Председатель Центрального совета евреев в Германии – заметная фигура в немецком обществе. Политики прислушиваются к его мнению, когда обсуждаются проблемы антисемитизма, ксенофобии, иммиграции или нарушения прав человека. Именно он, как правило, первым бьет тревогу, если поднимает голову экстремизм любого толка, если ущемляются права меньшинств. Для человека, занимающего этот пост, журналистский штамп “совесть нации” – совсем не преувеличение.

     Активным участником возрождения демократической послевоенной Германии вошел в историю Хайнц Галинский (1912 – 1992), бессменный председатель еврейской общины Берлина (с 1949 года), председатель Центрального совета евреев в Германии (с 1988-го).
     Этот человек прошел все круги нацистского ада. Преследования со стороны фашистов он испытал уже в 1933 году, когда устроился на работу по окончании школы. Пытаясь найти спасение от гитлеровцев в большом городе, Галинские в конце тридцатых переехали в Берлин. В 1940-м Хайнца с женой и матерью, как всех берлинских евреев, направили на принудительные работы, а в 1943-м все члены его семьи были схвачены гестаповцами и отправлены в Освенцим. Там их разделили, и Хайнц никогда больше не увидел своих близких – их уничтожили через несколько дней после прибытия в лагерь. Сам он работал на корпорацию “ИГ Фарбен” (IG Farben) в зоне Буна (Освенцим III). Незадолго до прихода советских войск, зимой 1945 года, его перевели сначала в Бухенвальд, а потом в лагерь Берген-Бельзен. Там в апреле 1945-го Хайнц был освобожден британскими солдатами.
     После войны Галинский все силы отдал на восстановление нормальной жизни евреев в разоренной стране. Мало кто тогда верил, что на родине нацизма это возможно. Те немногие, кому посчастливилось уцелеть, стремились как можно скорее покинуть Европу и найти надежное убежище в США или Палестине. Хайнц остался в Берлине, где возглавил городскую общину и стал активным борцом с пережитками нацистской идеологии, с любыми проявлениями антисемитизма, который был еще широко распространен среди немцев. “Я выжил не для того, чтобы молчать”, – говорил он. Хайнц Галинский делал все, чтобы преступления нацизма не были забыты и преступники получили по заслугам.
     При нем в 1957 году был заложен камень в основание нового здания еврейской общины на берлинской Фазаниенштрассе, на том месте, где в Хрустальную ночь всегерманского еврейского погрома 9 ноября 1938-го была разрушена синагога. При нем же началась эмиграция евреев из СССР в Германию.
     Хайнц Галинский награжден высшими орденами ФРГ, а в 1987 году стал почетным гражданином города Берлина. Однако это не уберегло его память от надругательства: плита на его могиле была взорвана неонацистами.

      Преемник Галинского на посту председателя Центрального совета евреев в Германии Игнац Бубис (1927–2000) тоже пережил Холокост и во время нацистского террора потерял всех своих близких: его мать, отец, брат и сестра погибли в годы войны.
     Своей главной задачей Бубис считал создание в Германии “нормального” общества, в котором отношения немцев и евреев не будут отягощены ужасами прошлого. Но прошлое не должно быть забыто, иначе все самое страшное может повториться, считал он. Бубис пользовался высоким авторитетом, с ним советовались ведущие политики страны, долгое время он был консультантом канцлера Гельмута Коля по национальным вопросам. Казалось, его усилия не напрасны и благородная цель единения немцев и евреев вот-вот должна быть достигнута. С приездом десятков тысяч эмигрантов из стран бывшего СССР жизнь еврейских общин в Германии заметно оживилась. После дебатов, длившихся почти десять лет, немецкий парламент принял решение о строительстве в центре Берлина грандиозного памятника евреям, погибшим от нацизма. Опросы общественного мнения показывали явную толерантность немцев, терпимость по отношению к иностранцам. По данным международных еврейских организаций, уровень антисемитизма в Германии был одним из самых низких в мире.
     Но жестокое разочарование ожидало Игнаца Бубиса в конце жизни. В 1998 году известный писатель Мартин Вальзер произнес речь, моментально подхваченную всеми правоэкстремистскими группами и партиями. Выступая во франкфуртской церкви св. Павла по случаю получения престижной премии немецкой книготорговли, Вальзер заявил, что не желает больше слышать слово “Освенцим”, не хочет обсуждать еврейскую трагедию двадцатого века, все это причиняет ему боль и пора, наконец, подвести черту и прекратить разговоры о вине немцев в Холокосте. Его речь восторженно встретили почти все присутствующие на церемонии. Игнац Бубис сидел в зале один – остальные важные гости аплодировали стоя.
     Нельзя не признать: Вальзер выразил мнение многих своих соотечественников, совсем не антисемитов, но считающих, что при обсуждении вины их отцов и дедов нужно знать меру и такт. Выбор правильного языка в диалоге с новыми поколениями немцев и сегодня остается актуальной и острой проблемой. Но Вальзер не просто обратил внимание на эту проблему: его тезисы охотно подхватили явные и скрытые антисемиты, откровенные неофашисты, правые экстремисты – им как раз не хватало такой авторитетной поддержки.
     Последовавший затем публичный диспут двух оппонентов еще больше разжег пожар мнений, что дало Бубису основание назвать писателя-лауреата “духовным поджигателем”. И хотя эти дебаты с Вальзером завершились примирением, Игнац был глубоко разочарован открывшимся ему состоянием немецкого общества. За три недели до смерти он сказал в интервью журналу “Штерн”: “Я ничего не достиг, почти ничего. Евреи и немцы по-прежнему остаются чужими друг другу”.
     Игнац Бубис завещал похоронить себя не в Германии, а в Израиле. “Я не хочу, чтобы мою могилу взорвали, как это произошло с надгробием Хайнца Галинского”, – объяснил он это решение.
     …Спустя несколько часов после похорон в Тель-Авиве могила Игнаца Бубиса была осквернена: израильтянин Меир Мендельсон, бывший гражданин ФРГ, осужденный немецкими властями за мошенничество, облил ее черной краской.

