ФЕЛИКС САДОВНИКОВ

       ТРУДЫ И СНЫ

               ГЛАВА 1

                1.
Над домом Лаэрта сгущается тьма.
Смолкла вечерняя песнь цикад.
Дело к зиме. Не сойти б с ума,
Слушая ветер, что дует с моря.

Одиночество - наш добровольный ад.
Хоть бы воры залезли! Но в здешних домах
Нечего красть, и "дверь-на-запоре" - 
Лишь символ тоски, и псы сторожат
Хозяйские сны да хозяйское горе,
Лая со зла в темноту невпопад.

- Что тебе снится, Остров Итака,
В час, когда звезды над понтом встают?

Времени заполночь. Всего-то занятий -
Бормотать, уставясь на собственные пальцы,
Движущиеся как-то самостоятельно,
Словно вышивая что-то на пяльцах,
Или нащупывая, будто незрячие,
Струны, стрелы, нитей шелковины,
Хрени, фиговины. Времени заполночь.

- Остров Итака, не спится? Не спится?
Сосчитаны овцы. Есть рыбы и птицы.

Ночь - перебирание фраз из будущих книг.
NB. Ночь похожа на черновик.
И в час, когда Эос венчает восток,
Следует скомкать листок.

                2.
Одиссей начал другу писать письмо,
Но, когда не нашлось подходящих слов,
Он пошел к рыбакам. Те считали улов.
Волны бились печально о берег морской.

Ухал филин. В оранжевой дымке луна
Над морем была видна.

Он глядел, как они копошились в сетях,
По их возгласам мог предсказать, был
Удачным промысел или швах -
Кто воду морскую носит в горстях,
Тому черт сам глаза открыл.

Ветер стих. В оранжевой дымке луна
Над морем была видна.

- Здравствуй, царь! - сказали ему рыбаки. -
Мы поймали двенадцать летучих рыб.
Зная щедрость царской твоей руки,
Всю добычу тебе уступить могли б.
Соглашайся! Ведь это, в конце концов,
Знак: двенадцать - число богов.
Не нужно рыбы - бери хоть число -
Считай, сегодня тебе повезло!

(Это - четыре помножить на три:
Что снаружи - то и внутри,
Это, вдумайся! - дважды шесть,
Это Верх и Низ.
Это Там и Здесь.
Это треугольник, в коем каждая сторона
Зачинает Квадрат.
Это семь плюс пять.
Символ смены времён. Начало в Конце.
Это Бог и Дьявол. В одном лице.)

Одиссей не ответил. Они ушли.
Он какое-то время слышал вдали
Их беседу и вспомнил: его отец
Так ходил к пастухам. Те считали овец.
Так и есть. Я лишь тень своего отца.
Знать, не выплавить золота из свинца,
И ничто под оранжевой в дымке луной
Не ново. Стремление стать собой...
Стремленье найти покой...
Желанье махнуть рукой...

                3.
Утро - время, когда любая беседа
Сходит на нет или ползет со скоростью бреда,
И благо тому, кого это застанет спящим.

Когда заполночь друг приходит с бутылью -
Это дар небес. И, мешая с былью
Мифы в сосуде ночных разговоров,
Забываешь: друга, дары приносящего,
Бойся, как вора!

Ты не можешь уже ничего, даже быть мишенью
Для чужих острот или пьяных лобзаний.
Ты один. И с тобою мильон терзаний.
Ты не в силах даже сфокусировать зренье.
Все, что в данный момент имеет значенье, -
Вопрос про себя: "Они уйдут
Иль заночуют тут?"

                4.
Он почувствовал странный привкус во рту.
Он внезапно вспомнил, что видел сон.
Он вздрогнул от холода. Ночь была
Морозна. До него донеслось: в порту
Швартовалась чужая триера. Трубили в горн.
Скоро пойдут обычные утренние дела.

Пора бы домой.
Звезды тускнеют над головой,
И это,
Развивая бред одного поэта,
Тоже кому-то необходимо:
"Идешь вслед за Истиной?! -
Бойся пройти мимо!"

                5.
Его звали Гомер. Это даже не имя,
А вроде прозвища или клички,
Означавшей "нищий калека", "бродяга".
Он сидел посреди агоры, опустившийся доходяга,
И своими
Пальцами восковыми
Читал на ощупь шумерские таблички.

