 |
Пожалуй, среди нас мало найдется тех, кто никогда не слышал о Марии Рольникайте. Уверена, что большинство читало ее главную книгу “Я должна рассказать”. Многие петербуржцы побывали на встречах с этим человеком невероятной судьбы, пережившим так много и ничего не захотевшим забыть за давностью лет. И вот мы узнали, что Марии Григорьевне Рольникайте в ноябре прошлого года, первой и пока единственной из наших соотечественников, был присужден приз Памяти Холокоста, учрежденный Фондом иудаики во Франции. Разумеется, редакция попросила об интервью...
– Мария Григорьевна, прежде всего, редакция газеты и, уверена, наши читатели
– мы все поздравляем Вас с этой наградой. Мы знаем, что Ваши книги печатаются
за рубежом, и уверены, что для многих и многих они открыли совершенно неизвестную
страницу Второй мировой войны. Очевидно, что присуждение Вам приза Холокоста
– проявление общественного резонанса на появление в западной печати этой
книги. Как же она пришла на Запад?
– Вообще-то она пришла на Запад во второй
раз. В 70-х годах уже прошлого века она выходила в разных странах, на 18
языках. А последнее издание – в новом переводе, уже с оригинала, то есть
с идиша – в Германии, потом во Франции и ожидается в Италии, благодаря
инициативе известной немецкой журналистки Марианны Буттеншон. Мы познакомились
в Вильнюсе на очередной годовщине, связанной с историей вильнюсского гетто.
Марианна оказалась очень передовым и симпатичным человеком. Она часто приезжает
в Петербург и в один из приездов попросила меня дать интервью для четырех
радиостанций, причем говорить на идише с последующим, уже для нее, переводом
на русский. Передача так и пошла в эфир: я начинала говорить, потом мой
голос стихал и дальше мои ответы уже читал диктор. Во время этих интервью,
прочтя книгу, Марианна заявила, что книга непременно должна выйти в Германии,
и обязательно в новом, без следов цензуры, переводе с идиша. Я ей ответила
немецкой поговоркой: “Это слишком красиво, чтобы быть правдой”. Но она
сказала, что это вопрос ее чести. Человек целеустремленный и активный,
она нашла литературное агентство (на Западе не принято, чтобы автор сам
занимался поиском издателя), которое, в свою очередь, договорилось с берлинским
издательством “Киндлер ферлаг”, и осенью 2002 года книга вышла тиражом
в 6 тысяч экземпляров. Издано прекрасно, с фотографиями, планом гетто,
именным указателем. Прекрасное предисловие к книге написала та же Марианна
Буттеншон.
– И какова судьба этого тиража?
– Книгу широко разрекламировали. Меня пригласили
в Германию на встречу с читателями. У них эти встречи отличаются от наших
и называются “Лезунген” – (Чтения). Автор не рассказывает, а читает отрывки
из книги. Совершенной неожиданностью была просьба читать на идише. Это
меня очень смутило, даже испугало: как немцы будут реагировать на еврейский
язык? Читала я по испещренной, с восстановленными вычеркнутых при редактуре
советского издания кусками, рукописи. В начале, честно говоря, от необычности
ситуации – читаю немцам по-еврейски! – я очень волновалась. Но слушали
внимательно, и я постепенно успокоилась. Вслед за мной в Берлине читала
– вначале тот же отрывок, потом уже другие – известная немецкая артистка
Ирис Бербен. Потом мы читали разные отрывки, я лишь давала небольшие пояснения
между ними. Кстати, на всех этих вечерах-встречах продавалась моя книга,
и всем желающим я ее надписывала.
После первой встречи я спросила у двух немецких
женщин, поняли ли они что-нибудь. Оказалось, что одна поняла больше половины,
а вторая ответила, что она не старалась понимать, ее интересовала музыка
еврейской речи. За 6 дней пребывания в Германии я дважды дала интервью
для телевидения: в Берлине и Франкфурте (кстати, во Франкфурте меня попросили
написать несколько слов по-еврейски, и камера это снимала). Пришлось выступить
на пяти радиостанциях и встретиться со школьниками старших классов.
Тираж разошелся, и уже при мне напечатали
еще четыре тысячи для Австрии и Швейцарии.