     После Бубиса председателем Центрального совета евреев в Германии стал Пауль Шпигель, известный в Германии человек, много лет руководивший еврейской общиной Дюссельдорфа. О себе он рассказал в интервью, опубликованном в четвертом номере журнала “Штерн” за 2002 год. Как и оба его предшественника на этом посту – Хайнц Галицкий и Игнац Бубис, Шпигель принадлежит к поколению евреев, переживших Холокост. И хотя Пауль в годы войны был ребенком (он родился 31 декабря 1937 года), воспоминания об ужасах тех лет не оставляют его и теперь.
     Семья Шпигелей скрывалась от нацистов в Бельгии. Отца арестовали еще в Германии и отправили в концлагерь. Мать осталась одна с двумя детьми. В октябре 1942 года пропала старшая сестра Пауля Роза. Мать до самой смерти не могла простить себе, что не уберегла дочь. Она учила девочку отвечать “нет” людям в форме, если они спросят, не еврейка ли она. Но Розу спросил человек в обычной гражданской одежде. Не чувствуя опасности, девочка не стала лгать. В живых ее больше не видели.
     Пытаясь спасти сына, мать отдала пятилетнего Пауля людям, которые за деньги прятали у себя еврейских детей. О том времени он вспоминает как о самом тяжелом периоде своей жизни. Десять-двенадцать детей при малейшей опасности бежали в чулан и часами сидели в кромешной темноте на корточках, боясь пошевелиться. Немцев Пауль не видел, но представлял их себе злыми великанами, которые по всем странам разыскивают евреев. “Будешь шуметь, тебя убьют!”, – предупреждали дети друг друга. Даже став взрослым, Шпигель долго не мог отделаться от неприятного чувства опасности, единственной причиной которой было то, что он еврей.
     Воспоминания о пережитом ужасе преследуют человека всю жизнь. Макс Манхаймер, переживший Освенцим, рассказывал, как спустя десятилетия после войны в панике вырвался из больничного душа: он не знал, что пойдет из крана – вода или ядовитый газ.
     Пауль Шпигель не был в концлагере. Но и спустя годы после войны ему снились марширующие по дорогам в поисках еврейских детей колонны солдат – в серой форме, со стальными шлемами на головах, в коротких сапогах с толстыми подошвами.

