Юлия Андреева

            * * *

Завтра будут другие глаза.
Завтра будут другие мечты.
Мы увязли с тобой во вчера,
Где предел тишины.
За окошком сквозная зима.
Смяты простыни - черный шелк.
Одноразовая любовь,
Где предел тишины.
Всё забылось, забилось, сбылось –
Сонник, звезды, случайные сны.
Я на черном, как после огня,
Где предел тишины.

            * * *

Вся боль во мне.
Твой свет был краток.
Полет прервали.
Ты скатился на пол
И замер, не узнав, что был убит.
А боль – она во мне
Теперь горит.

            * * *

Грянул день – и я сошла с ума.
Свет лавиной скатился внезапно,
Застав нас вместе.
Так, что ты даже не успел на свое небо,
А я... обо мне позже,
Обо мне в другой жизни.
Мы не надели масок
И смотрели друг на друга в восхищенье!
Секунду.
Потом ослепли.

            * * *

Птиц по небу скользящие стаи -
Нотные строки
Следов не приемлют.
Оставляя тоску и желанье
Тоже, куда-то...
Но снова хватаешь, пытаясь,
Лета их странную мысль
Отложить на бумаге.

            * * *

Куда деваться мне от этой тьмы?
В пустой квартире ждать ежеминутно,
из бездны уходящего рассудка
доносятся чужие голоса.
"Мне холодно и пусто без тебя",
И каждый миг невыразимо чуток,
и каждый мир невыносимо сер.
И я бегу, и город принимает
сонеты без людских
чужих проблем.
А я с тобой иль без тебя -
не диво.
Вновь ты и я
. А счастье есть и нет.
Желать любви.
А за нее монетой...
Способной дозвониться
на тот свет.
Где ты и я –
опять семья.
Где голос твой,
где ты живой,
где ты и я...
Куда деваться мне от этой боли,
куда деваться мне от этой тьмы.

            * * *

Ушел ты
почерком знакомым
беда расписывает воздух
. Я вижу все ее приметы
без промедленья нахожу.
И траурным изящным крепом
подернуты живые розы,
как будто пламя без запретов
лобзало лепестки под утро.
Под утро. Ночью были свежи.
Алели розы, губы...
Свечи роняли слезы.
Я вздохнула,
беды примету уловила.
Потекший воск был ярко-красным.
Вино осталось недопитым
в полупустых бокалах, значит,
слез будет много - сколько капель.
Кому же плакать? - я спросила.
А ты не понял, рассмеялся.
Я знаю все беды приметы,
разлуки колкие намеки.
Ушел ты.
Даже не пытайся
искать обратную дорогу.
И дважды в реку опасайся
мою попасть.
Водовороты,
двойное дно, шальная скорость,
пороги, камни, жизнь другая.
Миров чужих тебе штук сорок.
А может больше. – Я не знаю.
Ты был вчера моей забавой,
игрушкой, мальчиком, конфеткой.
В моем бокале "Амаретто".
А слезы все в твоем бокале.

            * * *

Ты предал,
говоря "люблю", сжимая руку,
другой ты образ рисовал,
кумирам новым
лил фимиам,
пылал и клятвы веры
произносил.
Хоть знал, что эти боги
твоей души создания – не боле...
Обман, весенний ураган, смятенье.
Меня ты за руку держал.
Пусть даже тенью
стояли легионы их.
Меня, теряя, ты в шутку все переводил,
"родная" шептал.
И нежностью своей меня опутал.
Поцеловал и тем сразил.
Добил...
Иуда.

НА ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ ИГЛЕ
            СОНЕТЫ

1.

Разбита жизнь, а ты жалеешь чашку.
Униженна, растоптана бреду
с пакетом пряников к тебе на Пряжку.
Сама в виденьях, грезах и бреду.

О бледный лик луны - ты обернешься светом
к утру, и белых ангелов гурьба
нас окружит, завьюжит менуэтом,
волшебным, радостным, судьбы гульба.

Так филигранны образа деленья,
когда с небес струится вдохновенье
в окно сквозь прутья толстые на Пряжку.

Прямы души дороги в облака.
А дар любви – лишь сердце и рука.
Крылатый бог в смирительной рубашке.

2.

Крылатый Бог в смирительной рубашке,
ужель забыл мечты шальной полет,
неужто царство Божее на Пряжке?
И счастье никогда не позовет?

Здесь на иголку жизни ягоды
насажаны, а нитки нет, как нет.
Твоих видений солнечные пагоды
мне дарят смысл весны и нежный свет.

А ночь, а ночь – пушистое чудовище
дарует звезд несметное сокровище.
Украло пряник, обещая пир.

Мурлычет про титанов и пророков,
картавя так, что слышен только рокот
истории о том, как падал мир.

3.

Истории о том, как падал "Мир"
вещали все в стране телеканалы.
Ракетчики мечтали сделать тир.
Но всё ушло - что в Лету, что в анналы.

Потомкам сказки, мифы, ржавый хлам
за минусом удачи и халявы.
Не более того, что дали нам.
Высоты духа, выгребные ямы.

Любовь и душу - все, что есть отдай.
На сон грядущий счастье загадай.
Какое? - Пусть ведут потомки споры.

Разбили райский сад мы на стихах,
тех, что из сора. На любви грехах,
как на камнях, возводятся соборы.

4.

Как на камнях возводятся соборы?
На философских? Драгоценных? На каких?
Подводных рифах, видимо, ведь воры
не спят во тьме и ждут пожив любых.

Наш Петербург в балах и маскарадах.
Наш Петроград в штыках и кумаче.
Наш Ленинград в "Сайгоне" и парадах.
Трехликий призрак с Зимним на плече.

