В КАКОМ МИРЕ СТОИЛО БЫ ЖИТЬ?
ЗАМЕТКИ С ФЕСТИВАЛЯ ФЕСТИВАЛЕЙ
     К великому сожалению, наша газета, из номера в номер пишущая о кино и кинособытиях города, по непонятным причинам не была аккредитована на прошедшем в конце июня “Фестивале фестивалей”. Также мы не получили приглашений на программу израильского кино и от Израильского культурного центра. Так что оное кино осталось за рамками публикуемой ниже статьи, поскольку наш корреспондент, не будучи официальным лицом, ограничился своими личными предпочтениями.
     Петербургский “Фестиваль фестивалей” – скорее показ фильмов мирового арт-хауза последних лет: большинство фильмов закуплено для проката, а некоторые уже в нем побывали; у “Фестиваля фестивалей” нет конкурса, нет “общей идеи”. Но зато можно за неделю посмотреть много хороших и не очень фильмов.
     Фильм Ивана Дыховичного “Копейка” закрывал фестиваль. Это обязывает. Но “Копейка” оказалась бесформенным скоплением анекдотов, наскоро связанных историей первой модели “Жигулей” – с 70-х годов до наших дней. Сценарий писал Владимир Сорокин, благодаря чему в фильме есть несколько забавных диалогов и колоритных персонажей. А претензия, видимо, была – история нашей страны за последние тридцать лет.
"Слезы черного тигра"
     Еще одно разочарование – таиландский фильм “Слезы черного тигра” (реж. В. Сартсанатьен). Режиссер попытался создать пародию одновременно на крутой боевик и на традиционную индийскую мелодраму. С боевиком более или менее получилось. Пародируя же мелодраму, режиссер слишком проникся духом первоисточника. Получилась очередная “Зита и Гита”. Можно, конечно, восхищаться фильмом как чистейшим образцом чистейшего кича, но это, по-моему, удовольствие на десять минут.
     Еще один азиатский фильм “Плохой парень” Ким Ки Дука (Ю. Корея), конечно, другого уровня. Тем не менее, если его же “Остров” казался открытием, “Плохой парень” скорее вторичен. Снова мир проституток, сутенеров и бандитов; снова гипертрофированное, причудливое насилие; снова отказ от общепринятых представлений о
"Плохой парень"
добре и зле. Фильм можно было бы с успехом назвать “Плохая девушка”: героиня фильма, аккуратненькая студентка, не просто несчастная жертва бандита и сутенера. К своей новой работе в борделе она внутренне готова с первых же кадров фильма. Над “Плохим парнем” витает тень бунюэлевской “Дневной красавицы”.
     Зато тайваньский фильм “Сколько там времени?” (реж. Цай Минлян) кажется мне чуть ли не лучшим фильмом фестиваля.
     Когда-то европейские режиссеры (Брессон, Тарковский, Вендерс) вдохновлялись работами старых японских мастеров: Одзу, Мидзогути. Теперь азиатский режиссер нового поколения виртуозно разрабатывает вендерсовскую тему: тотальное одиночество человека в современном городе, в современном мире. Герои Цай Минляна одиноки на родине и в далеком Париже, в отчем доме и в гостинице, в переполненном метро и в уютном парижском кафе. Единственным “собеседником” матери героя после смерти мужа становится огромная белая рыба в аквариуме, а сам герой пытается пробиться к миру, смотря старый французский фильм о таком же одиноком мальчике (“400 ударов” Трюффо). Наконец, Цай Минлян почти впрямую полемизирует с авторами модных европейских фильмов (“Интим”, “Порнографическая связь”), видящих в сексе, иногда полуанонимном, спасение от одиночества. “Эротические” сцены фильма – самые тоскливые, самые безнадежные. Но режиссер придумал финал, по силе и настроению сопоставимый со знаменитыми феллиниевскими концовками – улыбка Кабирии или хоровод в “8 1/2”. Если слово “катарсис” применимо к современному кино, то это тот самый случай.
"Река"
     Один из ранних фильмов Цай Минляна назывался “Река”. Так должен был называться и “восточный” фильм Алексея Балабанова, который он снимал в Якутии на якутском (!) языке. Фильм не был завершен из-за гибели исполнительницы главной роли. Балабанов смонтировал и озвучил материалы – получилось 50 минут настоящего кино, кино европейского класса. После легковесного “Брата-2”, после бездарной “Войны” Балабанов показал, как он умеет снимать человеческое лицо, человеческое тело, человеческие страсти и бесстрастную, бесконечную природу, поглощающую без следа людей с их земными делами и страстями.