     Когда война закончилась, Пауль был еще слишком мал, чтобы решать самому, где ему жить. С матерью он вернулся в родной городок Варендорф. Пройдя все круги ада, пришел домой и отец Хуго Шпигель.
     Несчастья Хуго начались в Хрустальную ночь 9 ноября 1938 года, когда ворвавшиеся к ним нацистские боевики отвели его на берег Эмса и жестоко избили. Изувеченный, окровавленный и грязный, приполз он под утро домой. В 1940-м его арестовали и отправили в концентрационный лагерь Бухенвальд, а осенью 1942-го перевели в Освенцим. Три года провел там Шпигель, выдержал немыслимые испытания, но смерти все-таки избежал. Незадолго до прихода советских войск немцы решили замести следы своих преступлений: почти всех уцелевших узников Освенцима погнали в другой концентрационный лагерь, Дахау, расположенный недалеко от Мюнхена. В этом “марше смерти” погибло восемьдесят процентов всех заключенных, но Хуго Шпигель снова уцелел. Однако силы его были уже на исходе. Когда 29 апреля 1945 года в Дахау вошли американские солдаты, он весил 41 килограмм – а до войны в нем было 80.
     Для Пауля навсегда осталось загадкой, как у отца хватило духу вернуться в родной город, где он знал почти всех, и где нередко мог столкнуться с бывшим нацистом на улице. “А куда я мог еще пойти?” – сказал Хуго Шпигель своему сыну. Больше на эту тему они не разговаривали.
     После войны Хуго некоторое время занимался торговлей скотом. Однажды к нему подошел человек, участвовавший в погромах Хрустальной ночи: “Что, евреи опять появились у нас?”. Вместо ответа Шпигель ударил его палкой, которой погонял коров. Подоспевшие на шум британские военные полицейские схватили Хуго и отвели в комендатуру. Когда он рассказал все коменданту, тот только спросил: “Почему же ты его не убил?”.
     Хуго Шпигель был первым евреем, избранным королем стрелков: эта почетная должность на традиционном всегерманском празднике, насчитывающем несколько веков, досталась ему в 1962 году.

     Сразу после войны философы Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер написали книгу “Диалектика просвещения”, в которой высказали следующую мысль: “После Освенцима никакой антисемитизм невозможен”. Пауль Шпигель говорит, что так же думали в то время и его родители. Сейчас это утверждение может вызвать лишь горькую усмешку. В Германии, возможно, меньше, чем во многих других странах, но все же постоянно отмечаются вспышки праворадикального насилия и ксенофобии. Особенно отвратителен, по мнению Шпигеля, антисемитизм утонченных интеллектуалов, духовной элиты общества. Это лишний раз проявилось во время дебатов Бубиса и Вальзера.
     Известный литературный критик Марсель Райх-Раники жаловался как-то в телевизионной передаче, что в отношении к евреям в Германии сегодня отсутствует “нормальность”. Пауль Шпигель считает, что нормальности никогда и не было. Даже такой высокоинтеллектуальный писатель и будущий противник гитлеризма, как Томас Манн, еще в 1918 году позволял себе оскорбительные высказывания о евреях.
     Иллюзии сладки, но опасны. С мифом об отсутствии антисемитизма, ксенофобии в демократической Германии приходится расстаться. По словам Шпигеля, если бы кто-то в 1945-м ему сказал, что в Германии снова будут гореть синагоги, он назвал бы его сумасшедшим. Для исправления пороков общества надо, чтобы люди эти пороки осознали. Именно эту задачу считает для себя главной новый председатель Центрального совета евреев в Германии. “Я регистрирую все, что происходит”, – сказал он корреспонденту журнала “Штерн”.
     Мимо внимания Пауля Шпигеля не проходят даже незначительные на первый взгляд факты. В небольшом городе Штольберге в земле Северный Рейн-Вестфалия был установлен памятник “Жертвам террора 1933–1945”. Скульптура имеет вид стилизованной свастики, сделанной из колючей проволоки. Шпигель публично выразил свое возмущение двусмысленностью этого решения и потребовал памятник убрать. Но многие не разделяют такое бескомпромиссное мнение, мемориал стоит и сейчас, правда, надпись несколько изменилась: “Жертвам нацистского террора”.
     Замечая все явные и скрытые проявления антисемитизма, Пауль Шпигель, тем не менее, заявляет: “Несмотря на все трудности и невзирая на вылазки правых экстремистов, я не могу назвать Германию праворадикальной или антисемитской страной. Мы доверяем этой демократии. Мы убеждены, что можем здесь жить, и мы хотим здесь жить. И сегодня мы живем не на чемоданах, как жили в Германии многие евреи до 60-х годов”.
     Автобиография Пауля Шпигеля, вышедшая в свет в конце 2001 года в мюнхенском издательстве “Ульштайн”, называется “Снова домой?”. По словам автора, издатели долго уговаривали его снять знак вопроса в названии книги: продавцы не любят никаких вопросов в имени товара. Предлагались другие названия вроде такого: “Я немецкий еврей”. Но Шпигель настоял на своем. Ему было важно подчеркнуть, что не может быть простого решения, когда человек оказывается перед проблемой возвращения в дом, из которого однажды был жестоко изгнан. Каждый сам решает, возможно для него это возвращение или нет.
     Своей книгой и всей своей жизнью Пауль Шпигель утверждает: “Да, это возможно”.