Книгу Филиппа Рота “Случай Портного”
я прочитал много лет назад в Лондоне. Прочитал с удовольствием и несколько
раз. На английском языке. Поэтому был несказанно обрадован, увидев ее изданной
по-русски в издательстве “Лимбус Пресс” в переводе С.Коровина.
Однако радость моя была преждевременна. И преждевременной была она из-за
качества перевода, сделанного небрежно и даже более того. В русском переводе
эта невероятно смешная история нью-йоркского еврея, напоминающая цепь скабрезных
анекдотов, рассказываемая им своему психоаналитику, превратилась в малопонятный
бред некого маньяка, почти гопника, в уста которого русский переводчик
даже вставляет слово “блин”, очевидно, из собственного лексикона.
С.Коровин, неудавшийся писатель “про заек”,
накладывает на перевод отпечаток своей личности. Подобно тому как герой
Филиппа Рота, трахающий все подряд, однажды трахнул целый обед своей примерной
еврейской семьи (на самом деле он трахнул говяжью печенку, которую ему
поручили купить, а затем печенка эта была приготовлена и съедена на обед),
переводчик Коровин беспардонно трахает всю книгу популярного американского
автора.
Спрашивается: куда смотрел редактор, известный
литературный критик и переводчик по образованию Виктор Топоров?
Однако Виктор Топоров, по его собственному заявлению, человек с “двойным
дном”. Так, по крайней мере, с подзаголовком “Записки скандалиста”
называлась его автобиографическая книга, вышедшая несколько лет назад в
московском издательстве “Захаров”.
В книге Топоров открыто эксгибиционировал
свою гнусность. Топоров похож на персонажа Рота, он тоже еврей, о чем заявляет
на первых же страницах своих мемуаров, и тоже протестует против своей еврейской
мамы, смачно рассказывая, как он довел ее до могилы. Произведение же посвящено
борьбе Топорова за членство в Союзе Писателей, куда его долго не принимали,
а приняли только после того, как он женился на одной из племянниц С.Михалкова.
В кирпиче на полтыщи страниц есть и шутка.
Одна. Автор рассказывает, как он указал переводчице Елене Баевской,
что неприлично подписываться Е.Баевская. Эта шутка, впрочем, хорошо известна
всем, кто знает Топорова лично. Если вы когда-нибудь с ним познакомитесь,
он и вам ее сразу расскажет. Будучи редактором издательства “Лимбус Пресс”,
Топоров только что выпустил в этом издательстве том своих протухших литературных
эссе под некротическим названием “Похороны Гулливера в стране лилипутов”,
где Гулливер – это поэт Иосиф Бродский, а лилипуты – догадайтесь сами!
Выставка личных вещей Бродского открылась
11 апреля в музее Анны Ахматовой. На открытие приехал из Москвы посол США
господин Вершбоу и вдова нью-йоркского издателя Бродского госпожа
Проппер. Однако контейнер с вещами писателя застрял во льдах Балтики
и на открытие опоздал. В результате экспозицию все же собрали – публике
показывали фотографии Бродского, страницу из его школьного географического
атласа и его почтовые марки.
Разглядывая коллекцию, я невольно вспоминал историю со скрепками Бродского,
рассказанную мне когда-то Владимиром Шубиным – бывшим старшим научным
сотрудником музея Ахматовой, живущим сейчас в Мюнхене. То была первая акция
памяти Нобелевского лауреата, закончившаяся крупным скандалом.
Со склада музея города в музей Ахматовой привезли
тогда стол Бродского. Заглянув внутрь, Шубин обнаружил там скрепки. “Скрепки
Бродского!” – закричал он. Сбежавшиеся сотрудники музея расхватали скрепки.
Над столом Бродского повесили фотографию комнаты Бродского.
На открытии было много народу. Неожиданно
раздался пронзительный женский вопль: “Это не стол Бродского!” “Что?! –
возмутился Шубин. – Как это – это не стол Бродского?” “Смотрите!” – продолжала
истерически завывать какая-то баба, показывая пальцем на висевшую над столом
фотографию комнаты Бродского. Там был действительно изображен совершенно
другой стол. Почему никому не пришло в голову своевременно сравнить снимок
с предметом мебели, так и осталось загадкой. Мистика.
А в редакции журнала “Новый Мир Искусства”
благополучно состоялись Вторые Мартовские Иды – литературный конкурс экстремальных
поэтесс, становящийся уже ежегодной традицией. Известная еврейская писательница
Юлия Беломлинская, автор вышедшего в издательстве “Амфора” садомазохистского
опуса “Бедная девушка”, повествующего о ее эмигрантских мытарствах
в одном из ночных клубов Нью-Йорка, где она работала “госпожой”, вознамерилась
показать поэтически-политический перформанс.
Обутая в высокие кожаные сапоги и коротенькую
юбчонку, с плеткой в руке, она решила заковать в наручники и высечь под
звуки собственных стихов самого Саддама Хусейна! Быть Саддамом Хусейном
она попросила автора этих строк. Заломив мне за спину руки, она надела
на них наручники. Когда она надевала наручники “Саддаму Хусейну”, руки
негодяя, воспользовавшись неожиданной возможностью, скользнули “бедной
девушке” под юбку и успели потрогать “где надо”.