Ставка Гитлера с июня 1941-го по ноябрь 1944-го
располагалась в лесу Мауэрвальд недалеко от Растенбурга в Восточной Пруссии
(сейчас это польский город Кентшин). Место называлось “Логово волка”. Отсюда
фюрер руководил военными действиями, здесь обсуждал с узким кругом приближенных
лиц положение на фронтах, принимал государственных гостей.
Проникнуть туда постороннему было невозможно:
“Логово” усиленно охранялось. Да и вся прилегающая территория была на особом
положении: всего в километре отсюда находилась штаб-квартира Верховного
командования сухопутных войск. Для приглашения в Ставку нужна была рекомендация
близкого к фюреру человека. Вызов на совещание полковника Клауса Шенка
фон Штауффенберга завизировал сам генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель,
руководитель Верховного командования вермахта, главный советник Гитлера
по военным вопросам.
Ранним утром 20 июля 1944 года граф фон Штауффенберг,
начальник штаба сухопутных сил резерва, вылетел с берлинского аэродрома
Рангсдорф в Растенбург, чтобы убить Гитлера. Это была сорок вторая серьезная
попытка покушения на фюрера. Все предыдущие провалились – фюрер словно
чувствовал опасность и чудом оставался цел.
Популярность Гитлера в немецком народе была
велика, но отнюдь не единодушна. Миллионы немцев ненавидели нацистов, тысячи
участвовали в Сопротивлении, но силы были неравны. Жестокость режима оказалась
неодолимой для его врагов внутри страны.
Сразу после прихода к власти диктатор видел
главную опасность для себя в левой оппозиции. Борьба Гитлера с противниками
была безжалостной и беспощадной. Всего за полгода, с января по июль 1933-го,
в лагеря и тюрьмы было брошено 26 тысяч инакомыслящих, в основном, социалистов
и
 |
Со второй половины 30-х годов реальную угрозу для Гитлера могли представлять те офицеры вермахта, для которых судьба Германии была важнее их собственной жизни. Гитлер сделал вооруженные силы послушным инструментом для достижения своих целей. Во время присяги каждый солдат и офицер клялся перед Богом отдать жизнь за Гитлера. Но диктатору этого было мало. В 1938 году он назначил себя Верховным главнокомандующим вермахта, а с 1 января 42-го еще и командующим сухопутными силами.
Несколько неудачных попыток покончить с Гитлером были предприняты в 1943 году, во время его посещения войск группы “Центр” под Смоленском. В самолет возвращавшегося в Берлин фюрера генерал-майор Геннинг фон Тресков подложил бомбу, замаскированную под подарок, но взрыватель не сработал.
Последней надеждой военной оппозиции стал друг Трескова полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг. Из всех заговорщиков только он имел возможность приблизиться к фюреру. Тресков и его подчиненный майор Иоахим Кун, военный инженер по образованию, подготовили для покушения самодельные заряды. 20 июля граф Штауффенберг и его ординарец старший лейтенант Вернер фон Гефтен прибыли в Ставку “Логово волка” с двумя взрывпакетами в чемоданах.
Трудно найти человека, менее подходящего по
своим физическим данным для покушения на Гитлера, чем граф фон Штауффенберг.
В апреле 43-го в Тунисе во время налета британской штурмовой авиации он
был тяжело контужен, потерял глаз, правую руку. На левой руке оставалось
только три пальца. Но выбора у заговорщиков не было. По состоянию здоровья
полковник Штауффенберг был переведен с фронта в штаб сухопутных сил резерва.
Решительности и мужества графу было не занимать – еще в 43-м он писал жене:
“Настанет время, когда я спасу Германию”.
Это время настало в июле 44-го. Откладывать
покушение дальше было нельзя, положение Германии становилось критическим:
с начала июня американцы и англичане высадились в Нормандии и открыли Второй
фронт, советские войска продвигались на запад уже по территории Польши,
неминуемое поражение гитлеровцев становилось очевидным.
