И С В О Б О Д Ы
Мы балансируем на канате –
даже, можно сказать, на острие ножа.
………………………………………………..
В России испокон веков было так:
свободным оставалось только то,
на что не обращало внимание обывательство.
Как только взор обывательщины падал на что-либо,
вся свобода рассеивалась как дым.
А. Арефьев
Пейзажи – как на голову натянутое одеяло.
Александр Арефьев
(1931–1978), Владимир Шагин
(1932–1999), Рихард Васми (1929–1998)
– три богатыря Эпохи Андеграунда И Нонконформизма. Плюс еще двое
– Шолом Шварц (1929–1995) и поэт Роальд
Мандельштам (1931–1961) – получается
великолепная пятерка от величия которой захватывает дух и хочется вновь,
снова и снова, возвращаться к их небольшим, наполненным чистым дыханием
жизни, полотнам.
Предтечи “митьков”...
Герои мифов – бродяги, пьяницы и воры, философы и архитекторы. Никому не
известные достойнейшие художники "второй" культуры Ленинграда–Петербурга
ХХ века.
Арефьев, Шагин,
Шварц учились вместе в одном классе СХШ – средней художественной школы
при Академии Художеств. "Жалкие, вонючие, желчные одноклассники"; "художественная
школа – формализованное глупое дело, заскорузлое, чахлое – предложила нам
бутафорию и всяческую противоестественную мертвечину, обучая плоскому умению
обезьянничать. А кругом – потрясения войной, поножовщина, кражи, изнасилования..."
– так высказывался сам Арефьев о времени обучения.
СХШ и Академия
в то время совпадали по месторасположению.
Вольный ветер с Невы кружил головы, гнал прочь от гипсовых голов и засушенных
истеричных натурщиц. Первый бунт закончился приговором – "формалисты" –
и исключением. В СХШ уже пора подумать об открытии "Музея Всех Изгнанных
Из Ее Стен". Олег Григорьев
и Михаил Шемякин там
тоже будут. Илья Глазунов (учившийся
с "арефьевцами" в соседнем классе) – вряд ли.
 |
 |
 |
Арефьев.
Арех. Искал "живую натуру" и нашел ее в окнах женской бани. Так родились
сцены знаменитой "Банной серии",
выполненной в конце 40-х
– начале 50-х годов. "Увидеть натуру и затрястись" – как раз в такой момент
подглядывания за "ускользающим объектом" под юным художником раскатился
штабель дров высотой в 2 этажа.
Шагин.
Тихие пейзажи. Город и Пригороды. Дворы с дровяными сараями и дощатыми
заборами. Вдоль забора идет маленькая фигурка. Дым из трубы котельной.
Синие густые окна на желтом фоне. Мощный уверенный контур.
Васми. Безмолвие
зимы. Графичность. Канал. Тишина и чистота портретов. Входит в ОНЖ – Общество
нищих (непродающихся) живописцев. "Работы даю повисеть друзьям и хорошим
знакомым лет на 20. Продажа – это зависимость".
Шварц. Темные
рельефные картинки. Красный человек заблудился среди зеленых гаражей. Северный
экспрессионизм: швырять краски на холст, работать маляром и никаких усилий
к славе не предпринимать. Философ и Изобретатель. Уважает Александра Македонского,
Наполеона, Ленина...
 |
 |
 |
Роальд Мандельштам. Продолжал в стихах, вслед за Александром Блоком и Константином Вагиновым петербургскую тему:
И тени на крыши сойдут –
Каналы, как темные стекла,
В объятиях город сожмут...
Карлики листья куют...
 |
 |
Художественной школой
для "Групы Арефьева" стали Улица, Город, Друзья. "Наше смотрение на мир
в период довольно дикий было коллективное: мы собирались, обсуждали что
делать, где, интересно ли это". Они обучаются между собой, взаимно влияют
друг на друга, сравнивают холсты, ставят пластические задачи. Свой собственный
"Арефьевский круг" защищает от гибели. "Жизнь – живопись нужна нашей компании,
ее надо прятать от остальных..."
Как сорная трава
сквозь трещины асфальта соцреализма пробивалось их свободное
стихийное творчество. Материалом для нового искусства служили постоянная
напряженность психики, порой граничившая с сумасшествием ("полностью не
напряжешь психику – поступишь как все – погибнешь, напряжение психики дает
творческий подъем, раскрывающий духовные возможности") и горячность души
и тела ("... возрождали духом тело. Сохраняли горячность в себе – совместно
с духом").
В их картинах
слышатся звуки городского фольклора: блатные песни из подворотни, брань
коммунальных кухонь, шаги белой ночью по переулку, крики мальчишек во дворе,
тихие разговоры Двоих в пустой комнате, смех катающихся на лодках в Парке
Победы. Сюда же примешиваются хриплые стоны античных героев. Мотивы страсти-страдания
у Арефьева воплощались в образах Прометея, Патрокла, Прокруста. Любовь
и сочувствие к повседневному объекту изображения, приближение вплотную
к подлинной жизни сближает их с Перовым, Федотовым – реалистами
"святых шестидесятых" ХIХ века.
Первый выход
к зрителю у Васми и Шварца состоялся в 1976 году на выставке ленинградских
еврейских художников группы "Алеф", проходившей на квартире ее организатора
Евгения Абезгауза. Там же выставился
Арефьев, объявивший и себя евреем. Незаметный человек оставил отзыв: "До
свиданья. КГБ". Так в Ленинграде
начинался легендарный период подпольных,
"квартирных выставок".
Сам Александр
Арефьев своей судьбой, пожалуй, наиболее полно соответствовал образу "рано
сгоревшего честного художника". После двух лагерных сроков: "за покушение
на убийство", "за подделку документов, (рецептов?)", и
исключений с работы в 1977 году Арефьев отправляет письмо в ЦК КПСС с просьбой
выслать из страны и вкладывает в него паспорт и трудовую книжку. Через
год он, отверженный и одинокий, в 47 лет трагически погибает в Париже.
Сегодня, когда
под Пристально Стеклянным Взором мы отмечаем Наш Долгожданный Юбилей, а
Любовь К Петербургу становится почти официальным распоряжением, хочется
вспомнить тех художников, чье восхищение своим родным городом не зависело
от казенных предписаний и личных выгод. В случае “арефьевцев” почему-то
не возникает общих вопросов современного искусства: "ЗАЧЕМ?" и "КОМУ ВСЕ
ЭТО НАДО?", а остается только один, но самый важный: "Можно ли всю жизнь
рисовать болью и состраданием и в каких художественных школах этому учат?"