     В “Плохом парне” героиня рассматривает альбом Эгона Шиле. Это венский художник начала прошлого века, формально необычайно изощренный, знавший в искусстве одну тему – обнаженное человеческое тело – и изображавший его со странной болезненной смесью восхищения и отвращения; как будто прямо из его работ появились некоторые персонажи последних фильмов Ханеке и Зайдля.
Ульрих Зайдль
    Кажется, именно австрийцы делают сейчас самое жестокое, самое мизантропическое кино в Европе. “Собачья жара” Зайдля стилистически не похожа на фильмы Ханеке, который развивает эстетику “классического” арт-кино 60-70-х годов. Зайдль опирается на свой опыт документалиста и эстетику “Догмы”. Тем не менее связь между ними несомненна: эпизод в “Собачьей жаре”, где два молодых мерзавца издеваются над женщиной, явно отсылает к “Забавным играм” Ханеке. Тема обоих режиссеров – как человек мучает себя и других. И если холодный классический стиль Ханеке создает дистанцию между нами и тем, что происходит на экране, то документальный стиль Зайдля плюс лица неизвестных или непрофессиональных исполнителей эту дистанцию демонстративно разрушают.
     Я никогда не считал, что есть народы, “предрасположенные” к нацизму. Но некоторые персонажи Ханеке и Зайдля не то что предрасположены, это законченные нацисты без Гитлера, нацисты без нацизма.
     Человеческое уродство, грязь человеческих отношений изображает и английский режиссер Д. Майбери в фильме “Любовь – это дьявол”, основанном на эпизоде из жизни английского художника Бэкона. Тема фильма – рождение из грязи человеческих отношений великого искусства – донельзя банальна. Но режиссеру удалось то, что удается очень редко (можно вспомнить фильм М. Пиала “Ван Гог”), – в изобразительном ряде передать стиль, манеру, настроение живописи Бэкона.
     Пока мы говорили о фильмах типичного авторского кино. Но были на фестивале и оскароносцы. Например, боснийский фильм “Ничья земля” (реж. Д. Танович).
     Танович, архивист армии боснийских мусульман, снял трагикомедию о сербско-мусульманской (т. е. гражданской) войне. В окопе на нейтральной земле оказываются солдат-серб, солдат-мусульманин и заминированный труп другого мусульманина. Потом выясняется, что мусульманин ранен, но просто снять его с мины нельзя, это мина-ловушка, она взорвется. Этот ход позаимствован из знаменитого рассказа Бориса Виана “Мурашки”. А так как все происходит на ничейной земле, то надо звать миротворцев-ооновцев. В общем, все кончается плохо: серб с мусульманином убивают друг друга, а раненый, никому не нужный, остается умирать на мине, разрядить которую миротворцы не сумели. Кажется, Танович хотел сатирически изобразить современную войну, насквозь пронизанную бюрократическими и медийными структурами, и потому абсолютно бесчеловечную. Возможно и символическое прочтение сюжета: неспособность миротворцев разрядить мину равна их неспособности разрешить югославский кризис. Но, для того чтобы создать антивоенную сатиру в духе “Швейка” или “Уловки-22”, Тановичу не хватает анархического темперамента их авторов, их великолепного презрения ко всяким приличиям и нормам. Танович аккуратен, он снимает аккуратное, почти голливудское, почти “ничейное”, нейтральное кино. Почти – потому что босниец все-таки симпатичнее серба. И все в этом фильме сбалансировано, и все предсказуемо. Есть, например, хороший ооновец – это сержант. Капитан уже похуже, а генерал – просто мерзавец. Но все бы ничего, если бы во второй половине фильма режиссер обратил свою сатиру против отцов-командиров, бросивших солдата в беде, а не против миротворцев. Брехт когда-то писал: “Пусть другие говорят о своем позоре, я буду говорить о своем”.
     Маленькая грузинская федерация распадается, как и большая югославская, болезненно и кроваво. И Г. Брегович, озвучивший апокалиптический “Андерграунд” Кустурицы, пишет музыку для фильма Н. Джорджадзе “27 украденных поцелуев”. Но Джорджадзе снимает фильм о рае на земле. О райском уголке, каким Грузия никогда, конечно, не была. Она создает мир, пронизанный любовью – чувственной и платонической, взаимной и безответной, мир, в котором все говорят на разных языках, но понимают друг друга.
     Фильмы, о которых написано в этой статье, рассказывают о мире, в котором нам приходится жить. Джорджадзе сняла фильм о мире, в котором стоило бы жить.
Леонид ЦЫТКИН
Сайт создан в системе uCoz