– Люди, наступило ваше Страшное. Это – конец
этапа Истории. Теперь надо открыть Ворота. И быстро.
Голос замолчал, и невидимый миру взор остановился
на мне.
– У меня нет ключа – ответил я.
– Знаю, – произнес Голос.
И посреди зала возникла тень. Она сгустилась,
и я узнал девочку. Ту, любовь которой я обманул когда-то. Именно в этот
момент, именно для этого дела, именно сейчас и в этом облике Грех воззвал
к Совести, и она вернулась.
– Иди и открой ворота, – обратился к ней Голос
и добавил назидательно и мягко (он все-таки обращался к женщине), – ключ
у тебя есть.
Девочка стояла в нерешительности.
– Иди, – повторил Голос. – Быстрее, – громко
произнес Он.
– Но какой ключ? – делая последнюю попытку
избавиться от Предназначения, произнесла она...
– Он знает, – ответил Голос и уже почти гневно
произнес, – иди!
И она пошла, но почти сразу же побежала. Видимо,
Понимание уже настигло ее. И я тоже побежал. Полы скользили и приходилось
все внимание направлять на движение, координацию, на скольжение и повороты.
Впереди мелькало ее нелепое в конце века длинное платье, но бежала она
легче меня, почти не задевая за колонны и углы.
Минуя очередные ворота, двери и шлюзы, я проводил
рукой и произносил Закрывающее Слово. И двери врастали в косяки, створки
смерзались, занавеси превращались в камень. Я проводил рукой – и за нами
обрывались тросы лифтов, рушились мосты и эстакады. Ибо за нами гнались,
и я это знал.
Так в этом беге, который закрывал этап истории,
сошлось все – Женщина и Мужчина, Вера и Знание, порыв к Нему и бегство
от них. И еще много такого, чего я и не понимал.
Ибо История повернулась так, что мой народ опять стоял перед Воротами,
и надо было их открыть. А за нами, за двумя, катилась волна погрома. Я,
произнося Закрывающее Слово, отсекал ее от нас, а она несла Ключ, который
должен был открыть Ворота. И наш народ стоял перед ними, потому что земной
Израиль пал, и врата Небесного должны были распахнуться, чтобы принять
нас. Мелькали этажи, коридоры и залы. На каком-то участке рядом со мной
оказалась другая, она бежала рядом, радостно смеясь, помогала мне открывать
двери, в каком-то лифте, среди мелькающих огней табло, ее прижало ко мне,
она быстро и легко поцеловала меня, мы обнялись, я понял, что это навсегда
и что это кончится через несколько минут. Мы выскочили из лифта, еще сколько-то
лестниц, залов и анфилад, я с трудом затормозил.
Девочка стояла с жутко растерянным видом и
держала на ладони связку ключей совершенно квартирного вида. А перед нами
были Ворота, но это была стена, два сомкнутых монолита, молча уходившие
вверх, во Все, во Вселенную, и замочная скважина была, наверное, так велика,
что ее не было видно вовсе. Народ стоял вокруг и ждал. Я закрыл за нами
все, что мог, и сказал все слова, которые знал, но краем сознания ощущал
возникающий где-то сзади шум. Это было то, от чего я закрывал волшебными
словами все двери. Но оно, хотя и медленно, но все-таки приближалось.
Теперь была нужна ее Вера. Ключи лежали на
ладони. Она не знала, какой ключ нужен, и от знания нужно было сознательно
отказаться. Вера – это форма Любви. Любовь – это акт Веры. Это надо было
осознать, отказываясь от Знания. И это должна была сделать она, потому
что я, то есть знание, стоял сзади, и все, что мог сделать, уже сделал.
Так в этом беге, закрывавшем этап Истории, сошлись Предначертание и Свобода
Воли, Вера и Знание.
Ударил порыв ветра, вздрогнули огоньки всех
субботних свечей, послышался протяжный вибрирующий звук, и один из ключей
начал расти и светиться. Он повис в пространстве перед нами, он рос и менял
цвета от малинового через красный, оранжевый и желтый; белея, он поплыл
вперед, к этим камням, как тридцать веков назад; он приблизился к уходящим
вверх двум сомкнутым монолитам, уже голубея, он коснулся их, они
шевельнулись...
Я проснулся. С ясным сознанием того, что мы
успели, что Ворота открылись, что где-то МЫ – и я среди нас – совершили
Главное.