В ноябре опять пригласили. В течение 10 дней
я встречалась с читателями в Берлине, Гамбурге, Дюссельдорфе и нескольких
маленьких городках. Каждый день переезд, каждый день встреча. Кстати, в
небольшом городе Штаде отрывки на немецком читали ученицы моего тогдашнего
(военного) возраста. На всех этих вечерах-чтениях, естественно, слушатели
задавали вопросы. Вопросы были разные, и в том числе: как я отношусь к
немцам.
– Наверное, Вас об этом часто спрашивают?
– Во всяком случае, это было не впервые. Например,
во время предыдущего приезда я выступала по просьбе религиозной благотворительной
 |
в библиотеке г.Штаде (Германия). |
– На такие встречи приходили в основном люди старшего поколения?
– Нет, совсем наоборот, люди средних лет, молодежь, а вот пожилых, тех, кто по возрасту мог воевать, я на этих встречах не видела. То ли им не хочется вспоминать, то ли они и так все помнят – но их не было.
– Однако награду за свою книгу Вы получили не в Германии, а во Франции...
– Да, после Германии книгу перевели во Франции, и совершенно неожиданно мне позвонили из Парижа и сообщили, что французский Фонд иудаики (Fondation du Judaisme Francais) удостоил меня Приза памяти Холокоста и что торжественная церемония вручения состоится 17 ноября 2003 года.
– А что это за Фонд и каков критерий отбора лауреатов?
– Президентом Фонда иудаики во Франции является Давид де Ротшильд. В этот Фонд входят несколько, условно говоря, подразделений. Фонд Памяти Холокоста носит имя Якоба Бухмана, который завещал для этой цели свои деньги. Фонд учрежден в 1998 году. Приз присуждается одному человеку в год: писателю, художнику, историку, ученому, описывающему или изучающему все, связанное с геноцидом по отношению к еврейскому народу. Кому конкретно присудить приз решает авторитетное жюри из 16 человек под председательством Тео Клейна.
– И как же проходит церемония награждения?
– Согласно протоколу, открыть церемонию и вручить приз должен сам Давид де Ротшильд. Но как раз незадолго до намеченной церемонии в Турции взорвали синагоги, а в школу недалеко от Парижа бросили две гранаты. Еврейская общественность этим, естественно, была взбудоражена, и Ротшильд вместе с несколькими видными деятелями попросили аудиенции у президента Франции Жака Ширака. Он ее назначил как раз на тот день и час, когда должна была состояться упомянутая церемония. Так что Ротшильд попросил через председателя жюри извинения, и вечер вел г-н Тео Клейн. Однако мне передали текст речи, которую должен был прочесть Ротшильд.
Меня представила г-жа Симона Вайль – президент Фонда памяти Холокоста, бывший министр, видный общественный деятель Франции. О Якобе Бухмане рассказала его падчерица Розине Брон. Затем певица Лейеле Фишер спела песню, ставшую гимном партизан “Не говори, что это твой последний путь”. Эту песню на музыку братьев Покрасс написал в вильнюсском гетто
 |
призом Памяти Холокоста. |
– Но после церемонии было время отдохнуть, погулять по Парижу?
– Нет, Парижа я почти не увидела, разве что из окна такси. Не имея возможности посетить могилу папиного брата, расстрелянного нацистами во Франции, я поехала к дому, где он жил. Дядя был известным человеком, и на доме есть мемориальная доска. Я и постояла возле нее... А свободными у меня оказались только полтора часа. Определив по карте, что недалеко от гостиницы Елисейские поля, я, хоть под дождем, под зонтиком, но погуляла по ним. А вообще-то я ведь не для прогулок приехала.
– В своей книге Вы писали, что в первый раз Вам было очень трудно после войны поехать в Германию. А сейчас?
– Когда меня пригласили в первый раз – в 1967 году – было очень трудно решиться, – ведь тягостно было даже слышать немецкую речь. Но опять-таки это ж была не туристическая поездка. Во второй раз я поехала, чтобы выступить на семинаре для немецких радиожурналистов, посвященном судьбе евреев Прибалтики. Затем меня пригласило благотворительное общество “Яд Рут” – отмечалась очередная годовщина освобождения Освенцима. Я выступала в школах и, как уже говорила, даже в кирхе.
