Следующие записи – это выдержки из дневника, написанного шестнадцатилетним еврейским мальчиком. Два года спустя он умер в Освенциме.
Декабрь 4, 1942
Заканчиваю сегодняшние записи. Я слышу тяжелый
вздох моей мамы.
Я думал, что в честь Хануки могло бы прийти
спасение или, по крайней мере, что-то хорошее, а вместо этого мы получаем
только новые беды.
Декабрь 7, 1942
За последние несколько дней не произошло ничего
важного как со мной, так и вокруг меня. Сегодня вечером мы зажгли пятую
свечу, и Ханука подходит к концу. Я больше
не могу надеяться на чудо. С каждым днем все больше и больше евреев высылают
то из одной, то из другой части города. Говорят, у немцев есть специальные
люди, которые ищут, где живут евреи, и показывают эти места. И тогда немцы
приходят и забирают наших братьев.
Декабрь 12, 1942
Четверг был последним днем Хануки. Мой отец,
маленький брат и я зажгли последнюю свечу, которую нам удалось достать,
хотя и не без труда. Когда я пел заключительную строфу ханукального гимна
“Маоз Цур”, я был глубоко тронут актуальностью этих слов:
Все наши беды – с первой и до самой ужасной – бесконечны, и от всех этих бед рождается один гигантский крик. Откуда бы не слышался этот разрастающийся стон, он идентичен стонам в других местах или в другие времена. Когда я пел “Маоз Цур” в последний раз на Хануку, я делал особый акцент на заключительной строфе. Но позже, когда я остался один, я спросил себя: “Что было наивысшей точкой этого подъема? Какую молитву я читал с наибольшей искренностью? Я уверен, что самые праведные мудрецы молились в час своих страданий об избавлении и спасении. Какие у меня есть заслуги, чтобы молиться о нашем освобождении”?Твердыня, оплот спасения моего,
Тебя подобает восхвалять.
Да воздвигнется дом молитвы моей,
Где мы принесем благодарственную жертву!
Когда ты уготовишь гибель нечестивому врагу,
Тогда завершу я пением псалма
Освящение жертвенника.