Еще он неплохо предсказывал погоду,
По нытью стариковских костей предвидя
Суховеи, ливни, урожаи и недороды.
Слепец, он презирал "видимую природу",
Познавая невидимую. Продавцы жареных мидий
Кормили его бесплатно. Он поедал подачки
Не благодарствуя, по-стариковски жадно,
Бормотал проклятья, кашляя надсадно,
Подбирал крошки, ползая на карачках.

Он знал: у каждой судьбы, как минимум, восемь версий,
И потому гадал, зажигая комочки шерсти,
Купцам - о прибылях, о женихах - девицам,
Предрекая с вероятностью один к восьми.
Будь он зрячим, он мог бы читать по лицам
Людей, которых считал детьми.

(Восемь - это число-осьминог.
Звезда из двух
Равновеликих квадратов,
Петля бесконечности,
Восьмиэлектронный атом.
Кислород. Оксиген. Дух. Рок.

Сведущий в восьми Благородных Искусствах
Властен над умом, инстинктом и чувством.
Восемь - это роза ветров,
Пересеченье восьми миров.)

                6.
Одиссея окликнули. Вздрогнув, он
Обернулся. Одетый в лохмотья старик
Смеялся и кашлял: "Ты видел сон?
В нем на тридцать лет постарел за миг?
Ты заглядывал в чашу с водой, и вдруг
Ты ощутил испуг?

Одиссей, это всего лишь вода!
Отраженья меняются. Суть - никогда!

Борода твоя поседела. Лоб
Пропахал морщинами божий плуг,
И ослабло зренье. Ты дряхл, беззуб.
Этим телом побрезгует даже гроб.
Ты, должно быть, струхнул, отраженье кляня?
Ты во сне был... немного похож на меня?

Мой царь! Еще многих обманет вода.
Отраженья меняются. Суть - никогда!

Что потом? Не открывшись ни в чем никому,
Ты был как соглядатай в своем дому.
Ты увидел: двенадцать могучих мужей
Добивались со смехом жены твоей,
А тебе кричали: "Эй, нищий! Спой!
Мы желаем песен! Давай, слепой!"

Одиссей, они просто круги на воде...
Они были Ничем. И теперь Нигде...
Пробудись же, Царь! Сон жизни - вода!
Сны кончаются смертью. Любовь - никогда!"

Любовь подобна песне ткача.
Или ткачихи. (Что, впрочем, неважно.)
Она бесконечно способна звучать,
Она поется, как жизнь, протяжно
И представляет собой одно
Вечно ткущееся полотно.

                7.
Выйди из города, не возвращаясь домой,
Не думая, кем отпущен был на поруки,
Если сон твой вырвал тебя из объятий скуки
И канвы событий, планируемых женой,
Уходи, не важно, с чьих глаз долой.
Если встретишь в толпе себя - обойди стороной:
С домом, знаешь, тоже стоит бывать в разлуке.

Отыщи какой-нибудь домик в горах,
Поприветствуй хозяина, смиренно проси приюта.
Не смущайся. Возможно, опыт в таких делах,
Еще пригодится. Бывает, всего минута
Борьбы с гордыней, ценнее, чем тридцать лет
Скитаний, подвигов и побед.
Посему размышляй неустанно над тем,
Что "быть" - это, в сущности, "быть Никем".


               ГЛАВА 2
 ОДИССЕЙ У ВОСПИТАТЕЛЯ

                8.
"Дитя, входи! Невзирая на то,
Что твой педагог не представлял тебя мужем,
Ты стал им. Однако об этом потом...
Ты с чем? И зачем
Я тебе нужен?
Садись, вот скамья.
Говори напрямик.
Слушать умеет
Этот старик.

Дитя, я узнал тебя. Тот же взгляд.
Те же повадки, помноженные на острый
Привкус лет. Ты понял, что время - яд.
Этим ядом здесь пропитан весь остров,
И даже козы дают пока
Дни - вместо молока.

Дитя, мирок наш опутан тяжелым сном,
Слишком глубоким даже для захолустья:
И люди, и время текут от истока к устью,
Не зная зачем и не сожалея о том.
И, погруженные в сон-круговерть,
Они "пробуждаются-в-смерть".

Дитя, ты вырос среди банальных идей,
Устаревших законов, истин расхожих.
Тебя, я помню, учили любить людей,
Платить долги и привечать прохожих,
Разум, Гуманность, Добро - ты бродил среди
Мертвых камней, и юность была впереди.