Перед отлетом в Растенбург Клаус фон Штауффенберг
встретился со своим братом Бертольдом и сказал ему слова, которые тот записал
в дневнике: “Кто найдет в себе мужество сделать это, войдет в историю как
предатель, но если он откажется это сделать, то будет предателем перед
своей совестью”. Полковник словно предвидел судьбу людей своего круга.
 |
 |
 |
В “Логове волка” Штауффенберг доложил о своем
прибытии генерал-фельдмаршалу Кейтелю, который сообщил неприятную новость:
из-за жары совещание состоится не в бункере, как планировалось, а на поверхности,
в легком деревянном бараке. Взрыв в закрытом помещении был бы много эффективнее,
но времени изменить план уже не было: совещание должно начаться через час,
в половине первого.
Штауффенберг попросил разрешения сменить после
дороги рубашку, и адъютант Кейтеля Эрнст фон Фрайенд провел его в спальное
помещение. Там полковник стал срочно готовить химические взрыватели. Левой
рукой с тремя пальцами сделать это было не просто. Он успел настроить и
положить в портфель только одно взрывное устройство, как в комнату ворвался
Фрайенд и сказал, что нужно торопиться. Вторая бомба осталась без взрывателя
– вместо двух килограммов взрывчатки в распоряжении полковника остался
только один. Взрыв должен был прогреметь через 15 минут.
Когда Кейтель и Штауффенберг вошли в барак,
совещание уже началось. Присутствовало 23 человека, большинство располагалось
за массивным дубовым столом. Полковнику досталось место справа от фюрера.
Пока шел доклад о положении на Восточном фронте, Штауффенберг поставил
портфель с бомбой на стол поближе к Гитлеру и за пять минут до взрыва вышел
из помещения.
Случай и на этот раз спас тирана. Одному из
участников совещания портфель Штауффенберга закрывал карту, и он поставил
его под стол. Между Гитлером и бомбой оказалась толстая дубовая ножка стола.
В 12:42 мощный взрыв разнес барак в щепки. Взрывная волна бросила всех
присутствующих на пол, многие были ранены, четыре человека убиты. Гитлер
отделался легкой царапиной и порванными брюками.
Штауффенберг и Гефтен успели пройти проходную
и видели взрыв уже за оградой Ставки. Оба были уверены, что выполнили свою
задачу. С этим убеждением они в 13:15 добрались до Растенбурга и вылетели
в Берлин. Через два с половиной часа офицеры приземлились в аэропорту Рангсдорф,
где их, несмотря на договоренность, никто не встречал. Полковник позвонил
в штаб сухопутных войск на улице Бендлер и узнал, что ожидавшие там заговорщики
еще ничего не предпринимали. Он сообщил начальнику общего отдела Фридриху
Ольбрихту, что Гитлер мертв.
Только тогда Ольбрихт направился к генерал-полковнику
Фридриху Фромму, чтобы подписать у него специальный план “Валькирия”, предусмотренный
для чрезвычайного положения. Командующий сухопутными силами резерва решил
сам удостовериться в смерти фюрера и дозвонился в Ставку. Узнав от генерал-фельдмаршала
Кейтеля, что покушение не удалось, Фромм отказался участвовать в заговоре.
В это время в здание на улице Бендлер прибыли
Штауффенберг и Гефтен. На часах было 16:30, с момента взрыва прошло почти
четыре часа, а реализация плана “Валькирия” еще не началась. Все участники
заговора были в нерешительности, и тогда граф Штауффенберг снова взял инициативу
на себя.
Когда рассеялся дым после взрыва и выяснилось, что Гитлер не пострадал, в “Логове волка” стали искать того, кто заложил бомбу. Поиски быстро дали результат. Шофер, отвозивший Штауффенберга и его ординарца на аэродром, заметил, что полковник выбросил в окно сверток, и доложил об этом
 |
Людвиг фон Бек |
А в это время в штабе сухопутных войск на улице Бендлер события начали разворачиваться стремительно. Штауффенберг и Гефтен вместе с генерал-полковником Беком и другими заговорщиками пошли к Фромму и потребовали подписать план “Валькирия”. Фромм, знавший уже про неудавшееся покушение, вновь отказался, тогда его арестовали и заперли в соседнюю комнату. Место командующего занял один из заговорщиков, генерал-полковник Гёпнер, уволенный Гитлером из армии в 1942 году за отказ выполнить приказ, который генерал считал неправильным.
