая единственного еврея в каторге, Исая Фомича, изо всех сил подчеркивает уничижительные особенности внешности и поведения “жидка”, указывает на его хитрость, дерзость, заносчивость и в то же время – глупость и трусость.

     – Но, помимо художественных произведений, о взглядах писателя говорят и его публицистика, и эпистолярное наследие...
     – Общеизвестные обвинения Достоевского в юдофобии базируются, главным образом, на исследовании “Дневника писателя”. В мартовском выпуске “Дневника” за 1877 год вторая и третья главы полностью посвящены изложению точки зрения Федора Михайловича на “еврейский вопрос” в России. Достоевский цитирует своих оппонентов, которые упрекают его в том, что он страдает этой застарелой болезнью человечества, и пытается откреститься от подобных обвинений. И делает это таким образом, что как бы обвиняет сам себя: он говорит о неких природных качествах евреев, которые поневоле вызывают отрицательные чувства у русского человека. Он пишет о безжалостности и паразитизме евреев по отношению к населению отсталых окраин России, о существовании еврейского “государства в государстве”, основанного на надменном противопоставлении богоизбранного народа всем остальным... Естественно, писателю – защитнику “униженных и оскорбленных” – антипатичны евреи-ростовщики, евреи-купцы и евреи-банкиры. И хотя его оппоненты пишут, что из трехмиллионной еврейской массы 2 млн. 900 тысяч ведут нищенский образ жизни, Достоевский не принимает в расчет этих цифр.
     ...Хотелось бы спросить Федора Михайловича, почему он не подсчитывает, сколько же кровососов среди русских в соотношении с евреями, почему эксплуататорские черты он видит только в евреях… Но ведь не спросишь...

     – Мне странно, что все это декларирует писатель, который так страдал даже от невинно пролитой “слезы ребенка”. Вот М.Цветаева, в своих прозаических воспоминаниях воссоздавшая крайне неприятные типы евреев, в стихах, напротив, сочувственно сравнивает поэтов с евреями: они ведь также непонимаемы массой, также гонимы...
     – Хочу вернуться к тому, с чего начал: в своих художественных произведениях, в отличие от автобиографических и публицистических, Достоевский никогда не опускается до антисемитизма, потому что его гениальность как художника побеждает его личные пристрастия и антипатии, в том числе юдофобию. Здесь, как и в случае с Цветаевой (которая гениальна именно как поэт), с Куприным, мы видим борьбу художника с личностью и победу первого над вторым.

     – Как тут не вспомнить прямо противоположный пример, но уже из нашего времени: победу личности над художником, вплоть до полного “убийства” последнего. Я имею в виду Валентина Распутина...
     – Еще бы хотел добавить такой штрих: Достоевский – и в своей жизни, и в творчестве – был необычайно с т р а с т н ы м человеком. Он страстно хотел, чтобы в России наступило время, когда не будет “униженных и оскорбленных”, когда все люди смогут реализовать свои способности... Он действительно так любил Россию и страдал от ее несовершенства, что пытался найти виновных... В лице немцев, поляков, евреев и прочих иноверцев.

     – Вы как будто оправдываете его ксенофобию и, в частности, антисемитизм...
     – Нет, я просто пытаюсь его понять. Знаете, однажды на конференции в Старой Руссе я оказался свидетелем такого разговора с Галиной Коган – одной из создательниц музея Ф. М. Достоевского в Москве. Разговор шел об эпилепсии Федора Михайловича, о страданиях его и жен писателя. Кто-то вдруг спросил Галину Владимировну: “Вы так много знаете о его здоровье и тяжелом характере. Как это все вас не оттолкнуло от Достоевского?” Ответ Коган – тоже еврейки! – я запомнил на всю жизнь. Она сказала: “Просто я его люблю...”
     Это, конечно, чисто женский подход. У меня – другое. Со студенческих времен Достоевский мне был интересен как писатель, мне хотелось понять, особенно применительно к его романам, - как это сделано. Пытался и пытаюсь понять психологию его творчества. И когда я вплотную подошел к такому явлению, как антисемитизм Федора Михайловича, я не отмахнулся от него, а сказал себе: вот, это еще одна д е т а л ь творческого механизма. Положил эту деталь перед собой, рассмотрел ее и... посвятил ей страницы в своей книге о Достоевском.
     И ничего смертельного во всем этом не вижу. Наоборот, мне непонятно, когда некоторые мои соплеменники возмущаются: “Почему вы занимаетесь Достоевским, если знаете о его антисемитизме?” Если возненавидеть всех, кто высказывался плохо о евреях и иудаизме (а примеры мы можем увидеть в статье Б.Сарнова, которую обсуждали выше), то поневоле начнешь ненавидеть русскую литературу и шире – Россию.

   ... В Омском музее им. Ф. М. Достоевского только часть залов посвящена писателю и его пребыванию в Омском остроге. Другая часть отдана экспозиции, рассказывающей о литературной жизни города на Иртыше в течение последних двухсот лет. Здесь немало фотографий деятелей культуры, среди них, конечно, есть и еврейские лица. Куда же без нас?

г. Омск