Итак, попробую поделиться всяческими сомнениями и тягостными раздумьями насчет великого и могучего... Вот написала первую фразу и сразу подумала: жаль, дети наши уже не поймут скрытого в этой фразе прикола. Жаль... А почему, собственно, жаль? Ну не считаю же я, в самом деле, что стихотворения в прозе – это именно то, что надо прочесть у Тургенева (да они никогда мне не нравились! Какая-то напыщенная многозначительность, которую нас заставляли зачем-то зубрить вместо “Отче наш” – безо всякого, надо заметить, встречного энтузиазма). Или, например, не понимают наши дети (в том числе и живущие сегодня в России), в чем же прелесть коржавинской баллады “Памяти Герцена” (помните? “...но декабристы разбудили Герцена, он не доспал, отсюда все пошло”) – так радоваться надо, что не читали они и не прочтут никогда одноименной ленинской статьи! Ей-богу, мало потеряли! О чем тут, собственно, сожалеть? То есть ответ, конечно, очевиден: о том, что бурный поток времени относит от нас поколение наших детей, а мы сидим на бережку или в лучшем случае двигаемся вдоль берега совсем с другой скоростью (фу, какая пошлая метафора! “об одном прошу, друг мой Аркадий, – не говори красиво!” Однако суть явления передает довольно точно). То есть не о них – о себе печемся! Нам-то, грешным, проще рассказать им, к примеру, как Горби безуспешно с пьянством боролся, чем самим разбираться во всяких там покемонах, реслингах и прочей ерунде в поисках точек соприкосновения и общих тем для беседы. Прочесть “Гарри Поттера” – это предел подвигов, на которые я, к примеру, способна, а вот знакомиться с комиксами про Капитана Подштанники я уже не в силах!
     Вспоминаются мне аналогичные размышления у Довлатова: “– Наши дети не читают по-русски! Они не читали Достоевского! Как они будут жить без Достоевского? – Ну и что? Пушкин же жил без Достоевского, и ничего!” Можно, конечно, бороться, барахтаться против течения, против того самого потока. А можно радоваться, что внуки наши будут читать Пушкина в переводе Набокова (классные переводы!), а не какого-нибудь Джона Смита. И Бродского – в авторском переводе. И Олдриджа – в подлиннике. В конце концов, чтобы быть культурным человеком, не так уж обязательно быть русским. И все-таки...
     Была я тут на родительском собрании в Мишкиной школе. Элитная такая школа, одна из трех официально лучших школ Нью-Йорка, с довольно крутыми вступительными тестами и усложненными программами. Сижу, стало быть, за партой в кабинете литературы. Обычная такая парта, вся исписанная-изрисованная, и в углу – русские матерные изречения латинскими буквами. Ну так комично смотрится слово из трех букв, где первая – “эйч”, потом – “ю” и “джей”! Захотелось с кем-нибудь поделиться, посмеяться вместе, и я обратилась к единственной белой некитайской мамаше, сидящей неподалеку: do you speak Russian? И если да – то полюбуйтесь! Та прочла и искренне возмутилась: какой ужас! И что, думаю, такого ужасного? Дети есть дети! А она опять: боже, какой ужас! Дети уже НЕ ПИШУТ ПО-РУССКИ! Действительно, ужас...