Штауффенберг не отходил от телефона, убеждая командиров частей и соединений, что фюрер мертв, и призывая выполнять приказы нового руководства – генерал-полковника Бека и генерал-фельдмаршала Вицлебена. Соответствующие депеши были посланы и в войска за рубежом. В
 |
фон Вицлебен |
Однако это был последний успех заговорщиков, больше ничего добиться не удалось: слишком неуверенно и хаотично они действовали. Многое из того, что было запланировано, в спешке просто забылось. Не были взяты под контроль правительственные здания в Берлине, прежде всего министерство пропаганды, имперская канцелярия, главное управление имперской безопасности. Осталась незанятой радиостанция. Планировалось, что генерал Линдеман должен был зачитать по радио обращение восставших к немецкому народу. Но в суматохе, царившей в здании на улице Бендлер, никто не догадался передать ему условный сигнал начать передачу.
Около шести вечера военный комендант Берлина Газе, получив телефонограмму Штауффенберга, вызвал к себе командира батальона охраны майора Ремера, сообщил ему о смерти фюрера и потребовал подготовить батальон для поддержки новых руководителей Рейха. Случайно присутствовавший при разговоре партийный функционер убедил Ремера связаться с гауляйтером Берлина, министром пропаганды Геббельсом, и согласовать с ним полученные распоряжения. Йозефу Геббельсу удалось установить связь с Гитлером, и тот передал свой приказ: Ремер производится в полковники и ему поручается подавить мятеж любой ценой.
В восемь часов вечера батальон Ремера уже контролировал основные здания в центре Берлина. В 22:40 рота курсантов военной школы, вызванная заговорщиками для охраны штаба на улице Бендлер, была разоружена, и свежеиспеченный полковник во главе своего отряда ворвался в здание. Граф фон Штауффенберг успел позвонить в Париж и сообщить, что все кончено, попытка государственного переворота провалилась.
Через пять минут верные Гитлеру офицеры арестовали Клауса фон Штауффенберга, его брата Бертольда, Вернера фон Гефтена, Людвига фон Бека, Эриха Гёпнера и других заговорщиков. Освобожденный из-под ареста генерал-полковник Фромм сразу начал действовать: “Господа, – сказал он, – теперь я сделаю с вами то, что вы сегодня хотели сделать со мной”.
Фромм объявил заседание военного суда и тут
же приговорил пять человек к смерти. Генерал-полковнику Беку позволили
покончить собой. Остальных осужденных вывели по одному во двор штаба и
расстреляли около кучи песка. Перед последним залпом Штауффенберг успел
крикнуть: “Да здравствует святая Германия!”. Расстрелянных тут же похоронили.
Других арестованных передали в руки гестапо.
Сразу после взрыва поведение Гитлера было
на удивление спокойное. Уже через час после покушения он встречал на вокзале
Растенбурга Бенито Муссолини, главу недавно образованной фашистами на севере
Италии республики Сало. Они вместе вернулись в “Логово волка”, где осмотрели
все, что осталось от взорванного барака. Но когда оба диктатора сели за
чай, Гитлера будто прорвало. С пеной на губах он кричал, что уничтожит
не только заговорщиков, но и всех, кто был с ними связан, включая членов
семей. Он жаждал не просто казни, но мучительных пыток, его враги должны
“висеть на крюках, как скот на бойне”.
 |
 |
 |
Желание фюрера было законом: на следующий день
после подавления мятежа Гиммлер создал специальную комиссию из 400 высших
чинов СС для расследования “заговора 20 июля”, и по всей Германии начались
аресты, пытки, казни... Под пытками люди выдавали все новых участников,
круг их ширился, кровь текла рекой. Всего по делу о покушении 20 июля были
арестованы более семи тысяч человек, казнены около двухсот. Среди репрессированных
противников режима были и участники уцелевших групп коммунистического Сопротивления.
Но прежде, чем мстить живым, гитлеровцы решили
свести счеты с мертвыми. По приказу рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера трупы
казненных во дворе штаба на улице Бендлер были выкопаны, сожжены и пепел
развеян по ветру.
Никто из участников заговора не готовил себе
убежище на случай провала восстания. Мало кто из них пытался скрыться,
да и тех почти всех выдали платные и добровольные осведомители.
Офицеры и генералы, участвовавшие в заговоре,
были уверены, что суд офицерской чести приговорит их к расстрелу, и видели
свой долг в том, чтобы умереть с достоинством. Они не представляли, какая
участь их ждала. Казни совершались в специально оборудованном для этого
помещении берлинской тюрьмы Плётцензее. Мучения подвешенных на огромных
крюках жертв снимали на киноплёнку, и фюрер часто наслаждался зрелищем
кровавой мести.