После выхода книжки (в 2002 году) ездить стало привычным долгом. Да и видела результаты – люди приходят, слушают, проникаются сочувствием. Получаю читательские письма. Одно меня особенно тронуло, от портье из гостиницы в Берлине, где я жила. Кроме добрых слов о книге, он написал, что работает ночным портье, чтобы иметь возможность завершить образование, что будет учителем истории, и моя книга послужит ему учебным пособием.
И то, что на этих встречах с читателями люди слушали еврейский язык, пусть в небольших дозах, тоже играет роль. Я понимаю, издательство организовало эти встречи ради рекламы и продажи книги, но при этом их отношение ко мне было отнюдь не казенное, а очень теплое.
– И все это в целом может свидетельствовать о том, что немцы извлекли-таки урок из страшной новейшей истории своей страны?
– Я отнюдь не идеализирую ни немцев (вообще нельзя обобщать народ, люди отнюдь не одинаковы), ни обстановку в современной Германии – там тоже есть сторонники фашизма, есть антисемитизм, но там этому пытаются противостоять. Я не видела ни одной свастики, ни одной надписи нацистского толка, что зачастую приходится видеть и слышать у нас .И то, что люди приходили на эти встречи, свидетельствует о том, что они хотят знать правду.
Сейчас в Германии готовится уже третье издание, так называемое “карманное” – меньшего формата, в мягкой обложке, более дешевое, а значит, и более доступное.
– А во Франции?
– Там страшный антисемитизм, люди в кипах или в черных хасидских шляпах, бородатые и в пейсах, просто могут на улице получить палкой по голове. Я считаю очень важным, что моя книга издана в этой стране.
– Я знаю, что совсем недавно, в 2002 году, Ваша книга была напечатана у нас в С.-Петербурге в серии “Проза петербургских писателей”...
– А если б Вы еще знали, какие безумные трудности были с ее изданием! Хорошо, что помог Еврейский общинный центр и его директор Александр Френкель. Хорошо, что была получена финансовая помощь от Джойнта. Между тем директор издательства мне прямо заявил: “Ваша книжка никому не нужна”. Были очень большие трудности и с изданием, и даже вывозом напечатанного тиража. В основном тираж роздан бесплатно, 900 экземпляров переданы для областных библиотек, 400 – в Общинный центр на Рубинштейна, 3000 – в Ассоциацию евреев-инвалидов и ветеранов войны и узников фашизма (из них 500 было отправлено в Израиль и 100 – в США), 300 – в общество бывших малолетних узников фашизма.
– И эта книга служит той миссии, которой Вы посвятили жизнь – противостоять угрозе фашизма...
– Я не оперирую такими пафосными понятиями. Я делаю что могу, при этом не обольщаюсь пустыми надеждами. В свое время, еще когда самое первое издание выходило на русском в “Госполитиздате”, там решили подстраховаться и заказали предисловие замечательному литовскому поэту, лауреату Ленинской премии, очень порядочному человеку Эдуардасу Межелайтису. Мы встретились, и в разговоре, когда у меня вырвалось: “Хоть бы был толк, хоть бы ее читали!..”, он сказал: “Фашисты читать не будут... Это – для равнодушных”. И я запомнила на всю жизнь, что моя книжка – для равнодушных. Я понимаю, что моя книжка – это маленькая щепка, и вряд ли она в состоянии удержать весь этот поток антисемитизма. Но хоть что-нибудь я должна сделать, ведь не зря мне дано было выжить. Это не красивые слова. Но я-то осталась, а те, чьи лица и имена я помню, кого любила и с кем дружила, с кем разделяла кошмар гетто и концлагерей – их нет. Значит, я должна говорить за них... Я часто на встречах объясняю, что завидую бывшим узникам, выбравшим после войны обычные профессии и ставшими врачами, учителями, продавцами, инженерами или бухгалтерами. Их жизнь течет полностью в современном русле, так, как и должно быть. А у меня 6 книг – и все они так или иначе о войне. Когда в Ассоциации евреев-инвалидов и ветеранов войны и узников фашизма готовилась “Книга живых”, оказалось, что многие бывшие узники даже своим детям и внукам ничего не рассказывали о пережитом. Я понимаю, насколько им было легче прожить эти 60 лет! И все-таки – я молчать не могу...
Маленькое печальное примечание от редакции: в Доме книги на Невском продано 12 (двенадцать!) экземпляров книги М. Рольникайте “И все это правда”. Значит, так крепко все помним? Или -- так все благополучно уже забыли?