Тебя лечить – с ума сойдут врачи.
Стихи стекают с неба. Помолчи.
Ещё спугнешь. – Тонка канва души.

И лунный свет, струясь, выводит строки.
О город мой – мой властелин жестокий,
дай их услышать или сам пиши!

5.

Дай их услышать или сам пиши.
Подземный мир закрыт, бреду, шатаясь,
на Пряжку, говоря себе – спеши,
Видением в каналах отражаясь.

Мой чудный бред, мой милый сон
ты создал рай, где быть мне Евой,
Где чудеса со всех сторон,
Где мне рабой и королевой.

Но это скучно, мир звенит.
Какая Ева? Я Лилит!
Звезда хвостатая - комета.

Твою обитель подпалю,
больницу злую развалю.
Сороке Пряжку кинь. Примета...

6.

Сороке Пряжку кинь. Примета.
Пусть полетит, пусть понесет.
Весь мир перетечет в сюжеты,
и исключения не в счет.

Мой зачарованный избранник,
ты пленник белых колдунов,
любви запретной скорбный данник,
заложник наведенных снов.

А где-то рядом ходят Боги,
из сада Летнего – дороги
и тропы все восходят в Рим.

И драгоценностью каналы
в огранке каменной тиары
сияют волшебством своим.

7.

Сияют волшебством своим
в ночи дворцы, мосты, соборы.
Мы рядом тихо постоим,
оставим мысли, речи, споры.

Вот здесь зимою бомж замерз,
забыв, как в сказке, код двузначный
подъезда, где он с детства рос.
О, этот день был самым мрачным.

Озябших шлюх водоворот
кружит, любовь к себе зовет.
А мимо ангел пролетает.

Бесполый он, халявный он,
он менестрель, он глупый сон.
Наобещает и растает.

8.

Наобещает и растает,
укажет дверь, не дав ключа.
Мечта моя уже витает
и понукает сгоряча.

Куда еще? Совсем недавно
вот так же гнал меня амок
по той реке, несла что плавно
грааль. И в том был Бог и рок.

Мою беду поймет едва ли,
не пил кто водку из грааля
на алхимическом пиру.

Бессмертья страшная хандра
уж не оставит никогда.
Пусть саван ждет. Я не умру.

9.

Пусть саван ждет. Я не умру,
не соблазнить меня могиле.
Включившись раз в эту игру,
остановить ее не в силе.

На Петропавловской игле
мой ангел и дрожит, и млеет.
А лунный лук горит во мгле,
нудист Амур стрелять умеет.

И скольких уж подранил он.
И снова звон со всех сторон.
Но в этот раз обман, подделка.

Сквозь все года, сквозь все века
любила шизофреника!
Летит Васильевская стрелка.

10.

Летит Васильевская стрелка,
в которой суть самой любви.
А это право - не безделка -
всю жизнь пиши, всю жизнь пари.

Всю жизнь гори - а жизнь без края!
А боль не ведает границ!
Кто выпил водки из грааля,
немало жизненных страниц

переписал, и свет листа
мне слепит очи неспроста.
Уж скоро утро явит лик.

Высокий слог
на землю лег.
Рассвет мнет ночи черновик.

11.

Рассвет мнет ночи черновик,
и ты, вскочив на узком ложе,
к окну больничному приник.
Мой вечный спутник, ведь дороже,

родней тебя мне не найти.
Прости, что я источник боли
на долгом к Господу пути,
а не посланник "Доброй воли".

Мы в вечности любовники,
мы питерские гопники.
Он с крыльями, он с перьями, он с анашой, а я

гомункулов заводчица
с кольцом-чекой на пальчике -
Вполне даже приличная, нормальная семья.

12.

Вполне даже приличная, нормальная семья.
Мы с Питером окручены
трамвайными маршрутами
да теплыми метелями, что дарят тополя.

Одними белостишьями мы в белоночье молимся,
мы млечными не мрачными дорогами идем.
Созвучьями, созвездьями пусть каждый миг наполнится.
Мы с Петербургом под руку идем одним путем.

Грифонами заласканы
все свадебные лацканы.
Миллениум готовит для браков новый цвет.

Иван Корейша крестит
Крестовский остров вместе
с блаженной Ксеньей - утро их обращает в свет.

13. С блаженной Ксеньей - утро их обращает в свет.
Один мой друг в ночи преследовал виденье.
Ему являлась Лиза, Офелией и нет.
Хотел он ей помочь, дать счастья иль забвенья.

И на колени пав, орал несвязный бред:
"Жениться, иль не жить"! По лунному закону
вода течет столетья с того на этот свет.
Жениться, иль не жить"? Не верила такому.

Венозных вод поток исчез, пропал в канале,
Чем Спаса на Крови порадовал едва ли.
Но Питер всех простит, простил теперь и их.

Подводный мир затих, часы на Думской башне
им пробили пора. Явился сон вчерашний,
и счастье им одно досталось на двоих.

14.

И счастье им одно досталось на двоих.
Сиял поток, и лик Иисуса отражался.
Благословляя нас - "невеста и жених"!
Наш общих силуэт на волнах изменялся.

Упав из рук, грааль поплыл, ища иных
людей иль берегов в мистическом тумане.
Зевесов дождь златой летел для дел земных.
И мимо Воланд плыл в своем катамаране.

Ловя граалев след.
Ловя граалев свет.
Вот с этих пор хожу к тебе на Пряжку.

Приду, а ты в стихах.
Приду, а ты в слезах.
Разбита жизнь, а ты жалеешь чашку.