Те, кто лучше знал нацистские методы следствия,
старались не даться живым в руки гестапо. Утром следующего после взрыва
дня Геннинг фон Тресков, один из самых последовательных противников Гитлера,
уехал вместе с майором Куном на Восточный фронт в свою 28-ю Егерскую дивизию.
Оставив Иоахима Куна в части, генерал Тресков ушел в ближайший лесок и
застрелился.
Через несколько дней майор Кун добровольно
сдался в плен наступающим войскам Красной армии. Известный писатель, в
то время офицер политуправления фронта, Лев Копелев выдал Куну справку,
что тот является пленным “особого значения”. Переход Куна на сторону врага
был замечен гитлеровскими властями: майор был заочно приговорен к смерти
и за участие в заговоре 20 июля, и за измену. Но и в советском плену Куну
пришлось хлебнуть лиха: несмотря на сотрудничество с советской военной
контрразведкой “Смерш”, он был в 1951 году осужден на 25 лет лагерей. В
общей сложности он отсидел 11 лет, в том числе пять лет в Александровском
централе – каторжной тюрьме под Иркутском, и был передан властям ФРГ в
1956 году. Одиноким и больным стариком, избегавшим всяких контактов с соотечественниками,
всеми забытый Кун умер в городке Бад-Боклет, неподалеку от Киссингена.
Никто не считал его героем Сопротивления, в глазах немцев он был дважды
предателем.
После путча 20 июля Гитлер еще девять месяцев
был у власти. За эти время погибло вдвое больше людей, чем за пять военных
лет до покушения. Если бы заговор Штауффенберга и его товарищей был удачным,
история Второй мировой войны была бы другой.
Даже под пытками никто из заговорщиков не
раскаялся, все они действовали сознательно и убежденно. В предсмертной
записке генерал-полковник Бек написал: “Долг мужчин, которые действительно
любят отечество, отдать ему все свои силы. Даже если нам не удалось добиться
цели, мы можем сказать, что долг выполнили”.
Примерно то же поведал генерал Фридрих Ольбрихт
своему приемному сыну накануне путча: “Не знаю, как потомки будут оценивать
наш поступок, но знаю точно, что мы все действовали не ради своих личных
интересов. В критической ситуации мы старались сделать все возможное, чтобы
уберечь Германию от поражения”.
Но в глазах многих немцев путчисты 20 июля
даже после войны долгое время считались предателями, что и предвидел Штауффенберг.
Показательно отношение консервативной оппозиции к евреям. Отвергая геноцид,
многие считали еврейский народ принадлежащим к другой расе и предлагали,
как и нацисты, очистить Германию от евреев. Правда, в отличие от гитлеровского
“окончательного решения еврейского вопроса” они предполагали сделать всех
евреев гражданами нового государства.
Только перед самой смертью некоторые из оппозиционеров
осознали чудовищность преступлений нацистов. Один из идейных руководителей
заговорщиков бывший обер-бургомистр Лейпцига Карл
 |
Участники антигитлеровской оппозиции не были ни идеальными героями, ни святыми. Они часто были в плену господствующих предрассудков, не верили в демократию. Но они восстали против зла в то время, когда большинство их соотечественников поддерживали преступный режим или бездействовали. Восстание провалилось, а самих заговорщиков ждала жуткая казнь. Свой “Меморандум приговоренного к смерти”, написанный в тюрьме накануне казни, Гёрделер закончил так: “Я прошу мир принять нашу мученическую судьбу как жертву за немецкий народ”.
Когда-то генерал Тресков убеждал Штауффенберга: “Покушение надо осуществить любой ценой. Даже если мы не добьемся никакой практической пользы, оно оправдает немецкое Сопротивление перед миром и историей”. Сегодня имена Трескова и Штауффенберга, присвоенные казармам бундесвера, напоминают молодым солдатам об одиноких героях, для которых верность совести стала выше присяги тирану. Нынешних немецких школьников учат тому, что 20 июля 1944 года дала первый росток будущая свободная и демократическая Германия. Значит, жертвы восставших против диктатуры зла были ненапрасными.