Увы, Одиссей! Я вынужден сообщить,
Что в мире хрупком и, как стекло, непрочном
Все, чему мне удалось тебя научить, - 
Тверже, чем камень. И потому - порочно.

Ныне вердикт старика таков:
Булыжник - орудие дураков.

Дитя, ты помнишь, как мы гуляли средь скал?
Как в жаркий полдень тропинкой спускались к морю?
Я детскую жадность познанья в тебе замечал,
Гадая, на счастье она иль на горе
Дана тебе небом. Не знаю того и теперь.
Но жизнь - это комната.
Смерть, соответственно, дверь.

Дитя засыпает? Как видно, старческий бред
Сморил молодца... Дремота смыкает вежды...
Я вижу юнца... Расстояние в сорок лет - 
Пустяк. Учитель живет надеждой,
Что тот придет туда, куда сам он не смог,
Хоть в детстве и был не менее длинноног.

                9.
Дитя, человек - есть лишь сумма трех
Стихий. Он помесь духа и праха -
То есть плод инцеста, запретного брака -
Вдох и Выдох, в итоге дающий Вздох.
(Акт Творенья был продиктован не страхом,
Но я знаю, чего опасался Бог...)

                10.
Тревожней всего - момент пробужденья,
Где б он ни застиг нас: во времени ли, в пространстве,
На ложе смертном или на месте лобном.
Следует быть готовым вернуться из странствий
В час, когда всего реальней виденья
И сны отчетливы и подробны.

Мой царь, я знаю, как страшно творить
Открытия, мысли, детей, событья,
Нести ответственность, просто быть
Или быть причинно-следственной нитью...
Но всякий вкусивший от тайных наук
Платит цену сомнений и мук.

                7.
Рассуждения о металлах и стихиях

Одиссей проснулся и вышел во двор.
На соломе лежали четыре пса.

- Аргус! - сказал Одиссей, - апорт! -
И забросил царский жезл в небеса.

И поднялся первый из четырех,
И, железную пасть оскалив, резвясь,
Он загривок вздыбил, и адский рев
Прозвучал над землей, в облаках отразясь.

И, когда напряженья железных жил
Невозможно было сдержать, прыжок
Разорвал пространство, и пес кружил
Среди туч. Но найти ничего не смог.

И тогда он вернулся, скуля, и приник
К руке хозяина: "Вот мой ответ -
То, что брошено вверх, вниз падет через миг.
Царь, прости, но того, что там было, - уж нет..."

И тогда пробудился второй из псов.
Он как будто из бронзы был весь отлит.
"Жезл, - сказал он, - в земле. В той основе основ,
Что упавшее с неба в себе хранит".

И двумя ударами бронзовых лап
Он, как плугом, земное чрево рассёк,
Он искал средь недр, где вечный мрак,
Но лишь глину и прах на хвосте приволок.

Он упал, удрученный, к ногам Царя,
И, роняя с морды налипший сор,
Прохрипел: "Меня обманула земля.
Она не хранитель пропажи, но вор..."

Третий Аргус с убогой подстилки вскочил
(Пес с серебряной шерстью, овечий страж),
Он клыки блестящие обнажил,
И азартно пролаял: "По части пропаж...
Ничто не может исчезнуть "вдруг",
Это просто оптический, Царь, обман.
Жезл похищен землёй.
Он же ею сбыт с рук.
Скупщик краденого - океан!"

Пес внимательно слушал молчанье рыб.
Он искал в пучинах, где донная муть.
Он вернулся ни с чем. Он едва не погиб.
И четвертый искатель отправился в путь.

Где был он - точно не скажет никто,
Но когда он вернулся, то молвил, смеясь:
"Я искал не там. И нашел не то.
У меня к тебе вести, блаженный князь!
Ровно в полдень сюда прибежит гонец
От царицы. Внемли же мне, господин!
Позабудь тоску, возвратись во дворец!
У тебя сегодня родился сын!"

И тогда Одиссей просветлел лицом,
Как от сна очнувшись, глядел вокруг
И шептал: "Я царским клянусь венцом,
Ты чудесные вести приносишь, друг...
То, что было ненужным, я выбросил вон.
То, в чем жизнь моя, - ты приволок в зубах!
Пусть же будет не мной, но собою он...
Одиссей нарекает его - Телемах".